мифологии трудятся малоэффективно. Вместе с тем Сократа не интересовала и
природа. Проводя аналогию с современными ему китайцами, можно утверждать,
что Сократ ближе к конфуцианцам, чем к даосцам. Он говорил: «Местности и
деревья ничему не хотят меня научить, не то что люди в городе» (20 Д).
Однако по иронии судьбы Сократу пришлось расплачиваться за физику
Анаксагора. Ведь из-за его воззрений в Афинах был принят закон, объявляющий
«государственными преступниками тех, кто не почитает богов по
установленному обычаю или объясняет научным образом небесные явления».
Сократа же обвинили в том, что он якобы учил, что Солнце—камень, а
Луна—земля. И как Сократ ни доказывал, что этому учил не он, а Анаксагор,
его не слушали. Суть же своих философских забот Сократ однажды с некоторой
досадой выразил Федру: «Я никак еще не могу, согласно дельфийской надписи,
познать самого себя» Дело в том, что над входом в храм Аполлона в Дельфах
было начертано:познай самого себя! Призыв «Познай самого себя!» стал для
Сократа следующим девизом после утверждения: «Я знаю, что я ничего не
знаю». Оба они определили суть его философии.
Самопознание имело для Сократа вполне определенный смысл. Познать самого
себя—значит познать себя как общественное и нравственное существо, притом
не только и не столько как личность, а как человека вообще. Главное
содержание, цель философии Сократа—этические вопросы. Аристотель позднее в
«Метафизике» скажет о Сократе: «Сократ занимался вопросами нравственности,
природу же в целом не исследовал» (1, 6)
Метод Сократа. Философски чрезвычайно важен метод Со-крата, применяемый
при исследовании этических вопросов. В целом его можно назвать методом
субъективной диалектики. Будучи любителем самосозерцания, Сократ вместе с
тем любил общаться с людьми. К тому же он был мастером диалога, устного
собеседования. Не случайно обвинители Сократа боялись, что он сумеет
переубедить суд. Он избегал внешних приемов, его интересовало прежде всего
содержание, а не форма. На суде Сократ говорил, что будет говорить просто,
не выбирая слов, ибо он будет говорить правду так, как привык говорить с
детства и как он потом говорил на площади у меняльных лавок. Алкивиад
отмечал, что речи Сократа на первый взгляд кажутся смешными, будто он
говорит теми же словами об одном и том же, а говорит он о каких-то вьючных
ослах, кузнецах и сапожниках. Но если вдуматься в речи Сократа, то только
они и окажутся содержательными. К тому же Сократ был искусным собеседником,
мастером диалога, с чем и связана его субъективная диалектика как метод
познания.
Ирония. Однако Сократ был собеседником себе на уме. Он ироничен и лукав.
Прикинувшись простаком и невеждой, он скромно просил своего собеседника
объяснить ему то, что по роду своего занятия этот собеседник должен хорошо
знать. Не подозревая еще, с кем он имеет дело, собеседник начинал поучать
Сократа. Тот задавал несколько заранее продуманных вопросов, и собеседник
Сократа терялся. Сократ же продолжал спокойно и методически ставить
вопросы, по-прежнему иронизируя над ним. Наконец, один из таких
собеседников, Менон, с горечью заявил: «Я, Сократ, еще до встречи с тобой
слыхал, будто ты только и делаешь, что сам путаешься и людей путаешь. И
сейчас, по-моему; ты меня заколдовал и зачаровал и до того заговорил, что в
голове у меня полная путаница... Ведь я тысячу раз говорил о добродетели на
все лады разным людям, и очень хорошо, как мне казалось, а сейчас я даже не
могу сказать, что она вообще такое» (80 А В). Итак, почва вспахана.
Собеседник Сократа освободился от самоуверенности. Теперь он готов к тому,
чтобы сообща искать истину.
Антисофистичность Сократа. Сократовская ирония—это не ирония скептика и
не ирония софиста. Скептик здесь сказал бы, что истины нет. Софист же
добавил бы, что, раз истины нет, считай истиной то, что тебе выгодно.
Сократ же, будучи врагом софистов, считал, что каждый человек может иметь
своё мнение,, но истина же для всех должна быть одной, на достижение такой
истины и направлена положительная часть метода Сократа.
Майевтика. Почва подготовлена, но сам Сократ отнюдь не хотел ее засевать.
Ведь он подчеркивал, что ничего не знает. Но он беседует с укрощенным
«знатоком», спрашивает его, получает ответы, взвешивает их и задает новые
вопросы. «Спрашивая тебя,— говорит Сократ собеседнику,— я только исследую
предмет сообща, потому что сам не знаю его» (165 В). Считая, что сам он не
обладает истиной, Сократ помогал родиться ей в душе своего собеседника.
Свой метод он уподоблял повивальному искусству—профессии его матери.
Подобно тому как та помогала рождаться детям, Сократ помогал рождаться
истине. Свой метод Сократ поэтому называл майевтикой — повивальным
искусством.
