семьи местных бюргеров, которые на протяжении уже многих поколений
становились протестантскими пасторами. Семья принадлежала, таким образом, к
«хорошему обществу», но едва сводила концы с концами.
Юнг был малообщительным, замкнутым подростком, у которого не было
приятелей. К внешней среде он приспосабливался с трудом, сталкивался с непо-
ниманием, предпочитал общению погружение в мир собственных мыслей. Словом,
представлял классический случай того, что сам он назвал впоследствии
«интраверсией». Если у экстраверта психическая энергия направлена
преимущественно на внешний мир, то у интраверта она перемещается к
субъективному полюсу.
Уже в старших классах гимназии он обращается к трудам великих
философов прошлого - от Гераклита и пифагорейцев до Канта и Шопенгауэра.
Учение последнего о «мире как воле и представлении» оказало на него
особенно сильное влияние. Философский критицизм способствовал скептической
оценке протестантского богословия. Неприятие всего того, о чём толковали в
реформатской церкви, было связано не только с размышлениями на
теологические темы, каковым методично предавался Карл Густав, но и иными
причинами. Свои мемуары он не зря назвал «Воспоминания, сновидения,
размышления» - сновидения играли огромную роль в духовной жизни Юнга, позже
вокруг них строилась вся его психотерапевтическая практика.
В сновидениях Юнга той поры важен один мотив, который дает ему
основания для размышления. Он наблюдает образ наделенного магической силой
старца, который был как бы его alter Ego, «вторым Я». В мелких заботах жил
замкнутый и робкий юноша - личность N1, а в снах являлась другая ипостась
его «Я», личность N2, обладающая даже своим именем (Филемон). Прочитав под
конец обучения в гимназии «Так говорил Заратустра» Ницше, Юнг испугался: у
Ницше тоже была «личность N2» по имени Заратустра: она вытеснила личность
философа (отсюда безумие Ницше - так считал Юнг до конца дней своих,
вопреки более достоверному диагнозу). Страх перед подобными последствиями
«сновидчества» способствовал решительному повороту к реальности. Да и
необходимость одновременно учиться в университете, работать, зная, что
рассчитывать приходится лишь на свои силы, уводила от волшебного мира
сновидений. Что до личностей «внешнего» и «внутреннего» человека, то
главной целью юнгианской психотерапии станет их гармоничное единение у
пациентов.
Любопытно, что в университете Юнгу более всего хотелось учиться на
археолога. «Глубинная психология» своим методом чем-то напоминает
археологию. Известно, что Фрейд неоднократно сравнивал психоанализ с
археологией и сожалел, что название «археология» закрепилось за поисками
памятников культуры, а не за «раскопками души».
Юнг уже готовился стать специалистом по внутренним болезням, но в
последнем семестре нужно было сдавать психиатрию. На первой странице
учебника он прочитал, что психиатрия есть «наука о личности». «Мое сердце
неожиданно резко забилось. Я должен был встать и глубоко вздохнуть.
Возбуждение было необычайным, потому что мне стало ясно, как во вспышке
просветления, что единственно возможной целью для меня может быть только
психиатрия. Только в ней сливались воедино два потока моих интересов. Здесь
было эмпирическое поле, общее для логических и духовных фактов, которое
искал повсюду и нигде не находил. Здесь же коллизия природы и духа стала
реальностью», - вспоминал Юнг (1). Тут же было принято решение, которое
удивило всех, - психиатрия считалась самым не престижным для медика
занятием. Заключить себя в клинику умалишенных, да еще не имея никаких
средств для их лечения! Но сразу после окончания университета, позволив
себе такую «роскошь», как посещение театра и небольшое путешествие по югу
Германии, Юнг переезжает в Цюрих, в психиатрическую клинику, которой
руководил видный психиатр Э. Блейлер.
Базель и Цюрих имели для Юнга символическое значение. Культурная
атмосфера этих городов способствовала формированию особенностей его
мировоззрения. Базель - живая память европейской культуры, уходил корнями в
прошлое, в то время как Цюрих устремлялся в столь же далекое будущее.
Юнг в этих городах видел «раскол» европейской души: новая
индустриально-техническая «асфальтовая цивилизация» предает забвению свои
корни. И это зако-номерный исход, ибо душа окостенела в догматическом
богословии, на место которого приходит плоский эмпиризм науки. Наука и
религия, полагал Юнг, ступили в противоречие именно потому, что религия
оторвалась от жизненного опыта, наука же утратила контакт с жизнью
человека. «Мы стали богатыми в познаниях, но бедными в мудрости», - напишет
Юнг вскоре. По его мнению, все коренится в человеческой душе. Психология
для Юнга стала философским учением. Она должна была дать современному
человеку целостное мировоззрение, помочь ему отыскать смысл жизни.
