В этом отношении интересен большой отрывок надписи начала III в. из селения Ага Бей близ Филадельфии в Лидии, в которой императорские колоны говорят о том, что их связывают с обрабатываемой землей, на которой они родились и выросли, отчие очаги и могилы предков. Но в формах римского права они могли рассматриваться только как арендаторы. В комментариях римских юристов, объем которых особенно вырос во II–III вв., это влекло за собой распространение на провинциальных земледельцев норм краткосрочной аренды и единообразного, как бы нивелирующего разнообразие их реальных статусов, обозначения в качестве колонов.
Колонат был правом, внедрявшемся на государственном уровне. И это право происходило из римской Италии.
Но в социально-юридическом плане римское право и стоявшие за ним социальные отношения были на порядок выше провинциальных, так как за ними стояло римское господство в империи. Поэтому они выступали структурообразующей формой, в которую облекались общеимперские общественные отношения.
Хотя при рассмотрении отношений землевладельца с земледельцем на его земле римские юристы исходили из ставшего аксиомой положения об аренде, в юридических источниках стороны этих арендных отношений именуются не локатор и кондуктор, а господин и колон. Поскольку оба понятия не были изначальными юридическими обозначениями, а относились к сфере реальных отношений, то использование их юристами показывает, что реальные отношения в какой-то степени выходили за рамки юридического договора.
Во второй половине II в. уже сложилось «убеждение, что инквилины, эти свободные по сословию люди, составляют как бы собственность господ – по образцу рабов». (6, с. 34)
Однако для всех очевидно, что в III в. колоны, частью которых считаются инквилины, были юридически свободными людьми. Фюстель де Куланж высказал мнение, к которому из современных исследователей присоединился Ж.-М. Каррие, что автор этого текста Марциан имел в виду передачу имения, а инквилины лишь сохраняли к нему свое первоначальное отношение аренды. Поэтому использование здесь термина «инквилин» указывало не на статус лиц, а на правовую ситуацию.
у постоянно живущих на земле имения колонов патроном обычно считался их землевладелец, который нес ответственность за обработку колонами земли. Это давало ему большую, но не оформленную правом, власть над колонами, как, впрочем, и инквилинами. Они находились в его подчинении до тех пор, пока жили на его земле. Это служило постоянно действовавшей предпосылкой для наращивания землевладельцем прав по отношению к колону и ответственности за него перед государством. Но превращение предпосылки в реальность могло быть вызвано только с помощью внешнего, государственного вмешательства, санкционирующего переход обычая в право. Только установление формальной связи колонов с местом проживания могло перевести их подчинение землевладельцу из ранга обычая в юридически фиксированную норму. И только наличие такой нормы могло повести к формированию института колоната и особого сословия римского общества – крепостных колонов.
4. Эдикт Каракаллы и негородское население империи
Включение Каракаллой большей части провинциального населения в состав римского гражданства сделало гражданское право достоянием прежних перегринов, что должно было значительно повысить «натиск» непривычных для римлян местных правовых отношений.
Право приобрело огромную интегрирующую роль. Как известно, резко повысилась роль профессиональных юристов в управлении, что особенно стало заметно в эпоху Северов, хотя в качестве тенденции наметилось уже при Адриане. Масса интересов новых граждан захлестнула общественно-политическую жизнь империи, во многом обусловив кризис III в. Глубинная основа кризиса состояла в существенном изменении отношений собственности на основное средство производства – землю.
Р.П. Дункан-Джонс выделяет шесть типов земель в Римской империи: ager publicus, императорские земли, городские земли, храмовые земли, распределенные государством земли (ager assignatus) и иные земли, находившиеся в частном владении. Исследователи постоянно обращают внимание на рост крупного землевладения как в Италии, так и в провинциях. В литературе общим местом является положение, что крупное землевладение постоянно теснило иные его формы.
По определению Гая, земля в провинциях считалась собственностью римского народа или представлявшего его императора. Даже отведенная городским общинам земля находилась под верховным контролем государства.
Однако по крайней мере в восточных провинциях продажа городской земли осуществлялась достаточно свободно. Некоторые исследователи полагают, что к III в. уже исчезали ограничения на ее продажу членством в городском гражданстве. (6, с. 37)
Распостраняясь в западных провинциях, римское право собственности и владения фактически отменяло и заменяло все местные формы. Но в странах эллинистического мира уже существовала своя развитая система частнособственнических и владельческих отношений. Римляне были вынуждены признать ее сосуществование со своей собственной. Господствующее положение римского права с течением времени приводило к синтезу обеих систем, развивавшемуся по пути поглощения римской право Преторское право ввело в оборот и расширило сферу применения таких форм пользования землей как локатио-кондуктио, узуфрукт, эмфитевзис, аренда по «вечному праву», которые в принципе могли распространяться и на провинциалов.
