Союзные эскадры получили задачу нанести удары по русским базам и флотам на всех морях, омывающих Россию: по Кронштадту на Балтике, по Архангельску на
Белом море, по Петропавловску - Камчатскому на Тихом океане.
Атаки на эти крепости были успешно отбиты. Причем на минах, поставленных у Кронштадта, подорвались четыре петровых корабля неприятеля; это был первый в истории случай успешного применения минного оружия.
Самым тяжелым театром военных действий стало Черное море, точнее —
Крымский полуостров (отсюда и название всей войны — Крымская) и даже не
весь полуостров, а Севастополь — главная база русского Черноморского флота.
Корабли не могут обойтись без берега, как птицы не могут вечно парить в воздухе. Перелетные птицы, увидев в море судно, без страха устремляются к нему и отдыхают на нем, набираются сил, чтобы продолжить нелегкий путь. А самому кораблю, чтобы отдохнуть, набраться сил, залечить раны, полученные в боях и штормах, нужен берег.
В течение всего лета 1854 года англо-французское командование готовилось к высадке армии на русское побережье.
2 сентября союзный десант — почти 70 тысяч английских, французских и
турецких солдат — высадился в Евпатории. Его доставили из Варны три сотни
транспортных судов.
90 боевых кораблей обеспечивали высадку. Собственно, обеспечивать им
ничего не
нужно было. Войска выгружались на берег совершенно беспрепятственно. В
Крыму в
это время не было достаточно сильной русской армии. Главнокомандующий
Меншиков был убежден, что союзники, чтобы не зимовать в окопах, осенью
высаживаться не станут, поэтому и не позаботился о сосредоточении своих
войск. Не мог помешать высадке и флот. У союзников было вдвое больше
военных судов, причем ядро их флота составляли паровые винтовые корабли,
не зависевшие от ветра. Вооружены они были нарезными орудиями. Вне всякого
сомнения, корабли Нахимова, если бы они вступили в бой, были бы уничтожены.
Как мы увидим дальше, именно эскадра Нахимова — ее корабли, ее моряки —
сыграла решающую роль в обороне Севастополя. Без них Севастополь был бы
захвачен неприятелем с ходу.
ВОЕВАТЬ НЕЧЕМ
Царская Россия сильно отстала от других держав в промышленном
производстве, во всем хозяйстве. Нарезное оружие, к примеру, было
изобретено русскими, а раньше вооружили им свои армии англичане и французы,
да еще турок снабдили. Первый военный пароход «Скорый» тоже русские
сделали, а к началу Крымской войны на Черном море было у русских всего
шесть пароходофрегатов. В огромной стране порох делали три завода. Чугуна
Россия производила в 10 раз меньше, чем Англия. Потом, когда начнутся у
Севастополя ожесточенные артиллерийские дуэли, русские из-за нехватки
снарядов смогут на десять выстрелов противника отвечать только одним.
Поставим перед собой такой вопрос: если бы царь и его правительство
заранее узнали о размерах опасности, грозящей Севастополю, Крыму, всей
России, могли бы они вооружить русскую армию и флот так же хорошо, как был
вооружен неприятель? Что-то было бы лучше, конечно. Но коренной разницы не
было бы. Для коренного изменения военных дел нужно было изменить в корне
политическую и социальную основу жизни всего народа. И первое, что нужно
было сделать,—это отменить крепостное право — право помещиков иметь в
собственности людей, распоряжаться ими, как вещами. И на заводах работали
люди, находившиеся в собственности капиталистов. Труд, что в городе, что в
деревне, был рабским трудом, следовательно, малопроизводительным. В Англии
и Франции давным-давно закончилась эпоха феодализма, в России же
господствовали феодальные отношения.
Но разве мог царь по доброй воле изменить существующие порядки?
Наоборот, он всячески укреплял их: это ведь были порядки его, а не чьи-
нибудь. Он сам был богатейшим помещиком. Каково ему было расстаться со
своей собственностью? И разве мог он обидеть свою опору — русских
помещиков?
