Уголовная ответственность за геноцид

Напомню, что в самом первом определении геноцида, данным Рафаэлем Лемкином, понятия намерения не было: "Под геноцидом мы понимаем уничтожение нации или этнической группы"[85].

Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН от 11 декабря 1946 года также не говорила о намерении как элементе состава геноцида, но утверждала наличие мотива: "Геноцид, с точки зрения международного права является преступлением, которое осуждается цивилизованным миром, и за совершение которого главные виновники и соучастники подлежат наказанию независимо от того [...] совершено ли преступление по религиозным, расовым, политическим или каким-либо другим мотивам"[86].

Предложение ввести намерение как элемент субъективной стороны геноцида появилось только в ходе разработки Конвенции. Тут же возникли споры и дискуссии о содержании и месте намерения в квалификации геноцида, которые выявили две проблемы, связанные с данным субъективным элементом.

Первая из них связана со значением, которое придавалось намерению в доказательстве факта разрушения человеческой группы. Мнения разделились на два лагеря.

Сторонники одного подхода к определению преступления геноцида исходили из того, что указанное намерение присутствует и проявляется в самих объективно констатируемых действиях и фактах, т.е. в объективной стороне геноцида. Что совершение этого преступления без умысла, по небрежности или неосторожности просто невозможно. Они добивались такого определения геноцида, при котором ссылки на отсутствие "намерения" не могли бы использоваться для ухода от ответственности. Считая, что объективная констатация факта уничтожения группы как таковой была бы более эффективным средством доказательства, нежели признание субъективного стремления достичь этого результата, было предложено определять акты геноцида как действия, направленные на уничтожение особых человеческих групп. Сторонники данного подхода предлагали заменить в определении выражение "совершенные с намерением уничтожить" словами "направленные на физическое уничтожение" групп.

Представители другого подхода придавали намерению доминирующее значение, утверждая, что фактическое уничтожение человеческой группы может квалифицироваться как геноцид только в том случае, если субъективное намерение уничтожить соответствующую группу людей может быть доказано независимо от результатов этого деяния. Приверженцы второго подхода, тем самым исходили из идеи презумпции невиновности совершившего геноцид государства. И, следовательно, бремя доказывания субъективного намерения возлагалось на жертву преступления - на растерзанный гибнущий народ, лишенный государственности, территории и других материальных и политических средств самовыражения. А значит, ставилось под сомнение и право народа - жертвы геноцида на незамедлительное обращение к международному сообществу за помощью, включая гуманитарную интервенцию.

Вторая проблема была связана с добавлением к словам "уничтожение группы полностью" слов "или частично". Очевидно то, что геноцид осуществляется поэтапно, начиная с разрушения части или частей человеческой группы. И задача международного сообщества установить факт совершения преступления на возможно более ранней стадии. Та же цель закреплена и в Конвенции, как это следует не только из ее названия, но и содержания - "предупредить" геноцид[87]. Если бы геноцидом считалось уничтожение всей группы, то в этом случае предотвращение преступления с помощью Конвенции было бы практически невозможно, и она была бы применима только post factum - после убийства всех членов группы или уничтожение большей ее части. Поэтому было внесено уточнение в виде добавления слов "полностью или частично" (in whole or in part).

Проблема же заключалась в следующем: могут ли человекоубийства, квалифицироваться как геноцид, если убийцы имели намерение уничтожить часть группы (например, в определенном районе страны), или для этого необходимо наличие у них намерения уничтожить всю группу (например, весь народ в масштабе всей страны и даже за ее пределами).

Итог борьбы между теми, кто относил этот субъективный элемент состава преступления ко всей группе, и теми, кто считал достаточным наличие намерения уничтожить только ее часть, выразился в некотором паллиативе: "основополагающим для обвинения в геноциде должно быть намерение разрушить всю группу, ввиду того, что она составляет определенную расовую, национальную, этническую или религиозную общность таким образом, чтобы этим затрагивалась значительная часть группы"[88].

Лемкин выступал против искажения Конвенции. Но, чтобы успокоить американских сенаторов, дал такое толкование: "уничтожение части должно быть значительным [...] с тем, чтобы затронуть всю группу"[89].

Николас Джакоб писал о том, что "Конвенция о геноциде не достигла своей цели, поскольку в ней не содержится объективного осуждения покушений против жизни группы людей, и она никогда не сможет приобрести хотя бы малейшего авторитета и достигнуть хотя бы малейшей эффективности [...]. Следовало дать объективное определение геноцида, а не строить его на поисках намерения"[90].

Позиция достаточно категоричная, но, к сожалению, во многом подтверждается последующей практикой применения, а точнее неприменения Конвенции. Как писал Б. Уайтекер "свидетельство о наличие субъективного элемента намерения гораздо сложнее привести в качестве доказательства, чем объективный критерий. Вряд ли все преступления режимов, проводящих политику геноцида, будут настолько документально обоснованы, как нацистский"[91].