Общинные и племенные территории находились в фактическом пользовании их населения в силу давности проживания. Далеко не все отношения по поводу использования земли в провинциях были урегулированы римским правом. Даже в начале IV в. императорскому правительству приходилось вмешиваться в поземельные отношения между земледельцами-колонами и владельцами либо арендаторами этой земли. Непосредственно использовавшие землю колоны неохотно считались с представленными в римских формах правами на нее неполных собственников, рассматривавшихся как эмфитевты или посессоры.
Изменение гражданского статуса значительных масс провинциального населения создало предпосылку для изменения их прав на используемую землю, оформления их в нормах римского права, унификации этих прав и самих норм. Зачастую это было сложно осуществить практически, так как на землю провинциалов уже сложилась система прав. Да и там, где препятствий не было, урегулировать по-новому часто запутанные местные отношения, совместить их с нормами римского права было невозможно в одночасье. Далеко не все новые граждане стремились сразу же порвать со ставшей привычной системой отношений. Но появление хотя бы немногих, желавших реально повысить свой статус, нарушало систему сложившихся отношений, кладя начало ее переорганизации.
При этом за каждым лицом, ориентировавшимся на новые римские или прежние общественные нормы, стоял конкретный интерес собственника, стремившегося к более полному сохранению или обеспечению своих прав. В то же время существовавшая власть вековых традиций часто заставляла и новых граждан пользоваться привычными правовыми формами.
Римская империя эпохи принципата не имела отлаженного механизма учета интересов столь большого числа новых граждан. Требовалась целая эпоха для того, чтобы установился какой-то, нарушенный появившейся возможностью массового изменения общественного статуса, общественный порядок, способный стать основой для утверждения порядка правового.
Как отмечает Е.М. Штаерман, эти инколы совершенно обходятся молчанием в юридических источниках, поскольку лица, не принадлежавшие к городскому гражданству, правом вообще не учитывались. Получив имперские гражданские права в начале III в., такие инколы имели формальные основания претендовать на признание их в качестве городских граждан (originales).Вероятно, постепенно такие инколы растворялись в среде городских граждан (2, с. 241).
Однако на территории городских общин проживала еще и другая категория местного провинциального населения – сельские жители (rustici). Многие из них, будучи местными (originales), оказались на земле муниципия при образовании последнего. Они проживали в селах и на пагах. К городскому гражданству они не имели никакого отношения. Не живя в городе, они не принимали участия в его общественной жизни и не несли городских гражданских повинностей. Однако иного статуса для определения их отношения к городу римское право не знало.
Судя по надписям, обозначение «инкола» прочно закрепилось во II–III вв. за теми, кто владел землей на городской территории, не будучи гражданином города.
Это могли быть и граждане других городов, но частью были местными жителями. Будучи туземцами, до начала III в. они в большинстве своем не имели римского гражданства и поэтому их присутствие слабо ощущается в письменных источниках по истории ранней империи.
Жизнь местных общин, размещавшихся на пагах, центуриях и в селах постепенно приобретала черты, сходные с жизнью античной гражданской общины еще и потому, что типологически они были близки друг другу.
Эдикт Каракаллы формально повысил имперский статус таких сельских жителей, но в отношении к городу их положение не изменилось. Для юристов III в. определение гражданского статуса по-прежнему было связано с городской origo граждан. По-видимому, здесь и сыграло важную роль обладание такими инколами-гражданами собственной землей.
В 202 г. Септимий Север даровал Александрии и метрополиям советы (буле) и муниципальную организацию. Реформа Севера шла в том же направлении, что и постановление Каракаллы, даровавшего римское гражданство всему населению империи. В литературе иногда оцениваются эти мероприятия как попытку романизовать восточную часть империи при Северах. Но наличие в Египте мощного административного аппарата привело к тому, что муниципальный строй египетских метрополий мало напоминал строй греческих полисов или италийских муниципиев.
После эдикта Каракаллы римские правовые воззрения наложились на местную реальность и оказалось, что сформировавшиеся на Западе принципы отношений муниципия с его сельской округой не совсем подходят для Египта.
Поэтому реальное развитие империи пошло в противоположном намеченному Дионом Кассием направлении: получившие гражданство провинциалы захотели приобрести статус города для своей родины.
В дунайских провинциях с III в. резко возросло число городов, получивших статус колонии и муниципия. В африканских провинциях представители местных общин осаждали императора просьбами даровать им статус муниципия и получали его. Надписей, увековечивших такого рода акты, известно достаточно много. Разделить составленные до эдикта Каракаллы и после него практически невозможно. По-видимому, стремление обрести городское гражданство, которое в римском праве только и давало реальное гражданское полноправие, начало проявляться еще до правления Каракаллы.