«Каждая творческая личность представляет собой дуальность или синтез
про-тиворечащих качеств. С одной стороны, это все же человек, со своей
личной жизнью, а с другой - безличный творческий процесс. Как человек,
такая личность может иметь веселый или мрачный нрав, и ее психология может
и должна быть объяснена в личностных категориях. Но понять ее, как
художника, можно только исходя из твор-ческого достижения. Мы сделаем
большую ошибку, если редуцируем стиль жизни английского джентльмена, или
прусского офицера, или кардинала к личностным факторам. Джентльмен, офицер
и высшая церковная должность являются безличными масками, и для каждой
такой роли существует своя собственная объективная психология. Хотя
художник и является противоположностью социальным маскам, тем не менее тут
есть скрытое родство, поскольку специфически художническая психология носит
в большей степени коллективный характер, нежели личный. Искусство является
видом врожденной системы, которая овладевает индивидуумом и делает его свои
инструментом. Художник не является личностью доброй воли, следующей своим
целям, но личностью, позволяющей искусству реализовывать его цели
посредством себя. Как у человеческого существа, у него могут быть
собственные намерения, воля, и личные цели, но как художник, он «человек» в
более высоком смысле - он «коллективный человек», двигатель и кузнец
бессознательной психической жизни человечества. Это его социальная маска и
она иногда так тяжела, что художник вынужден жертвовать своим счастьем и
всем тем, что составляет смысл жизни обычных людей. Как сказал Г.А.Карус:
«Странны способы, которыми гений заявляет о себе, поскольку то, что так
превосходно его отличает, в ущерб свободе жизни и ясности мыслей
пронизывается господством бессознательного, его внут-реннего мистического
божества, идеи плывут к нему в руки - и он не знает, откуда; он вынужден
работать и творить - и он не знает, каков будет результат; он должен
постоянно расти и развиваться - и он не знает, в какую сторону» (6).
Учитывая это обстоятельство, совсем не удивительно, что художник для
психолога является представителем интереснейшей породы людей - с точки
зрения критического анализа... Если жизнь художника как правило в высшей
степени неспокойная, чтобы не сказать трагичная, то причиной здесь не
абстрактный промысел судьбы, а внутренняя инфернальность и неспособность
адаптироваться. Личности приходится дорого платить за божий дар творческого
горения. «Творческий импульс в такой степени может лишить его человечности,
что личностное эго может существовать лишь на примитивном или низком
уровне, что неизбежно приводит к развитию у него всевозможных нарушений -
жестокости, эгоизма, тщеславия и других инфантильных черт...» ( 4).
В 1902г. Юнг защитил докторскую диссертацию «О психологии и патологии
так называемых оккультных феноменов». «Гармонию» оккультизма Юнг проверяет
«алгеброй» психологии и психиатрии. Он прилагает к оккультизму знания о
помра-ченных состояниях и отмечает, что психопатологические состояния
повсеместно встречаются и у здоровых людей. В том числе у пророков, поэтов,
вероучителей, основателей сект и религиозных движений. Юнг пытается
представить, что же на самом деле происходит в сознании медиума, когда тот
начинает «общаться с иным миром». В общение с загробным миром он не верит,
свести же все к актерству трудно. Скажем, один из «духов» совершенно
свободно говорил на литературном немецком языке, тогда как полуграмотная
девушка-медиум, в которую «вселились» духи, им едва владела. Швейцарский
диалект сильно отличается от «высокого» немецкого. Юнг делает вывод, что
речь идет о бессознательном, о диссоциации, распаде на части личности
медиума, появлении в его психике нескольких «Я», каждое из которых
существует независимо от другого.
Это не «духи», а бессознательно оформившиеся особые «личности». В
состоянии транса они просто вытесняют «Я» медиума или пророка. Содержание
речений «духов» сводится к личному опыту медиума: тот же литературный
немецкий был когда-то усвоен девушкой, но без постоянной практики оказался
вытесненным в бессознательное. Один из «духов» описал через медиума
довольно сложную систему мироздания, которую эта девушка при всем желании
не могла сочинить, как и прочитать где-нибудь о подобной системе, которая
очень многими чертами напоминала представления о мире одной из гностических
сект начала нашей эры.
Юнг подходит к центральному пункту своего учения, которое позже он
назовет учением об архетипах; за порогом сознания лежат вечные праформы,
проявляющиеся в разные времена в самых различных культурах. Они как бы
хранятся в бессознательном и передаются по наследству от поколения к
поколению. Бессознательные процессы автономны, они выходят на поверхность в
особых состояниях - трансах, видениях, в образах, создаваемых гениальными
поэтами и художниками. Но этот вывод, по мнению самого Юнга, нуждался в
экспериментальном обосновании.
В 1903 году Юнг сознает в городке Бурхгельцы лабораторию
экспериментальной психопатологии, где были проведены первые работы,
позволившие ему обосновать ядро своей философии - учение о коллективном
бессознательном.
Известность Юнгу принес прежде всего словесно-ассоциативный тест,
позво-ливший экспериментально выявить структуру бессознательногo. Тест
содержал обычно сотню слов. Испытуемый должен был тотчас реагировать на
