Николай Бердяев. Истина Православия
Hикoлaй Бepдяeв.
Истина Православия
Христианский мир мало знает Православие. Знают только внешние и по
преимуществу отрицательные стороны Православной Церкви, но не внутренние,
духовные сокровища. Православие было замкнуто, лишено духа прозелетизма и
не раскрывало себя миру. Долгое время Православие не имело того мирового
значения, той актуальной роли в истории, какие имели Католичество и
Протестантизм. Оно оставалось в стороне от страстной религиозной борьбы
ряда столетий, столетия жило под охраной больших империй (Византии и
России) и хранило вечную истину от разрушительных процессов мировой
истории. Для религиозного типа Православия характерно то, что оно не было
достаточно актуализировано и выявлено во вне, не было воинственно, но
именно потому небесная истина христианского откровения наименее в нем
исказилась. Православие и есть форма христианства наименее искаженная в
существе своем человеческой историей. В Православной Церкви были моменты
исторического греха, главным образом в связи с внешней зависимостью от
государства, но само церковное учение, самый внутренний духовный путь не
подверглись искажению.
Православная Церковь есть прежде всего Церковь предания в отличии от Церкви
Католической, которая есть
Церковь авторитета, и церквей протестантских, которые суть церкви личной
веры. Православная Церковь не имела единой внешне-авторитарной организации
и она незыблемо держалась силой внутреннего предания, а не внешнего
авторитета. Она оставалась наиболее связанной с перво-христианством из всех
форм христианства. Сила внутреннего предания в Церкви есть сила духовного
опыта и преемственности духовного пути, сила сверхличной духовной жизни, в
которой всякое поколение выходит из сознания самодовольства и замкнутости и
приобщается к духовной жизни всех предыдущих поколений вплоть до Апостолов.
В предании я имею один опыт и одно ведение с Апостолом Павлом, с
мучениками, со святыми, и со всем христианским миром. В предании мое знание
есть не только знание личное, но и сверхличное, и я живу не в отдельности,
а в теле Христовом, в едином духовном организме со всеми моими братьями во
Христе.
Православие есть, прежде всего, ортодоксия жизни, а не ортодоксия
учения. Еретики для него не столько те, кто исповедует ложную доктрину,
сколько те, кто имеет ложную духовную жизнь и идет ложным духовным путем.
Православие есть, прежде всего, не доктрина, не внешняя организация, не
внешняя форма поведения, а духовная жизнь, духовный опыт и духовный путь.
Во внутреннем духовном делании видит оно сущность христианства. Православие
есть наименее нормативная форма христианства (в смысле нормативно-
рациональной логики и морального юридизма), и наиболее духовная его форма.
И эта духовность и сокровенность Православия нередко бывали источником его
внешней слабости. Внешняя слабость и недостаток проявления, недостаток
внешней активности и реализации бросались всем в глаза, духовная же его
жизнь и духовные его сокровища оставались сокровенными и незримыми. И это
характерно для духовного типа Востока в отличие от духовного типа Запада,
всегда актульного и выявляющегося во вне, но нередко в этой активности себя
духовно истощающего. В мире нехристианского Востока духовная жизнь Индии
особенно сокровенна от внешнего взора и не актуализируется в истории. Эта
аналогия может быть проведена, хотя духовный тип христианского Востока
очень отличается от духовного типа Индии. Святость в мире православном, в
отличии от святости в мире католическом, не оставила после себя памятников
письменности, она оставалась сокровенной. И это еще причина, почему трудно
извне судить о о духовной жизни Православия. Православие не имело своего
века схоластики, оно пережило только век патристики. И Православная Церковь
и доныне опирается на восточных учителей Церкви. Запад считает это
признаком отсталости Православия, замирания в нем творческой жизни. Но
факту этому можно дать и другое истолкование; в Православии христианство не
было так рационализировано, как оно было рационализировано на Западе в
Католичестве при помощи Аристотеля и воззрений греческого интеллектуализма.
Доктрины никогда не приобретали в нем такого священного значения, и догматы
не были прикованы к обязательным интеллектуальным богословским учениям, а
понимались прежде всего как мистические факты. В богословском же и
философском истолковании догматов мы оставались более свободными. В XIX
веке в России была творческая православная мысль и в ней было проявлено
больше свободы и духовного дарования, чем в мысли католической и даже
протестантской.
Духовному типу Православия принадлежит изначальный и нерушимый
онтологизм, который представлялся явлением православной жизни, и затем уже
и православной мысли. Христианский Запад шел путями критической мысли, в
которых субъект был противопоставлен объекту, и была нарушена органическая
цельность мышления и органичная связь с жизнью. Запад силен сложным
развертыванием своего мышления, своей рефлексией и критикой, своим
уточненным интеллектуализмом. Но тут и была нарушена связь познающего и
мыслящего с первобытием и первожизнью. Познание выводилось из жизни,
мышление выводилось из бытия. Познание и мышление не протекали в духовной
целостности человека, в органической связанности всех его сил. На этой
почве Западом были сделаны великие завоевания, но от этого разложился
изначальный онтологизм мышления, мышление не погружалось в глубину сущего.