в течение III в. новый оттенок приобрело понятие ingenuitas. В классическом праве оно обозначало свободнорожденность, происхождение от свободных родителей, отличие от вольноотпущенных. Но этимологически оно связано и с местным, туземным происхождением. С обострением проблемы местного городского гражданства в качестве ingenui часто стали обозначаться те горожане, предки которых имели гражданство, или те, кто узаконил его другим способом. Этим их, видимо, отличали от получивших римское гражданство по эдикту Каракаллы, но не сумевших приобрести местного городского. Такие новые граждане в правовом отношении могли рассматриваться как отпущенники императора – Аврелии. Поэтому встречающиеся в надписях Аврелии, часто акцентировавшие внимание на том, что они римские граждане, вовсе не обязательно были «настоящими» гражданами, имевшими двойное гражданство.
5. Историческое значение эдикта Каракаллы
В исторических исследованиях социальным последствиям распространения гражданских прав на провинциалов уделяется небольшое внимание, хотя существует значительная литература, рассматривающая правовые последствия. Однако и правоведы-романисты полагают, что после издания эдикта Каракаллы civitas Romana перестала быть условием приобретения гражданской правоспособности.
Комплекс прав, который раньше был связан с принадлежностью к гражданской общине, стал независимой формальной характеристикой отдельного лица. Римское гражданское право потому полностью утратило свою функцию, что каждый житель империи в качестве римлянина владел тем правом, которое определялось принадлежностью к гражданской общине, и чужеземец мог получить отдельные или все права римлянина и без принадлежности к гражданской общине непосредственно от императора. Поэтому исследователи в основном исходят из общего постулата о девальвации римского гражданства, об утрате гражданскими правами своего былого значения в эпоху поздней античности, растворения граждан в среде подданных. (9, с. 86)
На первый взгляд, это находит себе подтверждение в источниках. Нарративные тексты почти не уделяют внимания распространению гражданских прав (хотя это положение можно отнести в целом к социальным вопросам, скупо и неадекватно отражаемым источниками). Надписи, в особенности из сельской местности, указывают на относительно малое распространение там в III в. Аврелиев, то есть получивших гражданство по эдикту Каракаллы. Наряду с этим в надписях более распространено указание на местное происхождение, воспринимаемое исследователями в качестве альтернативы римскому имперскому гражданству.
В юриспруденции эдикт Каракаллы не стал эпохальным документом, к которому возводили бы свои мнения позднейшие юристы. Все это в совокупности рассматривается как показатель невысокого интереса к римскому гражданству со стороны провинциалов и, следовательно, малого значения постановления Каракаллы в общественной жизни поздней империи.
Со времен Т. Моммзена в литературе немалый вес имеет взгляд, согласно которому в 212 г. гражданские права были даны далеко не всем жителям империи. По мнению Т. Моммзена, из числа их получивших могли быть исключены все лица, не входившие на этот момент в состав провинциальных городских общин. А таковым могла оказаться значительная часть провинциального сельского населения, жившая сельскими общинами.
Другая часть исследователей, начиная с У. Вилькена и Ж. Лефранка, исходит из положения о распространении действия эдикта Каракаллы на всех свободных провинциальных перегринов, исключая дедитициев. К сожалению, текст самого эдикта, дошедшего во фрагментированной передаче Гиссенского папируса, не позволяет с полной определенностью решить эту проблему. Это обстоятельство породило немалую специальную литературу, посвященную выяснению содержания эдикта Каракаллы. При этом и сейчас вопрос далек от своего окончательного разрешения. В то же время имеющееся в нашем распоряжении не столь уж малое количество античных свидетельств об эдикте Каракаллы прямо указывают на широкомасштабность, всеобщий для империи характер этого акта. Как подчеркивает Х. Вольф, одного только предположения, что способ наделения гражданскими правами определялся принадлежностью к городской общине, недостаточно, чтобы поколебать данные источников о том, что гражданство было дано всем свободным жителям империи. Правда, большая часть этих свидетельств не принадлежит современникам Каракаллы, а относится к позднеантичной эпохе. Поэтому наиболее проницательные исследователи считают распространение римского гражданства на провинциалов важной реформой, которая по неизвестным причинам мало привлекла внимание современников. По-видимому, существовало определенное, неуясненное еще различие между юридической теорией и социальной практикой распространения римского гражданства.
Перестройка социальной структуры империи, к которой оно вело, не могла быть скоротечной и гладкой.
Римское гражданское право было рассчитано на граждан городских общин (муниципии, колонии). Поэтому практически гражданин империи имел двойное гражданство – имперское и городской общины, в которой он мог конкретно осуществлять свои гражданские права. Это был город, где гражданами были его предки, где гражданин имел собственность, проживал, участвовал в общественной жизни и имел обязанности в пользу общества.
