Если в ходе хищения чужого имущества в отношении потерпевшего применяется насильственное ограничение свободы, вопрос о признании в действиях лица грабежа или разбоя должен решаться с учетом характера и степени опасности этих действий для жизни или здоровья, а также последствий, которые наступили или могли наступить (например, оставление связанного потерпевшего в холодном помещении, лишение его возможности обратиться за помощью)[135].
Игнорирование восприятия потерпевшего и отсутствие воли у следствия и суда - вот подлинная причина неспособности оценки нетрадиционных видов угроз.
Проблема отграничения вымогательства от грабежа и разбоя, поднятая еще во второй половине прошлого века профессором Н. А. Неклюдовым, хотя и отметила свое столетие, но так и не нашла окончательного разрешения в теории уголовного права. Болезненно сегодня решается она и на практике. Среди ученых нет единства относительно критерия отграничения, таковыми назывались: «заочный», «будущий характер угрозы» (Неклюдов Н. А.); предмет преступления - «имущество вообще» (Фойницкий И. Я.); «альтернативная наличность» способа действия и времени (Белогриц-Котляревский Л.С).
Попятно, что наиболее сложна проблема в случае вымогательства чужого имущества, так как при требовании права на имущество, совершения действии имущественного характера ситуация упрощается по причине специфики предмета преступления.
Большинство современных авторов, позиция которых изложена в учебниках и в специальных работах, при отграничении грабежа (разбоя) от вымогательства чужого имущества считают таковым критерием особенности угрозы, которая в том и другом случае отличается по цели, содержанию, направленности и моменту реализации[136].
Так, Октябрьским районным судом г. Кирова Рыбин и Карпов были осуждены за вымогательство, разбой и грабеж. Преступление было совершено при следующих обстоятельствах Рыбин потребовал от Перминова ежемесячной платы по 100 рублей за то, что тот продает пакеты с жидкостью «Блеск», угрожая насилием. Примерно через месяц Рыбин и Карпов пришли к Перминову, Рыбин повторил требования и с целью заставить его платить, угрожал убийством и причинил телесные повреждения Псрминов, испугавшись избиения, вынужден был указать место нахождения денег в сумме 100 рублей, которые забрал Рыбин Коллегией областного суда было обоснованно указано, что суд при квалификации действии искусственно разграничил объективную сторону одного преступления, то есть вместо квалификации преступных действий только по ст. 163 УК РФ, необоснованно дополнительно квалифицировал эти действия еще и как разбой и грабеж. Учитывая, что деньгами Рыбин завладел в процессе вымогательства и с целью получения указанной суммы денег ежемесячно, эти действия полностью охватываются составом вымогательства и дополнительной квалификации по ст. 162 и 161 УК РФ не требуют[137].
Правильной представляется нам позиция тех авторов (их меньшинство), которые считают, что при вымогательстве угроза насилием направлена на получение имущества в будущем, а не в момент применения угрозы[138]. Своего рода испытание временем подтвердило правильность именно этой позиции. Выше мы приводили свои доводы в обоснование именно такого понимания социально-правового содержания вымогательства. Заслуживает одобрения позиция Верховного Суда РФ, в п. 2 упоминавшегося постановления которого говорится следующее: «Завладение имуществом при грабеже и разбое происходит одновременно с совершением насильственных действий либо сразу после их совершения, тогда как при вымогательстве умысел виновного «направлен на получение требуемого имущества в будущем»[139]. Как указывается в этом постановлении, не исключается совокупность этих преступлений, если вымогательство сопряжено с непосредственным изъятием имущества потерпевшего. Сложностью рассматриваемой проблемы объясняются противоречивые позиции ряда авторов[140]. Решение обозначенной проблемы зависит от сочетания трех моментов: передачи имущества, угрозы насилием, момента применения насилия. Определенное сочетание этих элементов составляет критерий отграничения вымогательства от насильственного грабежа и разбоя. Вымогательство определяют следующие варианты такого сочетания, учитывающие правовое, социальное, семантическое содержание этого понятия: а) виновный требует передачи имущества в будущем, угрожая применением физического насилия немедленно, если потерпевший не согласится выполнить его требования; б) виновный требует передачи имущества в будущем, угрожая применить физическое насилие также в будущем, если потерпевший не выполнит требования; в) виновный требует передачи в будущем и применяет то или иное насилие в обеспечение этого требования[141].
Любое другое сочетание образует грабеж или разбой.
Отграничение вымогательства от мошенничества до последних лет не представляло серьезных затруднений. Простые составы этих преступлений соприкасаются не слишком близко. Этим объясняются не часто приводимые в литературе критерии данных преступлений[142]. В обоих случаях имущество передает сам потерпевший (лицо, в ведении которого находится имущество), однако это сходство внешнее. По существу же, при мошенничестве изъятие имущества, как волевое действие, производит преступник посредством введения в заблуждение лица, ведающего имуществом. Последний не осознает противоправного характера действий виновного.
Вымогательство же характеризуется иными признаками. Во-первых, оба лица (виновный и потерпевший либо представитель организации) осознают противоправный характер действий вымогателя. Во-вторых, преступник требует передать имущество безвозмездно и навсегда. В-третьих, при мошенничестве воля потерпевшего (представителя организации) сфальсифицирована, а при вымогательстве над волей этих лиц осуществляется насилие[143].
