Обычно в следственных представлениях констатируется наличие юридически значимых, но, естественно, не содержащих состава преступления нарушений лицами, не привлекаемыми к уголовной ответственности, норм различных отраслей права – финансового, трудового и иного, законодательства о порядке лицензирования, частной охранной деятельности или уставных правил, которым подчиняется деятельность различных служащих. Причем может быть не просто поставлен вопрос об устранении условий, способствовавших совершению преступления, но и содержаться определенные основанные на материалах уголовного дела указания на те меры, которые могли бы послужить достижению этой цели (ликвидировать запущенность в учете материальных ценностей, устранить недостатки в подборе, расстановке кадров, усилить систему охраны, решить вопрос об отзыве лицензии и т.д.). Однако конкретизация этих указаний имеет пределы. В представлении не могут содержаться требования и предписания решить именно так, а не иначе определенный производственный, служебный или кадровый вопрос, например, уволить или освободить работника от занимаемой должности либо применить дисциплинарное взыскание в отношении данного лица. Представление является уголовно-процессуальным документом, служащим лишь поводом к рассмотрению подобных вопросов компетентными должностными лицами, которые решают их на общих основаниях в пределах своей компетенции и в соответствии с действующим законодательством о труде, дисциплинарным уставом и т. д.
Наиболее острой формой уголовно-процессуального реагирования на условия, способствовавшие совершению преступления, является представление следователя или органа дознания об увольнении того или иного работника с должности или работы, вынесение которых в адрес администрации предприятия, учреждения или организации практикуется чаще всего в случаях, когда преступление (например, хищение путем растраты или присвоения) находится в причинно-следственной связи с невыполнением или ненадлежащим выполнением определенным работником (например, главным бухгалтером) своих обязанностей в области контроля за соблюдением хозяйственной или финансовой дисциплины, или другой пример, когда уголовно наказуемая коррупция (взяточничество) причинно связана с общим моральным разложением управленческого персонала и руководства учреждением, предприятием, организацией. В связи с применением этой меры по уголовному делу на практике иногда возникают юридические вопросы, на которые не всегда имеются правильные ответы. Эти вопросы обусловлены тем, что увольнение с работы или временное отстранение от должности в связи с уголовным делом может применяться на различных юридических основаниях, в частности, на основании приговора суда, которым лицо осуждено к наказанию в виде лишения свободы на основании трудового законодательства или же на основании постановления следователя об отстранении от должности (статья 114 УПК).
Если приговор суда об увольнении от должности или приговор к лишению свободы, а также постановление следователя (органа дознания) о временном отстранении от должности являются строго обязательными для администрации предприятия, учреждения, организации, которая не должна и не вправе вникать в обоснованность уголовно-процессуальных актов и обязана незамедлительно выполнить содержащиеся в них предписания, то представление следователя (дознавателя) в порядке статьи 158 УПК является обязательным лишь в том смысле, что администрация учреждения, предприятия, организации должна рассмотреть его с позиций действующего трудового законодательства и принять соответствующее решение, отражающее собственную позицию по данному вопросу. Поэтому и ответственность за принятое решение в таких случаях несет администрация, а за обоснованность представления – орган расследования. Сама же администрация, сколь бы высокое положение она ни занимала по отношению к лицу, привлекаемому к уголовной ответственности, при отсутствии официальной инициативы со стороны следователя или прокурора вплоть до вступления обвинительного приговора в законную силу не имеет права принять никакого решения, связанного с уголовным делом и ущемляющего его права как работника.
§ 3. Проблемы организации предварительного следствия
В постреформенной Российской империи (1864–1917 гг.) следователь был судебным деятелем, носителем судебной власти и состоял при суде (Устав уголовного судопроизводства, раздел второй «О предварительном следствии», статьи 249–509). Советская власть упразднила институт судебных следователей. Некоторое время следователь все еще числился в ведомстве губернского, а затем областного суда (статьи 126–127 УПК РСФСР 1922 г.), но все больше и больше подпадал под прокурорскую власть, а затем (в 1928 г.) совместным постановлением Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (верховный законодательный, распорядительный и контролирующий орган РСФСР, действовавший в период между Всероссийскими съездами Советов) и Совета Народных Комиссаров РСФСР (правительство) советские следователи (их именовали народными) были переданы в полное подчинение прокуратуре.
В Основах уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г. (статья 28) и в УПК РСФСР 1960 г. (статья 125) получило закрепление уже сложившееся к тому времени положение, согласно которому предварительное следствие в стране производится следователями прокуратуры и органов государственной безопасности. Однако уже в 1963 г. собственный следственный аппарат был создан в системе Министерства охраны общественного порядка РСФСР – в ведомстве, которое с таким наименованием приняло на себя наследство реформированного сталинско-бериевского Народного комиссариата внутренних дел СССР. Спустя пять лет (в 1968 г.) оно возвратило себе и статус союзного министерства, и историческое название. Так сложился следственный аппарат Министерства внутренних дел СССР. Постепенно принимая на себя в законодательном порядке подследственность от прокуратуры, он к концу XX в. стал самым крупным следственным аппаратом, расследующим подавляющее большинство уголовных дел. С 1998 г. следственные подразделения этого аппарата считаются функционирующими не в органах внутренних дел, а при них. Однако законодатель эту терминологию не воспринял.
В 1995 г. «свой» следователь появился в федеральных органах налоговой полиции, а в 2003 г. – в органах вновь созданного правоохранительного ведомства – Государственного комитета по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ.
