Главное противоречие советской власти
Главное противоречие советской власти
Снижение выработки, конечно, не единственный видимый признак главного противоречия советского госкапитализма. В 1926 году, несмотря на бывшую тогда безработицу, газета «Правда» с возмущением писала, что после получки и аванса половина рабочих Сормовского завода в Нижнем Новгороде не выходит на работу. Экономика — не политика, тут на агитпропе не выедешь. Рабочий класс вполне может понять трудности капиталиста в обновлении основного капитала, и даже посочувствует, но — не более. Работать больше, чем на свою зарплату, наемный работник не будет, ибо в производстве уже действуют железные законы соответствия поребления рабочей силы её воспроизводству; соответствия стоимости рабочей силы её цене; закон экономии рабочего времени. Вот когда рабочий действительно хозяин, то он не хуже начальников понимает, что есть выгода в том, чтобы поджаться на время обновления основного капитала, чтобы потом не на словах, а на деле получить выгоду в виде повышения дохода или сокращения рабочего времени. А наемник — не хозяин, наемник впрок, на будущее, работать не будет, деньги ему надо платить сразу и все, а не потом и по частям.
Притязания на монополию присущи капиталу в любой форме — и в частной, и в государственной. Монополизация, как мы выяснили ранее, возможна только в увеличении основного капитала и расширении рынка. Увеличение основного капитала возможно только за счет конкурентов, присоединением основного капитала конкурентов. А конкуренты с введением НЭПа появились — частный сектор, кооперация, и крестьянские хозяйства. Негласное огосударствление частного капитала началось сразу же с введением НЭПа, да так ретиво, что уже в октябре 1921 года пришлось издать декрет «О воспрещении досрочного расторжения договора об аренде государственных предприятий». Затем настала очередь кооперации, на которой даже не стали менять табличку, главное — деньги шли государству, и этого было достаточно.
К концу 20-х годов процесс огосударствления частных предприятий и кооперации был завершен. Настала очередь крестьяниких хозяйств. Если в частном секторе и кооперации огосударствление происходило относительно легко — работягам все равно на кого работать, один хрен зарплата не поднимется, а кто из совбуров вякнет — на нары, то в сельском хозяйстве этот захват привел к разрушительным последствиям. Обращение свободного хозяина в батрака, не могло не вызвать катастрофических последствий. Как и после продразверстки результатом стал голод.
С завершением „сплошной коллективизации” в Советском Союзе закончилась фаза монополизации государственного рынка. С горизонта производства исчезли последние, и даже не частные, а единоличные собственники — крестьяне-единоличники, и в полном соответствии с формально-догматической логикой мышления интеллигенции, Сталин объявил, что в Советском Союзе построен социализм. Пузатых капиталистов нет — значит социализм, а то, что производственные отношения остались капиталистическими, так можно просто провозгласить их „социалистическими”, и всё как надо.
Естественно, все, как у нас, так и на Западе, сразу и без всяких колебаний, поверили и приняли этот „глубоко научный вывод классика марксизма-ленинизма”. Кто несмотря на всё сомневался — расстреляли, и с этого момента всё капиталистическое в Советском Союзе стало „социалистическим”. Основной капитал, стал „основными фондами”, норма прибыли — „нормой рентабельности”, и т.п. И, конечно, рабочая сила приобрела „социалистическую” суть.
Рабочая сила одинакова в своей сущности как при капитализме, так и при социализме, и при коммунизме. Рабочая сила не может быть „социалистической” или „капиталистической”, суть её состоит в том, что она — способность к труду. Форма её меняется, в зависимости от способа производства, но суть её одна. А потому рабочая сила при социализме имеет те же факторы, что и при капитализме, но — кроме чисто капиталистического свойства товара — цены. То есть, рабочая сила в рабовладельческом строе является собственностью рабовладельца. При феодальном способе производства рабочая сила является уже собственностью её владельца, а эксплуатация её осуществлялась двумя основными формами — барщиной или оброком. В капиталистическом способе производства рабочая сила становится товаром, отличительная особенность которого в рыночных отношениях — цена. В рабовладельческом и феодальном способе производства рабочая сила не имела цены, поскольку не продавалась и не покупалась. Купля-продажа рабочей силы появилась только при капитализме. Стало быть, при социализме рабочая сила должна утратить только свою капиталистическую форму, — форму товара, и стало быть, свойство товара — цену. И цена рабочей силы уничтожается тем, что собственник рабочей силы становится собственником продукта своего труда, а не уничтожением капиталистов.