Мы говорили, что флот на Черном море возглавляли Корнилов и
Нахимов. Правильнее, точнее было бы сказать, что они больше всех делали для
флота. А должности их были не такие уж главные — первый был начальником
штаба Черноморского флота, второй — начальником 5-й флотской дивизии. Над
ними стояло много вельмож, титулы которых были настолько пышные, насколько
убогими были их военные способности. Оба адмирала имели ограниченные
права, свои приказы и распоряжения обязаны были согласовывать,
утверждать; они тратили много сил, чтобы доказать выгодность и
необходимость какого-либо дела. Только нечеловеческая энергия, святая
преданность Отечеству давали им силы воевать с неприятелем и одновременно
с вельможным начальством.
ПЕРВЫЕ БОИ У СЕВАСТОПОЛЯ
Неприятельские войска двигались от Евпатории к Севастополю. 8 сентября
на реке Альме им преградила путь русская 35-тысячная (вдвое меньшая по
численности) армия. Произошло кровопролитное сражение. Потери с обеих
сторон были очень большие. Главнокомандующий генерал-адмирал князь
Меншиков приказал своим войскам отступить к Бахчисараю. И Севастополь
остался один, город должен был защищаться сам — силами небольшого
гарнизона и тем, что мог дать флот.
Остается только гадать, как решилась бы судьба города, если бы союзники сразу после сражения двинулись на Севастополь. Имея хорошую орудийную защиту со стороны моря и укрепления на северной стороне, город был беззащитен на суше с юга. Но союзники долго не могли прийти в себя от понесенных потерь, они даже не преследовали отступавшую русскую армию. Это- то и дало возможность в кратчайший срок возвести на южной стороне города линию оборонительных сооружений. Когда англичане, французы и турки, обойдя северные укрепления города, вышли к южной стороне, они неожиданно для себя наткнулись на непреодолимую полосу редутов и бастионов.
Флот неприятеля тоже был остановлен, он не смог войти в
Севастопольскую бухту: у входа в нее моряки затопили пять старых линейных
кораблей и два фрегата. Жалко было топить свои корабли, все они были
прославлены во многих сражениях. Но иного выхода не было.
Союзное командование, как и предполагал Меншиков, боялось оставить
свои войска в окопах на зиму. Только проблему эту оно намеревалось решить
иначе, чем представлял себе Меншиков, — решительным штурмом взять
Севастополь и закончить войну до холодов.
5 октября союзники, пользуясь большим превосходством в артиллерии,
начали ожесточенную бомбардировку города с суши и моря. После этого начался штурм укреплений. Защитники Севастополя сражались с невиданным мужеством.
Штурм они отбили, при этом уничтожили много неприятельских орудий и
повредили несколько кораблей. И опять потери в людях с обеих сторон были
очень большие, повторить штурм в ближайшее время противник не мог.
Севастопольцы воспользовались передышкой для совершенствования своей
обороны.
Умер раненный на Малаховом кургане адмирал Владимир Алексеевич
Корнилов. С того тяжелого дня все заботы о защите Севастополя легли на
Павла Степановича Нахимова и его давнего соратника адмирала Владимира
Ивановича Истомина.
РАССКАЗЫВАЮТ ДОКУМЕНТЫ
14 сентября 1854 года. Приказ П. С. Нахимова
«Неприятель подступает к городу, в котором весьма мало гарнизона; я в
необходимости нахожусь затопить суда вверенной мне эскадры и оставшиеся на
них команды с абордажным оружием присоединить к гарнизону. Я уверен в
командирах, офицерах и командах, что каждый из них будет драться как
герой: нас соберется до трех тысяч; сборный пункт на Театральной площади.
О чем по эскадре объявляю».
Из записок неизвестного унтер-офицера
«В Севастополе везде кипела работа; все бегало, суетилось. Почти все
полки были вооружены лопатами, кирками, мотыгами и другими орудиями,
необходимыми при постройке укреплений. Рабочие таскали землю в корзинах, в
мешках, в полах шинелей, во всем, в чем было можно. Всюду возили и носили
бревна, доски, станки и орудия, снятые с потопленных кораблей. Работали не
только солдаты, но даже женщинам была дана работа: они построили
батарею...»
