Никколло Макиовелли
Московский государственный текстильный университет
2003.
Реферат по Философии на тему
Никколо Макиавелли
Студент: Жемков Денис Борисоч
Факультет Фитаэ
Группа 40-03
МАКИАВЕЛЛИ: БИОГРАФИЯ И
ЛИЧНОСТЬ
Никколо Макиавелли внешне был типичным флорентийцем, очень
напоминавшем Лоренцо деи Медичи. Он любил приятно провести время в весёлой
компании, сочинял стихи, блистая тем же тонким и едким остроумием, какое
было у Боккаччо и у Саккетти, у Пульчи, у Лоренцо и у Берни. Он не был
состоятельным человеком и при обычных обстоятельствах превратился бы в
одного из многих литераторов, трудившихся за определённую мзду в Риме или
во Флоренции.
Но после падения Медичи и восстановления республики Макиавелли был
назначен Секретарём и стал играть видную роль в государственных делах.
Выполнял дипломатические поручения в Италии и за её пределами, он приобрёл
немалый опыт – повидал людей и свет; он был предан республике всей душой,
настолько, что после возвращения Медичи он был готов принять любую муку.
В этой кипучей деятельности и борьбе закалился его характер, возмужал
дух.
Оказавшись не у дел, в Сан-Кашано, он предался размышлениям о древнем
Риме и о судьбах Флоренции – вернее, всей Италии. Практический склад его
недюжинного ума не давал ему предаваться иллюзиям и удерживал его в рамках
возможного. Увидев, что свобода утрачена, и помышляя лишь о независимости,
он попытался использовать как орудие спасения все тех же Медичи. Разумеется
это тоже было иллюзией.
Он ясно себе представлял, что Италия может сохранить свою
независимость лишь при условии, если вся она или большая её часть будет
объединена под эгидой одного князя. И он надеялся, что династия Медичи,
которая пользовалась властью в Риме и во Флоренции, возьмет на себя этот
долг.
Он надеялся также, что Медичи захотят прибегнуть к его услугам,
избавят его от вынужденного безделья и вызволят из нужды. Но те
использовали Макиавелли мало и плохо. Он закончил дни свои печально, не
оставив в наследство детям ничего кроме имени.
О нём было сказано: « Tanto nomini nullum par elogium » (« Имя его
выше всех похвал ») - Это слова надписи, составленной Феррони для памятника
Макиавелли, воздвигнутого в Санта-Кроче, во Флоренции, в 1787 году.
МАКИАВЕЛИ: ТВОРЧЕСТВО И
ФИЛОСОФИЯ
Его перу принадлежат «Десятилетие» - сухая хроника о « трудах Италии
за десять лет », написанная за пятнадцать дней, «Золотой осёл», книга из
восьми капитоло, - сатирическая картина упадка флорентийских нравов, книга
« О случае » - несколько капитоло, « О фортуне », « О неблагодарности »,
« О честолюбии », карнавальные песни, стансы, серенады, сонеты, канцоны. На
всех этих произведениях лежит печать эпохи: некоторые из них выдержаны в
вольном, насмешливом тоне, другие – аллегоричны и нравоучительны, но все
страдают сухостью. Стих его граничит с прозой, он мало выразителен, образов
мало, а те, что есть избиты.
Однако, несмотря на всю их банальность и отсутствие изящества, в этих
произведениях Макиавелли появляются признаки нового человека, наделённого
небывалой глубиной мысли и наблюдательностью. Воображение отсутствует, зато
ума в изобилии.
Говорят, что в 1515 году, когда появился « Неистовый Орландо »,
Макиавелли, находясь в Риме, похвалил поэму, но не скрыл своего
недовольства тем, что Ариосто в последней песне забыл упомянуть его имя в
перечне итальянских поэтов.
Перед нами критик, а не поэт. Не человек, который самозабвенно
сочиняет и фантазирует, подобно Лудовико Ариосто, а человек, пристально
наблюдающий за собой, даже когда он страдает, и с философским спокойствием
изрекающий суждения о своей судьбе и о судьбах мира. Его стихи походят на
беседу:
Надеюсь я, не веруя в успех;
Я слёзы лью – в них сердце
утопает;
Смеюсь, но внутрь не проникает
смех;
Пылаю весь – о том никто не
знает;
Страшусь и звуков и видений всех;
Мне всё мучений прибавляет.
Надеясь, плачу и, смеясь, горю,
Всего страшусь, на что ни
посмотрю.
Таковы рассуждения об изменчивости земных благ в «Фортуне». От
стихотворений Макиавелли остались лишь несколько удачных строк и несколько
изречений или глубоких мыслей, как в песне « О дьяволах » или « Об
отшельниках ».
Шедевр Макиавелли – его капитоло « О случае », особенно концовка: она
поражает и заставляет задуматься. Здесь в поэме уже чувствуется будущий
автор « Князя » (в настоящем издании называется « Государь ») и «
Рассуждений ».
Однако в таких произведениях как «Князь», «Рассуждения», «Письма»,
«Описание», «Диалоги об ополчении», «История» Макиавелли пишет спонтанно,
здесь всё его внимание приковано к конкретным вещам, погоню за красивыми
словами и фразами он как бы считает ниже своего достоинства.