Но вот у наших авторов учебника „социалистической” политэкономии, академиков и докторов наук, выдающихся демократов, Абалкина, Аганбегяна, Петракова, Шаталина, Бунича, прораба перестройки и бывшего мэра Москвы Гавриила Попова, в те времена, когда они ещё обосновывали господство аппарата КПСС, „социалистическая” рабочая сила характеризуется неведомыми для марксизма факторами — „затратами на её воспроизводство и дееспособностью”. («Политическая экономия» Москва 1990 г. стр. 396)
При капитализме, рабочая сила имеет стоимость её производства, и стоимость её воспроизводства. Чтобы придать „социалистичность” рабочей силе в отличие от капитализма, наши академики просто заменили „стоимость” на „затраты”, и, главное — исключили стоимость производства рабочей силы. А потому выходит, что при социализме стоимости производства рабочей силы нет. То есть, при социализме рабочая сила не производится где-либо и как-либо. Это при капитализме человека надо обучать работать, чтобы он приобрел рабочую силу, а при социализме не надо, и получается, что рабочая сила при социализме появляется с самого рождения прям таки чудесным образом. Маленький человек, и только при социалзме, только только появившись на свет, уже имеет рабочую силу и может трудиться. Вот это здорово — сам выбрался из утробы матери, сам завязал себе пуповину, соснул материнскую грудь, и — за работу, за станок, за лопату, к компьютеру. Какая все-таки экономия на производстве рабочей силы при социализме! Похоже, именно так появилась рабочая сила у авторов сего „вучебника” политэкономии. Как они нас предупреждают здесь же, пытаясь придать своей глупости серьезный вид — „Познание экономических процессов требует проникновения в их глубинную сущность, что позволяет понять качественно иную природу рабочей силы в социалистическом обществе.” («Политическая экономия» Москва 1990 г. стр. 396)
Что же касается такого фактора как „дееспособность”, то этот термин и понятие используется в психиатрии и юриспруденции, означая твердую память и здравый рассудок индивида. Вряд ли наши академики хотели намекнуть нам, что при капитализме, в отличие от социализма, рабочая сила характеризуется отсутствием стоимости воспроизводства и симптомами шизофрении. Ясно, что вся их „наука” сводится к пропаганде, в которой они даже не могут скрыть свое вранье.
Таким же образом наши шарлатаны от социализма и политэкономии пытаются придать „социалистичность” и другим законам экономики. Например, при капитализме существует платежеспособный, и неплатежеспособный спрос. И в отличие от капитализма, при социализме, по теории, не должно быть неплатежеспособного спроса. Но в реальности, в „социалистическом” советском обществе неплатежеспособный спрос был. А потому надо было объяснить — почему это при „социализме” существует неплатежеспособный спрос?
Это противоречие наши академики обошли очень просто — они ничтоже сумняшеся объявили, что ежели у потребителя нет денег на автомашину или стиральную машину, то у потребителя нет спроса на эти товары. То есть — нет денег, — нет спроса, есть деньги, значит, у потребителя есть спрос.
Если человек видит на витрине модную вещь и хочет приобрести её, но не располагает для этого необходимыми денежными средствами, то его потребность нельзя рассматривать как спрос. (Там же, стр. 524)
Как видим, у человека даже при „социализме” иногда бывает большое желание приобрести какую-либо вещь. По всем признакам, его спрос виден невооруженным взглядом. Но поскольку у него нет денег на эту вещь, то академики внушают ему — твое желание, приятель, не желание вовсе, фикция, и так как у тебя нет денег, то твое желание нельзя рассматривать как спрос, а потому у тебя нет спроса на ту вешь, которую ты хотел бы купить. И так как у тебя нет спроса, то все твои потребности удовлетворены — да здравствует социализм! Наверно стоило добиваться академических званий чтобы заниматься дешевой пропагандой?
Итак, провозглашенный Сталиным социализм означал утверждение государственно-монополистического капитализма. А по утверждении монополии тормозится увеличение производительности труда, и потому увеличение основного и постоянного капитала происходит за счет преимущественно физического объема достигнутого уровня развития. То есть, замораживается достигнутый научно-технический уровень развития средств производства, и тогда увеличение объема средств производства требует увеличения и массы рабочей силы, вовлекаемой в производство. Когда все средства загоняются в основной капитал, то неизбежно рост объема средств производства начинают опережать темпы прироста населения. Спрос на рабочую силу начинает превышать её предложение. Дефицит рабочей силы в Советском Союзе был хроническим.
Ответные действия последовали соответствующими для монополии — в конце 20-х годов была проведена паспортизация населения, что затруднило его миграцию в поисках более благоприятного места жительства и работы. Дальше — больше: после коллективизации у колхозников отобрали паспорта, в город не вырвешься; а в самом городе увольнения по собственному желанию были запрещены. Как правило — запрет на аборты и противозачаточные средства, направленность государственной политики в социальной сфере на увеличение рождаемости.
Однако, этими мерами норму и массу прибыли не увеличить, и потому остается единственный путь — увеличение основного капитала. Поэтому основным направлением развития монополии является направление развития производства средств производства — первого подразделения, или, по „социалистически” группы «А». Так что известное нам по советским временам увеличение производства в добывающей, топливно-энергетической, и тяжелой промышленности, являлось не вывихом советской экономики, не выражением амбиций Генеральных секретарей, как то представляют нам пропагандисты-антикоммунисты, а столбовой дорогой развития абсолютной монополии.
Но увеличение средств производства — это увеличение предложения капитала, а стало быть, увеличение спроса на рабочую силу. И если увеличивается спрос на рабочую силу, то должна расти и её цена. Но монопольная цена не поднимается, и наемный работник несет убытки при обмене. Монопольную цену рабочей силы нельзя поднять до уровня рыночной, а потому, чтобы исправить неэквивалентные условия обмена, приходится снизить потребительную стоимость рабочей силы. Норма прибыли понижается, хотя масса прибыли может и возрасти, но не в той же пропорции с величиной увеличения постоянного капитала. В итоге — вложенные средства не дают ожидаемой отдачи, как правило — убытки, как это получилось у Сталина в первую пятилетку и у Горбачева с его перестройкой и ускорением. Логика проста как паренная репа — по существующим показателям определяется — насколько надо увеличить основной и постоянный капитал, чтобы получить нужную цифру выпуска продукции. Бывший Госсекретарь США Генри Киссинджер выдал как-то Горбачева сообщив, как тот однажды признался ему, что намеревался закончить перестройку за 4 года. Прямо по-сталински.
Основной капитал, то бишь — „основные фонды”, по сравнению с уровнем развития научно-технического прогресса был устаревшим, все экономические показатели с середины 60-х годов снижались, и к середине 80-х снизились до убытков. Родитель перестройки решил, что обновление основного капитала на новый, более высокого научно-технического уровня развития, позволит поднять производительность труда, и тем самым вписать Горбачева золотыми буквами в историю социализма как прозорливого и мудрого государственного деятеля, который своей „философией нового мышления” («Правда» 3 ноября 1987 г.) смог „поднять цивилизацию на качественно новую ступень” развития. («Правда» 17 февраля 1987 г.)
Когда же его желание поднять на новую ступень цивилизацию опираясь на аппарат управления разбилось о железо монополии партийного аппарата, он решил сломать его оперевшись на народ. Началась пропагандисткая кампания о гласности, человеческом факторе, оплате по конечному результату, хозрасчете, и т.д. Несмотря на постоянный обман, немало народу поверило разлагольствованиям дилетанта в экономике. Но поскольку как и у всех власть имущих на словах у него было одно, а на деле другое, все его начинания не могли не провалиться.
Увеличение основного капитала на Владимирском швейном объединении выразилось в замене оборудования на импортное, более производительное. Производительность труда возросла, стало быть, увеличилось потребление рабочей силы, и значит, соответственно, должно возрасти и её воспроизводство, зарплата. Но монопольная цена рабочей силы не меняется, воспроизводство рабочей силы стало невозможным, и потому приходится избегать неэквивалентные условия обмена. И полетели заявления на увольнения —
Можно посчитать ситуацию парадоксальной: администрация внедряет оборудование, которое существенно облегчит напряженный труд — в ответ на заботу работники подают заявления об уходе. (Э.Васильев «Девятая сложность» «Социалистическая индустрия» 11 октября 1989 г.)
Побольше выдавить труда и поменьше заплатить — это у всех начальников называется „заботой”.
Хоть тоже уходи! — восклицает в сердцах его единственный оператор (вышивального автомата японского производства — Ред.) Л.Потапова. — Станок очень сложный, но интресный, и заказов много. Вначале мы увлеченно, целой группой, ночами напролет им занимались. Освоить электронику особенно молодежь хотела. В первую зарплату я получила больше трехсот рублей. А экономисты и бухгалтеры все переполошились: Как же так, заработок почти как у генерального директора! Перевели без всяких объяснений на четвертый разряд и все успокоились — сто двадцать рублей в месяц. Девчата тут же разбежались.” (Там же.)
Когда перестройка перешла в ускорение падения и развала, газета «Труд» от 14 ноября 1990 года привела слова рабочих, фактически — об экономической политике Горбачева, о его „перестройке” и ускорении:
За шесть последних лет план вырос в три раза. Зарплата осталась та же. За эти гроши никто рабртать не хочет. Сколько замечательных мастеров уволилось! Законы о труде не соблюдаются — болен ты, или уходишь в отпуск, но план дай. Наши начальники пекутся о чем угодно, но только не о людях.
А Майкл Горби в это время гнет свою демагогическую линию — костит экстремистов и сепаратистов, вышивает на международной политической сцене, отдает американцам рыбные промыслы в Беринговом море, обещает японцам отдать Курилы, а китайцам Амур.
Наши академики не отстают от него. Годом раньше в своем учебнике „социалистической” политэкономии сикофанты госкапитализма академики Абалкин, Аганбегян, Медведев, Шаталин, Петраков, и иже с ними гуру демократической экономической „навуки” Г.Попов, обосновывают эту политику Майкла Горби:
На машиностроительных предприятиях средний уровень выполнения норм достиг в 1987 году почти 136%. Ясно, что нормы, перевыполняемые большинством рабочих в 1,5-2 раза не могут считаться научно обоснованными. («Политическая экономия» Москва 1990 г. стр. 421)
Вот такой чисто капиталистический прием выколачивания прибыли из „социалистической” рабочей силы и являлся сутью перестройки и ускорения. Но рабочие не дурнее кремлевских ускорителей, и находит свой ответ на давление эксплуатации, будь она хоть под социалистическими лозунгами.
Знакомые ребята с вологодчины как-то рассказали мне как они выдавили бухгалтера в своем колхозе. Такой волчара был — не чета всем буржуям. Как увидит в нарядах на выполнение работ трехзначную сумму, на всю-то бригаду, сразу отодвигает и кричит — Много! Не подпишу! Ну, мужики и подстроили ему — составили раз наряд с такими записями:
Закат солнца вручную ………………………..1 руб. 02 коп.
Подтягивание горизонта за канат ……………0 руб. 57 коп.
Просушка сена луной ………………………...0 руб. 0,03 коп.
Разгон облаков вилами ……………………….0 руб. 0,07 коп.
Уборка звезд на небе ………………………….0 руб. 0,9 коп.
Итого …………………………………………..2 руб.60 коп.
Приносят в контору, главбух глядь вниз — ага, 2 рубля 60 копеек — подписал не глядя. Наряды отправили в район, приехала комиссия, уволили главбуха. Смеху было надолго.
Рабочий, конечно, возмущен, но — что поделаешь, хозяин — барин, и хозяин — начальник. Снизить потребление физической рабочей силы нельзя — начальник сразу увидит, и тогда репрессий не избежать, потому остается снизить потребление умственной рабочей силы.
Авария, крушение, катастрофа. Эти слова в последнее время прочно вошли в нашу жизнь. Но это только надводная часть айсберга. Если к этому добавить аварийные остановки станочного оборудования на заводах, тракторов на полях, автомобилей на дорогах… Вместо того, чтобы своевременно смазать, подтянуть разболтавшееся соединение, подрегулировать машину, прибор или механизм эксплуатируют до поломки. (А.Астанин «Система катастрофических случайностей» «Социалистическая индустрия» 5 октября 1989 г.)
Гайки эксплуатации затянули до упора, и ещё хотят, чтобы рабочий терял время на соблюдение технологического режима. Толковые у нас журналисты, также как и академики, даром что те по два института заканчивают, а ничего не видят и не соображают.
В этом сопротивлении повышению эксплуатации все отряды рабочего класса действуют заодно. Если первый отряд рабочего класса в своем стремлении повысить зарплату пренебрегает техникой безопасности и нормальным режимом эксплуатации оборудования — главное, выдавить побольше продукции из средств производства, то второй отряд (при классификации рабочего класса на два отряда) действует по другому.
Второй отряд рабочего класса удовлетворен своей зарплатой, и потому не желает ни повышения интенсивности труда, ни повышения производительности труда. Величина потребления рабочей силы второго отряда соответствует величине её воспроизводства. И потому ускорение темпов роста производства совершенно ему не выгодно.
Работниц косметического цеха обнаружил за большим столом, заваленным разной снедью. Шел обеденный перерыв, за столом царили мир и согласие. Мой вопрос — почему они против современного автоматизированного производства, никого не смутил: „Знаем как американцы людей эксплуатируют! И не присядешь за смену. Не согласимся и за пятьсот в месяц.” Зарплату в будущем цехе действительно обещают по пятьсот рублей и выше. Но разве привлечешь деньгами тех, кто привык не торопясь приходить на работу, отбывать на ней смену и получать небольшую гарантированную зарплату. (Н.Белов «Парфюмерный конфликт» «Рабочая трибуна» 28 июля 1990 г.)
То, что не присядешь за смену — это работницы правы. Но никто из этих погонял не задумается — а зачем заставлять человека работать за 500, когда ему хватает и 200? Ведь по человечески, по людски, — ну пусть человек работает столько, сколько желает, на надо заставлять — хочет 200 рублей зарабатывать, пусть зарабатывает, хочет 500 рублей, пусть пятьсот. Но по-капиталистически, не по людски, все по другому — любой капиталист скажет, что если один рабочий работает за двоих, то прибыль больше, чем если бы вместо одного было два рабочих. Естественно, на такое насилие рабочий отвечает соответственным образом:
Выяснилось, что совместные предприятия с высокопроизводительной зарубежной технологией не прививаются на отечественной почве. Появляются трудности адаптации рабочих к новому производству, необходимость научиться интенсивному труду. А это не всякого устраивает. Возникают даже луддитские настроения: ломают технику, автоматику. (Там же.)
Тенденции общественного развития определяются общественными силами. Общественная сила — это агрегатная сила, которая действует на всем поле и во всем объеме пространства жизнедеятельности общества — сверху донизу, с края и до края, вдоль и поперек. Повышение производительности труда, как и повышение стоимости рабочей силы также являются агрегатными состояниями силы. Поэтому вместе с ростом стоимости рабочей силы рабочих, растет стоимость рабочей силы и интеллигентов, по рабочему — начальников. И монопольная цена рабочей силы наемного начальника таким же образом действует на показатели производства, как и монопольная цена рабочей силы рабочего — „появляются трудности адаптации начальников к новому производству, необходимости научиться интенсивному труду. А это не всякого устраивает. Возникают даже луддитские настроения” — не внедряют новую технику и автоматику!
Всего на первое января 1990 года объем не введенного в эксплуатацию оборудования составил 37 миллиардов рублей, что превысило цифру прошлого года на целых 5 миллиардов рублей… 40 процентов всей неустановленной техники уже второй год находится в ожидании монтажа… с каждым годом растет примернов 4 раза число неустановленных станков с числовым программным управлением (более 4 тысяч штук), в 1,7 раза (482 единиц) — обрабатывающих центров, в 1,3 раза (440 комплектов) — станочных автоматических и полуавтоматических линий. («Рабочая трибуна» 7 августа 1990 года.)
Как говорил мне главный инженер НПО «Источник» — вызываешь к себе начальника цеха, делаешь ему накачку — давай, внедряй, понимаешь ли, новую технику! Он берет под берет под козырек, говорит — есть! И — ничего не делает.
Экономическая наука — не математика, в ней всякий разумеет, а потому каждый Генсек КПСС вносил огромный вклад в развитие политэкономии. Естественно, что „подъем социализма на новую ступень” должен был сопровождаться новыми открытиями в науке. И наши академики не заставили себя ждать в своих вечных поисках „волшебной палочки” увязки зарплаты с каким-то показателем производства, которая бы позволила рабочих работать больше, а платить им поменьше. Был найден новый „закон экономики” — рост производительности труда должен опережать рост зарплаты.