Суть ответа на вопрос о намерении состоит в том, что уничтожить целую человеческую группу без намерения, случайно, по небрежности, без знания, без представления о результатах действия невозможно. Из этого исходил и сам Р. Лемкин, из этого исходила Генеральная Ассамблея ООН, принимая упомянутую выше резолюцию, из этого исходили делегации ряда стран, которые при обсуждении в Шестом комитете Генеральной Ассамблеи ООН вопроса о Кодексе преступлений против мира и безопасности человечества указали, что "в случае геноцида и апартеида умысел сам по себе доказыванию не подлежит"[92].

Утверждать, что определяющим в составе этого преступления является признание намерения разрушить человеческую группу, значит лишить состав преступления главного, лишить норму права ее функции, ибо опасность геноцида, прежде всего в результатах, а не в самом намерении.

Поскольку действия, охватываемые составом преступления геноцида, не могут совершаться без умысла, то наличие намерения должно презюмироваться с момента начала деяний, обладающих определенными признаками.

Из этой же позиции исходил и российский законодатель, формулируя состав преступления геноцида в статье 357 УК РФ: "действия, направленные на полное или частичное уничтожение".

Субъект преступления геноцида - одна из самых острых и спорных тем в теории международного права на сегодняшний день.

Согласно статье IV Конвенции о предупреждении преступления геноцида: "Лица, совершающие геноцид или какие-либо другие из перечисленных в статье III деяний, подлежат наказанию, независимо от того, являются ли они ответственными по конституции правителями, должностными или частными лицами".

Из приведенной статьи видно, что Конвенция к субъектам преступления геноцида относит исключительно физических лиц.

Однако статья IV употребляет термин "наказание", что, видимо, и трактуется международниками как элемент исключительно уголовной ответственности. Здесь и возникает главный вопрос спора, - может ли государство являться субъектом международного преступления.

Субъект преступления непосредственно связан с уголовной ответственностью. Эта связь выражается в том, что ответственность наступает только в случае совершения преступления. Точнее говоря, наличие состава преступления (и субъекта, как одного из его элементов) является фактическим основанием наступления уголовной ответственности. Однако понятие субъекта преступления можно рассматривать и в отрыве от понятия уголовной ответственности, как один из элементов состава преступления, наравне с объектом, объективной и субъективной сторонами.

В литературе высказана точка зрения о том, что проявлением геноцида являются акты апартеида. Действительно, международное право предписывает объявлять "караемым по закону преступлением" всякое распространение идей о расовом превосходстве и любые акты расовой дискриминации (ст.4 Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации 1966 года). Но осуществление политики расовой сегрегации не преследует обязательной цели уничтожения такой демографической общности. Кроме того, апартеид предполагает ущемление прав и интересов только одной демографической группы - расы; а о других демографических группах (нации, этносе, религиозной общности) при совершении апартеида речи не идет вовсе. На наш взгляд, в силу различных объективных и субъективных проявлений геноцида и апартеида последний нельзя расценивать как частное проявление геноцида.

Серьезный вопрос о пределах регламентации уголовной ответственности за рассматриваемое преступление заключается в следующем. С точки зрения учений о неоконченном преступлении и соучастии сам по себе приказ государственного должностного лица об осуществлении акта геноцида должен расцениваться как приготовление к совершению этого преступления, даже если оно не было по каким-либо причинам совершено. Мировая история свидетельствует о том, что геноцид претворяется в жизнь обычно по приказу правящих кругов и сам по себе является государственной политикой. Но при этом сами лица, отдавшие приказ об осуществлении акта геноцида, его непосредственно не исполняют. В связи с этим содеянное ими может подлежать несправедливо заниженной юридической оценке. Кроме того, планирование и подготовка актов геноцида вполне может осуществляться не только публичными деятелями или должностными лицами, но и самыми обычными людьми. В связи с этим представляется, что для правильной юридической оценки планирования и подготовки совершения актов геноцида необходимо предусмотреть противоправность этих деяний в качестве самостоятельных признаков объективной стороны состава геноцида.

При этом под планированием геноцида необходимо понимать составление конкретного плана действий, направленных на полное либо частичное уничтожение национальной, этнической, расовой или религиозной группы людей. Конкретность такого плана может означать следующее: предусмотренность в нем соответствующих организационно - технических проектов по осуществлению актов геноцида; объективную возможность реализации таких проектов; разработку расчетов материально - технических потребностей для реализации подобных планов; наличие хотя бы приблизительно очерченного круга исполнителей; проработку планов на осуществление актов геноцида в целом и отдельных операций по его осуществлению[93].

Под подготовкой геноцида как самостоятельного уголовно наказуемого деяния могут пониматься реальное осуществление комплекса мер и мероприятий организационного и материально - технического характера для осуществления актов геноцида.

Исходя их вышеизложенных тезисов, полагаем, что формулировку статьи II Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказания за него в части, говорящей о намерении, следует изменить и сформулировать, заимствуя первоначальную концепцию геноцида и опыт УК РФ, следующим образом: "Под геноцидом понимаются следующие действия, направленные на уничтожение полностью или частично какой-либо расовой, национальной, этнической, религиозной, социальной, политической, культурной, половой и характеризующейся любой иной принадлежностью человеческой группы …".

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11



Реклама
В соцсетях
скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты