Отсутствие сколь-нибудь определённых сведений о предполагаемых реформах не давало передовой части общества – людям, заинтересованным в перемене к лучшему, - возможности выступить активно в поддержку реформ и защиту реформатора, и это облегчало задачу его противников. В обстановке искусственно созданной вокруг реформ таинственности слух, сплетня, интрига становились острым оружием в борьбе с неугодным реформатором.
В свете всего этого вполне понятным становится тот факт, что реформы
Сперанского, дававшие простор всему талантливому и образованному в русском
обществе и подрывавшие позиции бездарностей и невежд, были восприняты
последними, составляющими основную массу чиновничества, в качестве
покушения на самые устои государства, а сам реформатор стал изображаться
человеком, поставившим своей целью подрыв самодержавной власти.
Сперанский просит Александра I отстранить его от должности госсекретаря и управления финляндскими делами и сохранить за ним лишь один пост директора комиссии законов.
Столкнувшись при осуществлении плана государственных преобразований с
яростным сопротивлением, открытой враждебностью со стороны аристократов и
чиновников, Сперанский, таким образом, не нашёл для их преодоления иного
средства, как обратиться за поддержкой к своему патрону –императору
Александру.
Просьбу своего госсека об отставке Александр не удовлетворил.
Сперанский продолжал работать над проектами гос. реформ с той же энергией,
что и прежде.
Дальнейшее течение дел и времени приносило Сперанскому всё новых и новых недоброжелателей. К лету 1811 г. холодная атмосфера недоброжелателей вокруг Сперанского стала почти беспросветной. К нему охладели даже те, кого он считал своими приятелями, кто часто посещал его дом.
Глава 5. Падение и повторное восхождение.
Сила врагов Сперанского – людей, составлявших против него настоящий заговор, заключалась так же в их хладнокровном расчёте. Так было, в частности, с поступившим к Александру I известием о том, что Сперанский принадлежит к тайному союзу иллюминатов и является главой этого якобы революционного масонства в России.
В конце сентября 1811 г. Армфельд и Балашов осуществили одну из самых
хитроумных своих акций против Сперанского. Через посредство статс-секретаря
Госсовета Магницкого интриганы обратились к реформатору с просьбой о
встрече. Михайло Михайлович ответил согласием, и встреча состоялась. На ней
Армфельд с Балашовым предложили своему противнику учредить объединённый с
ними секретный комитет для управления всеми гос. делами. Сперанский сразу
же отказался от участия в таком мероприятии, сказав при этом: “Упаси Боже,
вы не знаете государя, он увидит тут прикосновение к своим правам и нам
всем может быть худо”. О предложении шведского барона и русского министра
он сообщил Магницкому, и тот дал совет немедленно рассказать обо всём
государю. Но Сперанский заявил, что не сделает этого, так как подобный
поступок был бы “подлою интригою с его стороны”. Иначе поступили Армфельд и
Балашов. Естественно, что инициатором предложения создать секретный комитет
был выставлен Сперанский.
К началу 1812 г. русский госсекретарь завершил в основном разработку стратегии подготовки России к войне с Францией. Александр же в это время всё еще сомневался в неизбежности данной войны. И Сперанскому вновь и вновь приходилось убеждать своего императора в том, что ход событий неминуемо влечёт обе страны к военному столкновению друг с другом.
Предостережения Сперанского о неизбежности войны с Францией, его
настойчивые призывы готовиться к этой войне, конкретные и разумные советы о
том, как это делать, не давали Александру I ни малейших оснований для
сомнений в преданности его России. Напротив того, поведение госсекретаря
говорило скорее о его искреннем желании блага своей стране. Мысль
императора работала поэтому совсем в другом направлении, нежели то, каковое
задавали ей внушения интриганов – противников реформатора. Не помышляя об
измене Сперанского отечеству, Александр всё более склонялся к мнению об
измене госсекретаря ему, российскому самодержцу. Как-то – было это в самом
начале 1812 г. – Александр в разговоре со Сперанским о предстоявшей войне
спросил у него совета, участвовать ли в ней лично ему, российскому
императору. Михайло Михайлович обрисовал всё то сложное положение, в
каковом окажется в случае войны Россия, описал военные таланты Наполеона и
предложил государю воздержаться от личного участия в войне, но, собрав
Государственную думу, предоставить вести войну ей. Спустя несколько дней
после упомянутого разговора Я. де Санглену довелось слышать, как
возмущался Александр этим вполне разумным советом Сперанского: “Что же я
такое? – Нуль! Из этого я вижу, что он подкапывается под самодержавие,
которое я обязан вполне передать наследникам моим”.
К концу 1811 г. Александр стал, видимо, понимать, что степень информированности Сперанского далеко выходит за пределы, допускаемые его должностью госсекретаря. Сперанский обнаруживал в своих записках к императору и личных с ним беседах столь обширную осведомлённость о разных обстоятельствах внутренней и внешней политической жизни России, что невольно внушал ему сомнение в том, кто же действительно правит империей – он, российский государь, или вознесённый им на вершину власти и допущенный в царский дворец выскочка-попович? Это появившееся в душе Александра подозрение, что в лице Сперанского радом с ним, законным государем- самодержцем, появился госсекретарь-самодержец, с течением времени неизбежно получало всё новую пищу. Сперанский всё более брал на себя подготовку к ведению войны с Францией, усиленно занимался финансовым обеспечением этой войны. Он старался следить за малейшими переменами на международной арене и в развитии русско-французских отношений. Через своих людей в министерстве иностранных дел госсекретарь сумел получить доступ к секретным документам, даже к тем из них, знакомство с которыми составляло исключительную прерогативу государя.