Коэффициент прироста средней заработной платы на 1% прироста производительности труда составил в 1981–1985 г.г. 0,82, а в 1986–87 г.г. 0,57. В сельском хозяйстве эта закономерность (выделено мной — Авт.) ещё не всегда соблюдается. В 1981–85 г.г. этот коэффициент составил 1,81, и лишь в двенадцатой пятилетке он снизился за 1986–87 г.г. до 0,77. («Политическая экономия» Учебное пособие для высших партийных школ Москва 1989 г. стр.338)
Вот таким „закономерностям экономической науки” учили наши академики-аканамисты партийных чиновников. Хотя, какая тут может быть закономерность, никакой научной закономерности нет, кроме банальной закономерности капиталистической эксплуатации — заставить работать больше, а платить меньше. И для того, чтобы закручивать гайки эксплуатации, академического образования совершенно не нужно, а нужно отсутствие совести и чести, в том числе научной. Ничем иным нельзя объяснить готовность нашей науки всегда подставлять идеологические подпорки существующему режиму. Однако вернемся к теме.
Если производительность труда возрастает на 1%, то и затраты рабочей силы в труде возрастают на 1%, поскольку сокращается рабочее время, а не надуманные „затраты труда”. Возьмем и посчитаем: производительность труда по данным Госкомстата, с 1985 по 1988 год возросла в промышеленности на 14%, а в сельском хозяйстве на 19%. Примем эти цифры за 100%, а коэффициенты, соответственно, за 57% и 77%. И тогда получается, что потребление рабочей силы за эти годы выросло на 100%, а её воспроизводство на 57% в промышленности, и на 77% в сельском хозяйстве. Рабочая сила не восстанавливается, поскольку её потребление выше воспроизводства. А если рабочая сила не восстанавливается, то она разрушается, что ведет за собой и разрушение организма её собственника, смерть. Вступает в действие инстинкт самосохранения, и потребление рабочей силы снижается до уровня её воспроизводства. Поэтому закономерно то, что перестройка и её научными открытиями советской политэкономии принесла разрушительные последствия. Как и после первой пятилетки пришлось ввести карточное распределение продуктов питания. Экономика определяет политику, и вслед за разрушением экономики последовал развал политический — монополия советского госкапитализма была уничтожена при поддержке рабочего класса под руководством отмороженных после холодной войны интеллигентов-шестидесятников. Сталин нашел причину в том, что кругом засели вредители и враги народа. У Майкла Горби виноватым оказались все советские люди — ибо они за десятилетия разучились быть инициативными, независимыми, предприимчивыми, самостоятельными — жаловался он в своей нобелевской лекции. Люди разучились, а вот Горбачев нет.
До сих пор мы видели только один вид разуршения монополии — выход её на более обширный рынок. Чтобы выйти на мировой рынок, капитал должен быть юридически и фактически однозначно определенной собственностью. Поэтому монополистический госкапитал Советского Союза не мог выйти на мировой рынок, потому что имел неопределенный для рынка статус собственности — юридически госкапитал принадлежал народу, а фактически — аппарату управления. Поэтому для госкапитала Советского Союза оставался только один способ уничтожения — распад единого формирования на мелкие кусочки, распыление госкапитала на мелкие капиталы и капитальчики. Главное противоречие советского строя — статус народа как юридического собстенника госкапитала, и статус аппарата управления как фактического собственника госкапитала, в силу исторического момента развития, не могло разрешиться тем, что народ становился и фактическим собственником, а только тем, что аппарат управления присоединял к своему статусу фактическогого собственника, статус юридического.
Капитал не может быть ничьим, фактический собственник есть всегда, даже если юридически отношения собственности не определены. В Советском Союзе не было класса капиталистов, и чтобы он возник, госкапитал должен перейти в частные руки. И естественно, что в госкапиталистических отношениях собственности, присвоение госкапитала народом, или рабочим населением, невозможно по той простой причине, что на пути распределения госкапитала стоит аппарат управления. Ведь распределением кто-то тоже должен управлять. А в условиях, когда государственный капитал распределяется по физическим лицам, когда госкапитал рассредотачивается в множество частных капиталов, никакие правила и законы, никакое юридическое право, не действуют. Ведь если действует юридическое право госкапиталистических отношений собственности, то экспроприация госкапитала невозможна, а если не было класса частных собственников капитала, то не было и юиридически оформленного права частной собственности. Поэтому в этих условиях правового беспредела экспроприации госкапитала, может действовать только право силы. А сила в Советском Союзе была у аппарата управления.