В посвятительных, надгробных и прочих надписях, отражавших уровень практического, бытового восприятия провинциальных римлян, их авторы часто указывали на свою принадлежность к гражданству того или иного города (а зачастую и пага, деревни или села), опуская при этом наличие или отсутствие у них гражданства римского. Е.М. Штаерман на этом основании пришла к заключению об отсутствии у таких провинциалов римского гражданства, вследствие чего они были вынуждены указывать местное. На деле же, вероятно, во многих случаях, если не всегда, для провинциалов указание на местное гражданство имело практическое значение, тогда как на римское – символическое, престижное.
Поэтому не случайно в сохранившейся части текста Constiutio Antoniniana центральное место занимает разъяснение о «сохранении всех прежних прав граждан». В politeumata можно видеть как исконные права гражданства прежних перегринов, так и провинциальные общины городского типа. В последнем случае все они как будто были должны получить права римского гражданства и, следовательно, статус, приравненный к муниципальному. Однако на практике и в поздней империи, кроме не получивших римского гражданства дедитициев, продолжали существовать граждане латинского права и перегрины. Поэтому некоторые исследователи считают, что слова эдикта о «сохранении всех прежних политических установлений» следует понимать в том смысле, что ими консервировались социальные и правовые порядки различных категорий городских общин перегринского права с местной автономией, которые не должны были смешиваться с установлениями римских (или латинских) колоний и муниципиев. (7, с. 23)
К тому же граждане городов бывшего эллинистического Востока, имевших сходный с римским тип организации, практически мало нуждались в римском гражданском праве. И много после Каракаллы сделки, браки, завещания совершались здесь в соответствии с греческим правом. Поэтому, видимо, значительная часть бывшего эллинистического мира воспринимала дарование гражданства лишь как стремление римского правительства увеличить бремя налогов и повинностей.
Заключение
Эдикт Каракаллы 212 г. считаться формальным началом эпохи поздней античности. Поздняя империя была закономерным этапом в развитии римской гражданской общины, Римская гражданская община достигла высшей точки своего расширения.
Но для того, чтобы этот важный формально-юридический акт проник в плоть общественных отношений, а затем пришедшие в движение общественные нормы выработали адекватную себе политическую форму, потребовалось по меньшей мере три поколения. Поэтому наблюдается хронологический разрыв между революционизирующими изменениями в социально-правовой (212–235 гг.) и политико-административной (284–305 гг.) сферах, приведшими к возникновению позднеантичного общества.
Наличие этого временного разрыва объясняет, почему исследователи, не увидели важных организационных (структурообразующих) последствий эдикта Каракаллы. Ведь фактически третий этап в развитии римской гражданской общины начался с правления Диоклетиана. Только к этому времени система римского гражданского права стала активно проникать в плоть провинциального общества.
В исторических исследованиях социальным последствиям распространения гражданских прав на провинциалов уделяется небольшое внимание. Однако правоведы-романисты полагают, что после издания эдикта Каракаллы civitas Romana перестала быть условием приобретения гражданской правоспособности.
Комплекс прав, который раньше был связан с принадлежностью к гражданской общине, стал независимой формальной характеристикой отдельного лица. Римское гражданское право потому полностью утратило свою функцию, что каждый житель империи в качестве римлянина владел тем правом, которое определялось принадлежностью к гражданской общине, и чужеземец мог получить отдельные или все права римлянина и без принадлежности к гражданской общине непосредственно от императора.
Наиболее проницательные исследователи считают распространение римского гражданства на провинциалов важной реформой.
Распространение римского гражданства в провинциях было постоянно действовавшим фактором в жизни первых трех веков империи. Независимо от субъективной оценки и отношения к правам римского гражданства среди различных слоев провинциального населения, они были важнейшим социальным ориентиром, организовывавшим весь строй общественной жизни империи.
Список использованной литературы
1. Новицкий И.Б. «Римское право», Москва 1994 г.
2. «Римское частное право» под редакцией И.Б. Новицкого и И.С. Перетерского, Москва 1999 г.
3. Дождев Д.В. «Римское частное право», Москва 1996 г.
4. Нисенбаум М. «Via latina ad ius», Москва 1996 г.
5. Черниловский З.М. «Всеобщая история государства и права», Москва 1995 г.
6. Римское право и общее право Европы. Г.Дж. Берман, Ч.Дж. Рейд (Государство и право №12, 1994 год)
7. Римское частное право. – М.: Юрист, 1994
8. Большая российская юридическая энциклопедия. М.: ВК Кодекс, 1998
9. Хрестоматия, т. 2, изд. 1936 г. 1. Император Каракалла (211–217 гг.).