В 1965 г. путем дополнения УПК РСФСР 1960 г. новой статьей (1271) в следственные подразделения органов государственной безопасности и органов внутренних дел была включена процессуальная фигура начальника следственного отдела, наделенного широчайшими, почти прокурорскими полномочиями по надзору за предварительным следствием по уголовным делам, находящимся в производстве подчиненных ему следователей. Впоследствии этот участник предварительного следствия законодательно введен и в следственные подразделения федеральных органов налоговой полиции. Таким образом, следователи органов внутренних дел, Федеральной службы безопасности и федеральных органов налоговой полиции, вопреки исторически сложившимся отношениям, оказались окончательно оторванными от судебной власти, с которой они имеют одинаковую – юстиционную – природу, вмонтированными в органы исполнительной власти, которые к тому же осуществляют оперативно-розыскную деятельность, иначе говоря, имеют характер спецслужб и поставлены под двойной процессуальный контроль – прокурора, то есть обвинительной власти, и «ведомственного прокурора» – начальника следственного отдела, а также под неписаный контроль руководителя военизированного органа, в стенах которого следователь находится и в кассе которого получает свое офицерское денежное содержание.
Советское общество, с младых ногтей воспитанное на мысли, что правопорядок в государстве держится исключительно на репрессивно-карательных «органах, которые никогда не ошибаются», то есть государственной безопасности и милиции, восприняло следователя в милицейском мундире как явление само собой разумеющееся. Он вошел не только в жизнь, но и в художественные произведения, в частности, героем десятилетиями владеющих умами широкой публики киносериалов, где следователь и милиция, одетые в одинаковые мундиры, делают все сообща. В научной и учебной юридической литературе, особенно в ведомственных (МВД) изданиях, воцарился взгляд на следователя как на лихого командира следственно-оперативных групп, как на винтик в общем штурмовом милицейском механизме раскрытия преступления, хотя присваивать ему эти свойства и обязанности оснований ровно столько же, сколько и для того, чтобы наделять ими судью.
Сформировавшееся на основе УПК 1960 г. российское предварительное следствие было принято считать и называть полурозыскным и многофункциональным, ведущимся сразу в нескольких трудносовместимых и даже противоположных направлениях. Одно из этих направлений (функций) – установление фактических обстоятельств дела, то есть доказывание самого факта преступления (события преступления), его объективной стороны (время, место, способ, содержание действия или бездействия и т. д.) и причастности определенного лица (или группы лиц) к его совершению. С этой деятельности начинается расследование по любому уголовному делу. Когда же данная функция выполнена, следователь обязан начать уголовное преследование виновного лица, то есть задержать подозреваемого, избрать и применить соответствующую меру пресечения, предъявить обвинение и, составив обвинительное заключение, направить уголовное дело через прокурора в суд для его разрешения по существу. Вместе с тем следователь обязан выявлять и оправдывающие обвиняемого, а также смягчающие его ответственность обстоятельства, иначе говоря, реализовать функцию защиты. При этом следователь не вправе отказать защищающейся стороне в удовлетворении заявленных ею ходатайств, имеющих значение для дела. Если же в результате расследования будет установлена невиновность обвиняемого в инкриминируемом деянии, следователь вправе и обязан сам прекратить уголовное дело за отсутствием события преступления, отсутствием состава преступления либо за недоказанностью участия обвиняемого в совершении преступления, иначе говоря, разрешить уголовное дело по существу с полной реабилитацией гражданина, которая юридически абсолютно равнозначна оправданию по суду. Такая многофункциональность служит источником повседневных непосильных психологических испытаний для следователя, выйти из которых с честью и в ладах с совестью практически невозможно. В подобных условиях следователь вынужден «сам себе наступать на горло» и под законным натиском защищающейся стороны старательно опровергать собственную обвинительную версию, отыскивать оправдательные доказательства и вести дело к реабилитации и освобождению из-под стражи им же заключенного туда обвиняемого, находившегося несколько месяцев в условиях следственного изолятора.
Включенность следственных аппаратов – органов внутренних дел, Федеральной службы безопасности и органов Госнаркоконтроля в ведомства, осуществляющие оперативно-розыскную деятельность, не могла не сказаться на соотношении следствия с дознанием по делам, по которым предварительное следствие обязательно (в новом УПК такая форма дознания исчезла, уступив место производству неотложных следственных действий в порядке статьи 157 Кодекса). Например, с первых же лет функционирования следственного аппарата в органах внутренних дел в ведомственных нормативных актах, служебных документах и повседневной следственной практике последовательно и жестко проводилась линия на то, чтобы уголовные дела о преступлениях, по которым предварительное следствие обязательно, возбуждались только самими следователями, минуя дознание. Выполнение этого требования возводилось в ранг важнейшего показателя качества следственной работы. В основе такой директивной установки лежит чисто практическое соображение, согласно которому следователь, будучи грамотным юристом, процессуально самостоятельным участником процесса и, вместе с тем, «своим», принадлежащим к одному с милицией ведомству, может более квалифицированно, чем оперативный работник, решить юридические вопросы, связанные с возбуждением уголовного дела, что позволит избежать «необоснованного» начала расследования, а затем его прекращения, то есть того, что традиционно считается браком в служебной деятельности следователя и органа внутренних дел в целом. Вследствие такой ведомственной политики в органах дознания резко сократился объем уголовно-процессуальной деятельности по делам, по которым предварительное следствие обязательно, а в ряде регионов и мест милиция полностью самоустранилась от выполнения этой важнейшей функции. Дознание, основанное на сосредоточении в одних руках оперативно-розыскных, процессуальных и иных милицейских возможностей, малобумажная работа всей милиции «по горячим следам» стали отмирать, отчего между дознанием и следствием образовался уродливый перекос.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13