Небольшая книжка, переведённая на все языки, которая называется
«КНЯЗЬ» затмила все остальные. И об авторе судили именно по ней, саму же
книгу рассматривали не сточки зрения её логической, научной ценности, а с
моральной точки зрения. Было признано, что « Князь » - это кодекс тирании,
основанный на зловещем принципе «цель оправдывает средства», «победителей
не судят». И назвали эту доктрину Макиавеллизмом.
Много было предпринято хитроумных попыток защитить книгу Макиавелли,
приписать автору то одно, то другое более или менее похвальное намерение. В
итоге рамки дискуссии сузилось, значение Макиавелли умалили. Такую критику
нельзя назвать иначе, как педантской.
Надо сказать, что, превознося мораль вообще, он в обыденной жизни
перешагивает через неё.
К несчастью для него его считали ни столько государственным деятелем,
человеком действия, сколько писателем. А его бедность, беспорядочный образ
жизни, плебейские привычки, «шедшие в разрез правилам» - как с укором
говорил ему безупречный Гвиччардини, отнюдь не улучшали его репутацию. На
потомков он оказал огромное влияние: одни его ненавидели, другие
превозносили, но слава его неизменно росла. Имя его продолжало оставаться
знаменем, вокруг которого “сражались” новые поколения.
Многие из изречений Макиавелли вошли в поговорку: «привести в
соответствие с принципами», «благополучие людей пресыщает, а несчастье
сокрушает», «людей следует или ласкать, или истреблять» - Этих афоризмов
или изречений у Макиавелли великое множество. Для писателей, пытавшихся ему
подражать, то был неиссякаемый источник мудрости.
Вместе со схоластической формой рушится и форма литературная, в основе
которой лежал период. В дидактических произведениях период имел скрытую
силлогическую форму, то есть предложение украшали и главная и средние идеи
силлогизма, что именовалось «доказательством», если тема была
интеллектуальной, и «описанием», если содержание сочинения составляли
только факты. Макиавелли пишет простыми предложениями,
избегая каких бы то ни было украшений. Он не «описывает» и не «доказывает»,
он повествует или возвещает, а поэтому ухищрения, необходимые для создания
периода, ему неведомы. Он убивает не только литературную форму, но форму
как таковую — и это в век господства формы, когда форма была единственным
божеством, которому поклонялись. Именно благодаря тому, что Макиавелли
обладал новым сознанием, содержание для него — все, а форма — ничто.
Точнее, в его глазах форма сама представляет собой вещь в ее истинной
конкретности, то есть в том виде, в каком она существует в сознании
человека или в материальном
мире. Ему не важно, будет ли вещь разумной, нравственной или прекрасной,
ему важно одно: чтобы она существовала в действительности. Мир устроен
определенным образом, и надо принимать его таким, как он есть; незачем
задаваться вопросом, может ли и должен ли он быть другим. Основа жизни, а
следовательно, и науки это Nosce te ipsum, то есть знание мира в его
реальности.Фантазировать, доказывать, описывать, морализировать — удел
людей, оторванных от жизни, погруженных в мир воображения. Поэтому
Макиавелли очищает свою прозу от малейших элементов абстракции, этики,
поэзии. Взирая на мир с сознанием своего превосходства, он провозглашает:
«Nil admirari» (ничему не удивляться) Ничто его не удивляет и не выводит из
себя, ибо он понимает; потому же он не доказывает и не описывает, он видит
и все проверяет на ощупь. Макиавелли берется за тему сразу, избегает
перифраз, описательных оборотов, отступлений, многословных доводов,
цветистых фраз, образных средств выражения, периодов и украшений, видя в
них препятствие на пути к видению. Он избирает кратчайший, а посему прямой
путь: не отвлекается сам и не отвлекает читателя. Речь его — ряд точных и
лаконичных предложений и фактов; все
«средние идеи», все акцидентное, эпизодическое отброшено. Макиавелли
напоминает человека, занятого серьезными вещами, у которого нет ни
времени, ни желания озираться вокруг. Эта его лаконичность, стремление
резюмировать главное — отнюдь не прием, подчас наблюдающийся у Тацита и
всегда у Даванцати, а результат естественной ясности видения, которая
делает ненужным все те «средние идеи», без коих посредственному писателю
никак не добраться до вывода, результат «полновесности» описываемого
предмета, благодаря которой ему нет нужды заполнять, пустоты с помощью
прикрас. Иной раз его простота граничит с небрежностью, а сдержанность с
сухостью — такова оборотная сторона его таланта.
Здесь перед нами прежде всего человек, а не писатель, вер нее,
писатель лишь постольку, поскольку он человек. Создастся впечатление, будто
Макиавелли даже не знает о существовании того общепринятого писательского
искусства, которое превратилось в моду и в условность
Проза Макиавелли — сухая, точная, лаконичная, богатая мыслями и
«вещная» — свидетельствует о зрелом уме, освободившемся от всех элементов
мистики, этики, поэзии и превратившемся в высшего руководителя мира, в
логику и силу вещей, в современный фатум. Именно таков подлинный смысл мира
в понимании Макиавелли. Если оставить в стороне вопрос о происхождении
мира, то он предстанет перед нами таким, как он есть: борьбой человеческих
сил и природы, развивающихся по своим законам. Богом Данте была любовь,
сила, объединяющая разум и действие; результатом была мудрость- Бог