Этими критериями можно было бы закончить обсуждение проблемы. Однако в последние годы совершение этих преступлений организованными группами чрезвычайно сблизило их квалифицированные виды. С одной стороны, на это влияют многообразие способов и криминальный профессионализм вымогателей, а с другой - умение мошенников использовать страх людей перед вымогательством с целью извлечения выгоды. Тесно соприкасаясь между собой, организованные формы мошенничества и вымогательства как бы «заимствуют»- друг у друга признаки.
Изучение судебной практики позволяет выделить мошенничество с элементами вымогательства.
От мошенничества с элементами вымогательства следует отличать вымогательство с элементами мошенничества, относящимися к способу совершения преступления и подлинной роли виновных.
В случае сокрытия и присвоения части суммы, полученной для всей группы одним из ее членов, его действия следует квалифицировать по совокупности преступлений: вымогательства и мошенничества.
Наибольшее же распространение показала разновидность вымогательства с элементами мошенничества, известная в криминальной субкультуре и публицистике как «разводка». Для этого организуется страшный «наезд бандитов», подставляется «помощь», разыгрывается сложность ситуации. Затем она проигрывается по отработанному сценарию. Полученные за «защиту» деньги «защитники» и «бандиты» делят поровну. Деяние, внешне несколько похожее па мошенничество, представляет собой вымогательство.
В этом случае забирается вся сумма, предназначенная «бандитам» и «защитникам»; на стороне «защитников» действует группа; конфликт решается не «мирным улаживанием», а хорошо отрежиссированной разборкой («стрелкой»).
Проблема отграничения вымогательства и самоуправства, практически не существовавшая ранее, в настоящее время актуальна в теоретическом и практическом планах, а в реальной действительности ее решение связано подчас с оценкой весьма драматичных действий.
Обычно эта проблема проявляется в ситуациях «возвращения» собственного имущества или денег, ранее переданных потерпевшему в кредит (долг) и более сложной в оценочном плане ситуации требования возмещения причиненного ущерба в виде неустойки, упущенной выгоды (например, по процентам и т. п.).
Драматизм переквалификации со статьи о вымогательстве на статью о самоуправстве па практике предопределяет разница в санкциях, которая за самоуправство (ст. 330 УК 1996 г.) значительно ниже, хотя она и несколько сгладилась в сравнении с разницей в санкциях ст.ст. 148 и 200 1960 г. Зачастую это стимулирует вымогателей к фальсификации оспариваемого (по ст. 200 УК 1960 г.- действительного или предполагаемого) права. Суды нередко поверх-постно входят в оценку доказательств[144]. Потерпевших вымогатели запугивают или подкупают, чтобы они в суде признали наличие не существовавших в действительности обязательств, расчетов[145].
Решение этой проблемы основало на выяснении правового статуса предмета требования. Согласно ст. 163 УК, предметом вымогательства является чужое имущество, то есть такое, па которое виновный не имеет ни действительного, ли предполагаемого права. Поэтому требование передачи собственного имущества, в частности, сопровождаемое угрозами или насильственными действиями, предусмотренными ст. 163 УК, не может быть квалифицировано по этой статье. Такое деяние представляет собой самоуправство, если причинен существенный вред охраняемым интересам.
Сложнее решаются вопросы квалификации при требовании «процентов но несвоевременно возвращенным капиталам», возвращении карточного и другого игорного долга (а еще сложнее - с процентами), тем более, что в последние годы уголовные дела о таких требованиях, в том числе и с насилием, стали встречаться чаще[146]. На наш взгляд, в первом случае необходимо исходить из официально существующих процентных ставок, ибо нельзя отрицать реальное причинение ущерба в результате несвоевременного возвращения долга.
Требование возврата карточного или иного, не урегулированного законодательством игорного долга, хотя бы и соединенное с угрозой насилия или с насилием, не может считаться вымогательством, так как игра в карты или иные азартные игры на деньги или имущество основана на взаимной договоренности. Угрозы и насилие в этих случаях требуют самостоятельной квалификации как преступления против личности.
В этом отношении современная правоприменительная практика разноречива (обычно учитывается признание или отрицание долга потерпевшим). Требование карточного долга или завладение в следственно-судебной практике почти всегда квалифицировали как вымогательство или разбой (грабеж).
Встречаются требования под угрозой насилия или с применением насилия дополнительных сумм за просрочку долга, т. е. так называемое «включение счетчика». В необширной но этому вопросу литературе заслуживает внимания мнение Л. А. Андреевой и Г. В. Овчинниковой, которые считают, что если «включение счетчика» не было оговорено сторонами заранее и требование носит односторонний характер, то оно и осознается лицом, его выдвигающим, как неправомерное, образуя состав вымогательства[147]. В подтверждение выдвинутого тезиса авторы ссылаются па случай из судебной практики, когда Ф. В. и Р. были осуждены за групповое вымогательство у К. за каждый просроченный день по 10 рублей (факт имел место в 80-е годы)[148]. Представляется, что однозначно с таким предложением согласиться сложно. Признавая правомерность требования «основной» суммы, следует считать правомерным и требование сумм денег по этой несвоевременно возвращенной сумме (о чем мы уже говорили и ссылались на практику, давно сложившуюся в немецком праве) в объеме официально существующих процентных ставок. Не следует забывать, что невозвратом причитающегося лицо причиняет материальный вред кредитору, т. е. его действия подпадают под юрисдикцию ст. 165 УК РФ.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17