Что значит знать? Знать—это значит знать, что это такое. Менон,
красноречиво говоря о добродетели, не может дать ей определения, и выходит,
что он не знает, что такое добродетель. Поэтому цель майевтики, цель
всестороннего обсуждения какого-либо предмета—определение, понятие. Сократ
первым возвел знание на уровень понятия. Если до него философы и
пользовались понятиями, то делали это стихийно. Только Сократ обратил
внимание на то, что если нет понятия, то нет и знания.
Индукция. Метод Сократа преследовал также достижение понятийного знания.
Это достигалось посредством индукции (наведения), восхождения от частного к
общему, в процессе собеседования. Например, в диалоге «Лахес» Сократ
спрашивает двух афинских полководцев, что такое мужество. Устанавливается
какое-нибудь предварительное определение. На вопрос Сократа один из
военачальников Лахес отвечает, не задумавшись: «Это, клянусь Зевсом, не
трудно [сказать]. Кто решился удерживать свое место в строю, отражать
неприятеля и не бежать, тот, верно, мужествен» (190 Е) . Однако затем
обнаруживается, что в такое определение не вмещается весь предмет, а лишь
какой-то его аспект. Затем берется какой-то противоречащий случай. Разве
скифы в войнах, спартанцы в битве при Платее не проявили мужества? А ведь
скифы бросаются в притворное бегство, чтобы разрушить строй преследующих, а
затем останавливаются и поражают врагов. Аналогично поступили и спартанцы.
Затем Сократ уточнял постановку вопроса. «У меня была мысль,— говорил он, —
спросить о мужественных не только в пехоте, но и в коннице, и вообще во
всяком роде войны, да и не о воинах только говорю я, но и о тех, которые
мужественно подвергаются опасностям на море, мужественны против болезней,
бедности» (191 Д). Итак, «что такое мужество, как одно и то же во всем?
(191 Е). Иначе говоря, Сократ ставил вопрос: что есть мужество как
таковое, каково понятие мужества, которое выражало бы существенные признаки
всевозможных случаев мужества? Это и должно быть предметом диалектического
рассуждения. Гносеологически пафос всей философии Сократа в том, чтобы
найти понятие. Поскольку никто этого еще не понимал, кроме Сократа, он и
оказался мудрее всех. Но так как сам Сократ до таких понятий еще не дошел и
знал об этом, то он и утверждал, что ничего не знает.
Познать самого себя—это значит найти и понятия нравственных качеств,
общие всем людям. Аристотель потом в «Метафизике» скажет, что «две вещи
можно по справедливости приписывать Сократу—доказательство через наведение
и общие определения» (XIII, 4). Было бы, правда, наивным искать такие
определения в диалогах Платона. В ранних, сократических диалогах Платона
определений еще нет, ибо диалоги обрываются на самом интересном месте.
Главное для Сократа процесс, если он и ничем и не оканчивался.
Антиаморализм Сократа. Убеждение в существовании объективной истины
означает у Сократа, что есть объективные моральные нормы, что различие
между добром и злом не относительно, а абсолютно. Сократ не отождествлял
счастье с выгодой подобно некоторым софистам. Он отождествлял счастье с
добродетелью. Но делать добро нужно лишь зная, в чем оно. Только тот
человек мужествен, кто знает, что такое мужество. Знание, что такое
мужество, делает человека мужественным. И вообще знание того, что такое
добро и что такое зло, делает людей добродетельными. Зная, что хорошо и что
плохо, никто не сможет поступать плохо. Зло—результат незнания доброго.
Нравственность, по Сократу, следствие знания. Моральная теория Сократа
сугубо рационалистична. Аристотель потом возражал Сократу: иметь знание о
добре и зле и уметь пользоваться этим знанием—не одно и тоже. Люди
порочные, имея такое знание, игнорируют его. Люди невоздержанные делают это
невольно. Кроме того, знание надо уметь применять к конкретным ситуациям.
Этические добродетели достигаются путем воспитания, это дело привычки. Надо
привыкнуть быть храбрецом.
Идеализм и Сократ. Вопрос об идеализме Сократа не прост. Стремление к
понятийному знанию, к мышлению понятиями— само по себе еще не идеализм.
Однако в методе Сократа была заложена возможность идеализма. Если «о
текучем знания не бывает», а предметом понятия должны быть какие-то вечные
и неизменные вещи, существующие вне мира, «если есть знание и разумение
чего-то, то помимо чувственно воспринимаемого должны существовать другие
сущности, постоянно пребывающие» (Аристотель. Метафизика XIII, 4) .
Кроме того, возможность идеализма исходила от Сократа и в связи с тем,
что его деятельность означала изменение предмета философии. До Сократа (от
части и до софистов) основной, предмет философии — природа, внешний по
отношению к человеку мир. Сократ же утверждал, что он непознаваем, а
познать можно только душу человека и его дела, в чем и заключается задача
философии.
Список литературы:
1.А.Н.Чанышев. «Курс лекций по древней философии».Москва.«Высшая
школа».1981.
2.И.В.Бычко. «Філософія».
Страницы: 1, 2