20 ноября 1854 года. Из письма артиллерийского офицера Л. Н. Толстого брату
«Город осажден с одной стороны, с южной, на которой у нас не было
никаких укреплений, когда неприятель подошел к нему. Теперь у нас на этой
стороне более 500 орудий огромного калибра и несколько рядов земляных
укреплений, решительно неприступных. Я провел неделю в крепости и до
последнего дня блудил как в лесу, между этими лабиринтами батарей.
Неприятель уже более трех недель подошел в одном месте на 80 сажен и не
идет вперед; при малейшем движении вперед его засыпают градом снарядов. Дух
в войсках выше всякого описания. Во времена древней Греции не было столько
геройства. Корнилов, объезжая войска, вместо «здорово, ребята!» говорил:
«Нужно умирать, ребята, умрете?» — и войска отвечали: «Умрем, ваше
превосходительство, ypa!» И это не был эффект, а на лице каждого видно
было, что не шутя, а взаправду, и уже 22000 исполнили это обещание.
...Бомбардирование 5-го числа останется самым блестящим, славным подвигом не только в русской, но и во всемирной истории. Более 1500 орудии два дня действовали по городу и не только не дали сдаться ему, но и не заставили замолчать и одну двухсотую наших батарей...»
Из дневника участника обороны
«...Мальчики от 10-летнего возраста являются на бастионы, где с
необыкновенным самоотвержением под самым сильным неприятельским огнем
остаются на батареях, помогая артиллерийской прислуге, поднося заряды и
снаряды; так, сын матроса 37-го флотского экипажа Максим Рыбальченко,
мальчик 12 лет, во время самого сильного бомбардирования города, в
продолжение 5, 6 и 7-го чисел октября, собирал ложившиеся в Аполлонову
балку ядра и носил их на бастион Корнилова... В настоящее время Максим
Рьпбальченко находится на батарее Камчатского люнета и исполняет
обязанности нумера, подающего снаряды к орудию. Товарищ Рыбальченки, сын матроса 30-го флотского экипажа, Кузьма Горбаньев [14 лет] с первых
дней осады Севастополя явился на бастион № 4 и просил командовавшего там
определить его в число артиллерийской прислуги. 2 апреля Кузьма Горбаньев
ранен и после перевязки возвратился к своему месту.
Максим Рыбальченко и Кузьма Горбаньев за храбрость награждены
медалями на Георгиевской ленте».
12 октября 1854 года. Из письма капитана второго ранга М. М. Коцебу М. Ф.
Рейнеке
«Уважаемый любезный Михаил Францевич!
Па[вел] Степ[анович] третьего дня был на нашей стороне и просил передать
вам, что кроме незначительной царапины от штуцерной пули, пролетевшей мимо
его уха, он здоров.
Сам же скажу, что П[авел] С[тепанович] как бы ищет смерти, разъезжая под самым убийственным огнем; недавно матросы без церемонии сняли его с лошади и отнесли в место, более безопасное. Он один теперь ездит по линии, воодушевляя своим присутствием и матрос, и солдат».
Из письма М.Ф. Рейнеке П.С.Нахимову 19 октября 1854 года
«...Вести из Севастополя сильно беспокоят меня — не столько опасным положением города, которое при помощи божьей может поправиться, сколько твоя отчаянная отвага... С твоим именем и при твоих понятиях об обязанностях начальника иначе и быть не может. Но для чего без нужды пускаться в самые опасные места и подвергать себя убийственному огню? К чему искать смерти? Рассуди хладнокровно и увидишь, что эта отвага для главного действующего лица не только бесполезна, но даже и вредна и опасна общему делу: тебя убьют, и дух чинов, имеющих доверие и надежду единственно к тебе, упадет. Хорошо еще, если найдется человек, который не допустит пасть духу войска до отчаяния и сумеет возбудить в них за потерю любимого начальника месть к врагам. Но есть ли такой человек при тебе?..
Ради бога, мой добрый друг, береги себя для общей пользы! Только ты еще можешь поправить или хоть поддержать дела Севастополя...»