При начале войны с Наполеоном роль Сперанского в управлении
Российской империей неизбежно возросла бы до огромной степени. Сам Михайло
Михайлович, во всяком случае, к этой своей высокой роли, пожалуй,
сознательно готовился. Быть главным организатором победы над врагом,
стремившимся покорить его отечество, да ещё над каким врагом – гениальным
Наполеоном! – бать спасителем отечества, что для него могло быть славнее
этой роли. А у кого слава, у того и влияние. Но всё это понимал и
Александр. Высказанное ему Сперанским в начале 1812 г. предложение собрать
Государственную думу и поручить вести войну ей, прежде всего, конечно,
ущемляло личное самолюбие его величества. Но вместе с тем реакция его на
данное предложение, зафиксированная в воспоминаниях де Санглена,
показывает, что в нём появилось явное опасение того, как бы царственную его
персону совсем не отстранили в ходе войны от власти.
Как бы то ни было в декабре 1811 г. в отношении Александра к
Сперанскому наметился явный перелом.
1 января 1812 г. Сперанский получил от императора очередную награду –
Александрийскую ленту. Но в сложившейся к тому времени ситуации,
награждение это не было признаком государева благоявления, а являлось
скорее плохим предзнаменованием. Александр имел обыкновение награждать тех,
кого собирался отправить в отставку. По инерции Сперанский продолжал
работать с прежней интенсивностью. Но император уже не звал его к себе как
прежде, по любому случаю, а постепенно и вовсе перестал звать. События
неумолимо шли к окончанию развязки.
Нет для русского чиновника худшего несчастья, чем удаление со службы.
Решив обойтись при высылке реформатора без официального указа, Александр I
распорядился тем не менее сообщить нижегородскому губернатору Руновскому,
что “императору благоугодно, дабы тайному советнику Сперанскому во время
пребывания его в Нижнем Новгороде оказываема была всякая пристойность по
его чину”. Казалось, положение изгнанника должно было устроиться как нельзя
лучше. Однако, этого не произошло. Одновременно с вышеуказанным
распоряжением в Нижний Новгород через министра полиции поступило высочайшее
предписание о необходимости установить над ссыльным строгий контроль. На
нижегородского губернатора возлагалась обязанность доносить в Петербург обо
всем замеченном насчет Сперанского и обо всех лицах, с которыми он будет
иметь знакомство или частые свидания. Собственноручные его письма, а также
присылаемые ему губернатор должен был отсылать в подлиннике министру
полиции для докладов государю даже и тогда, когда его величество находилось
в отъезде. Что переживал в это время, когда происходили описанные события
Сперанский, можно только гадать. В Нижнем Сперанский провел полгода. Внешне
он сохранял спокойствие и по-видимому, ждал, что вскоре его вернут в
Петербург. Он гуляет по городу, причем, как доносил губернатор, «
уклоняется между простым народом», «скрытым образом бывает в трактирах и
питейных домах».И опять шли донос за доносом. А это было лишь естественное
стремление Сперанского окунуться в провинциальную жизнь ,от которой он был
оторван двадцать лет.
Далее Сперанский был выслан в Пермь. Первые месяцы в Перми Сперанский
сильно нуждается; он закладывает царские подарки и ордена. Между тем все
убеждены, что он сказочно богат. Ведь не мог же он не нажиться! Однако
худшее, с чем пришлось столкнуться Сперанскому в Перми, было не безденежье,
а травля со стороны местного общества. Дело в том, что по прибытии
Сперанского никто не знал, как с ним поступать. На этот счет никаких
распоряжений не приходило, поэтому местные чиновники пребывали в полном
недоумении. Но на выручку сим мужам явилась жена губернатора Анна Ивановна.
В первые дни по приезде в Пермь Сперанский сделал несколько визитов
«представителям» города. Чиновники же, убоявшись гнева Анны Ивановны, ему
не ответили. Со временем она придумывала все новые оскорбления для «врага
отчизны» (так Анна Ивановна звала Сперанского). По ее наущению, мальчишки
при встрече со Сперанским кричали: «изменник! изменник!» и бросали в него
комья грязи. За что получали от губернаторши лакомства. Однако были и люди,
которые уважали и помогали Сперанскому. Но эти безобразия напугали
некоторых пермский чиновников, и они обратились к министру полиции
Балашову, как все-таки разуметь личные права сосланного. Балашов ответил
коротко и ясно: Разуметь сосланного гос. Секретаря, как тайного советника».
Ответ министра грянул громом, и все недоброжелатели исчезли.
31 Августа 1814 г. – в день, когда вышел манифест об окончании войны
с Наполеоном, - императором Александром было объявлено повеление
удовлетворить просьбу Сперанского и, тем самым, предписано ехать на житьё в
Великополье (деревня Сперанского). Спустя некоторое время после прибытия
Сперанского в свою деревню сюда прибыла его дочь Елизавета. Здесь он ведет
уединенный образ жизни; много читает, занимается воспитанием взрослеющей
дочери. Время, проведённое в Великополье, Сперанский будет считать лучшим
временем своей жизни.
В Великополье в Сперанском возродился пропавший было интерес к политическим
делам. Михайло Михайлович с жадностью ловит каждое известие из Петербурга,
всякий слух о событиях в царском дворце.
Через некоторое время Сперанского навестил Аракчеев. Когда Сперанский обратился к нему с просьбой походатайствовать за него перед государем с тем, чтобы тот определил его на службу и дал должность, Аракчеев согласился.
Результатом данного ходатайства стал указ от 30 августа 1816 г., согласно которому уволенный со службы без всякого указа Сперанский вновь принимался на службу и назначался Пензенским губернатором. Согласно ему назначение опального сановника пензенской губернии сделано было лишь для того, чтобы дать ему способ “усердною службою очистить себя в полной мере”.