Отсюда схоластический интеллектуализм, рационализм, эмпиризм, крайний
идеализм западной мысли. На почве Православия мышление оставалось
онтологическим, приобщенным бытию, и это явлено всей русской религиозно-
философской и богословской мыслью XIX и XX веков. Православию чужд
рационализм и юридизм, чужд всякий норматизм. Православная Церковь не
определима в рациональных понятиях, она понятна лишь для живущих в ней, для
приобщенных к ее духовному опыту. Мистические типы христианства не подлежат
никаким интеллектуальным определениям, они также не имеют признаков
юридических, как не имеют признаков и рациональных. Подлинное православное
богословствование есть богословствование духовно-опытное. Православие почти
не имеет схоластических учебников. Православие сознает себя религией Cвятой
Троицы; не отвлеченным монотеизмом, а конкретным тринитаризмом. В духовной
жизни, в духовном
опыте и духовном пути отображается жизнь Святой Троицы. Православная
литургия начинается со слов: "Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святаго
Духа". Все идет сверху, от Святой Божественной Троичности, от высоты
Сущего, а не от человека и его души. В Православном представлении нисходит
сама Божественная Троичность, а не восходит человек. В западном
христианстве гораздо меньше выражена Троичность, оно более христоцентрично
и антропоцентрично. Это различие намечается уже в восточной и западной
патристике, из которой первая - богословствует от Божественной Троицы, а
вторая - от человеческой души. Поэтому Восток раскрывает, главным образом,
тайны догмата тринитарного и догмата христологического. Запад же, главным
образом, учит о благодати и свободе и об организации церкви. На Западе было
большее богатство и азнообразие мысли.
Православие и есть христианство, в котором наиболее раскрывается Дух
Святой. Православная Церковь поэтому и не приняла filioque, что видит в
этом субординационизм в учении о Духе Святом. Природа Духа Святаго наименее
раскрывается догматами и доктринами, но по действию своему Дух Святый нам
ближе всего, наиболее имманентен миру. Дух Святый непосредственно действует
на тварный мир и преображает тварь. Это учение раскрыто величайшим русским
святым Серафимом Саровским. Православие не только существенно тринитарно,
но видит задачу мировой жизни в преображении Святой Троицы, и по существу
пневматично.
Я говорю все время о глубинах тайн в Православии, а не о поверхностных в
нем течениях. Пневматологическая теологоия, ожидание нового излияния Духа
Святаго в мире легче всего возникает на православной почве. Это
замечательная особенность Православия: оно, с одной стороны, консервативно
и традиционно более, чем Католичество и Протестантизм, но, с другой
стороны, в глубине Православия есть всегда великое ожидание религиозной
новизны в мире, излияния Духа Святаго, явление Нового Иерусалима. Почти
целое тысячелетие Православие не развивалось в истории; ему чужд был
эволюционизм, но в нем таилась возможность религиозного творчества, которая
как бы приберегалась для новой, еще не наступившей исторической эпохи. Это
выявилось в русских религиозных течениях XIX и XX века. Православие более
резко разграничивает божественный и природный мир, Царство Божие и царство
кесаря, и не признает тут возможных аналогий, к которым часто прибегает
католическая теология. Энергия Божественная действует скрытно в человеке и
в мире. Про тварный мир нельзя сказать, что он есть божество, или что он
божественен, нельзя и сказать, что он вне-божественен. Бог и божественная
жизнь не похожи на мир природный и природную жизнь, тут нельзя проводить
аналогии. Бог - бесконечен; природная жизнь - ограничена и конечна. Но
энергия божества переливается в природный мир, воздействует на него и
просветляет его. Это и есть православное видение Духа Святаго. Для
православного сознания учение Фомы Аквината об естественном мире,
утверждающее его в противоположении миру сверхестественному, есть уже форма
секуляризации мира.
Православие в принципе своем пневматично, и в этом его своеобразие.
Пневматичность и есть последовательный, до конца доведенный Тринитаризм.
Благодать не есть посредник между сверхестественным и естественным;
благодать есть действие Божественной энергии на тварный мир, присутствие в
мире Духа Святаго. Именно пневматизм Православия и делает его наименее
законченной формой христианства, выявляя в нем преобладание новозаветных
начал над началами ветхозаветными. На вершине своей Православие понимает
задачу жизни, как стяжание, приобретение благодати Духа Святаго, как
духовное преображение твари. И это понимание существенно противоположно
законническому пониманию, для которого мир божественный и сверхестественный
есть закон и норма для мира тварного и естественного.
Православие, прежде всего, литургично. Оно научает
народ и развивает его не столько проповедями и преподаванием норм и законов
поведения, сколько самим литургическим действием, в котором дан прообраз
преображения жизни. Оно научает также народ образами Святых и внушает культ
святости. Но образы святых не нормативны; в них дано благодатное
просветление и преображение твари действием Духа Святаго. Эта
ненормативность Православия делает его труднее для путей человеческой
жизни, для истории, мало благоприятным для всякой организации и для
Страницы: 1, 2