Если рассмотреть советский аппарат управления с точки зрения определенных в марксизме отношений собственности, то право владения реализовывал аппарат государственного управления — Советы и исполкомы. Право управления оборотом госкапитала реализовывал аппарат производственного управления — от Совмина до мастера в цехе. И как мы знаем по практике — право контроля реализовывал партийный аппарат КПСС.
Пока существует контроль, контролируемый объект плохо или хорошо, но выполняет заданную функцию. Поэтому, чтобы госкапитал можно было экспроприировать, должен быть сначала разрушен сначала контроль. Что и было сделано в августе 1991 года, когда Ельцин своим указом запретил КПСС. А о присвоении госкапитала советским аппаратом управления уже и писать не хочется. Можно только привести отрывок их книги шестидесятилетней давности:
Крушение советского режима неминуемо привело бы к крушению планового хозяйства и, тем самым, к упразднению государственной собственности. принудительная связь между трестами и заводами внутри трестов распалась бы. Наиболее преуспевающие предприятия поспешили бы на самостоятельную дорогу. Они могли бы превратиться в акционерные компании или найти другую переходную форму собственности, например, с участием рабочих в прибылях. одновременно, и ещё легче распались бы колхозы. Падение нынешней бюрократической диктатуры, без замены её новой социалистической властью, означало бы, таким образом, возврат к капиталистическим отношениям при катастрофическом упадке хозяйства и культуры. (Л.Троцкий «Преданная революция» Москва 1991 г. стр.208)
Троцкий, будучи в своих научных работах более политологом, чем теоретиком, тем не менее предвидел, что аппарат управления при удобном случае сделает всё, чтобы превратить свои служебные привилегии, в наследуемые. И этот случай настал — аппарат управления реализовал свое вечное стремление стать собственником капитала не только де-факто, но и де-юре.
Логика дальнейшего развития
Нынешние власть имущие, и их последователи, полагают, что экономика страны сможет интегрироваться в мировую вапиталистическую систему, что обеспечит западный уровень жизни населения. Прошедшее десятилетие показало, что в краткосрочном плане эти надежды были если не наивностью, то полным незнанием экономических реалий. Теперь нам внушают, что надо несколько поколений, чтобы Россия поднялась до удовлетворительных темпов роста экономики. Однако и эти уверения являются пропагандой и обманом.
За границей государственного рынка России даже уже не продолжается фаза монополизации мирового рынка, а завершается. Российский капитал слишком слаб, чтобы отвоевать какое-то место на мировом рынке. А потому можно было предвидеть, что российский рынок захватит западный капитал. И потому единственное, что остается — это традиционные поставки сырья. Но поставщиков сырья на мировом рынке много, и потому ни о каком экономическом подъеме не может быть и речи.
Нам говорят, что западные инвестиции помогут подняться России до западного уровня развития. Однако, почему именно Россия? И кому помогли западные инвестиции? Практика дает однозначный ответ на этот вопрос — никому западные инвестиции не помогли. Пропаганда нынешнего режима говорит, конечно, обратное, но на то она и пропаганда, чтобы поддерживать у избирателей веру, а не знание дела. Весь мир стоит в очереди за западными инвестициями, и конкуренция за них состоит в том, чтобы снизить стоимость рабочей силы ниже всех остальных. Поэтому западные инвестиции пойдут в Россию только в том случае, если зарплата рабочих, при прочих равных условиях, будет ниже. Однако, и эти предположения также относятся к наивным мечтам и обману, поскольку дело совсем в другом.
Мировой рынок уже схвачен полностью и во всем. Платежеспособный спрос удовлетворен полностью и везде. И поскольку мировой рынок забит под завязку любым предложением, то западный капитал не будет открывать производство в России, ориентированное на экспорт на Запад. Никто переносить свое призводство в Россию не будет. Все инвестиции, как уже вложенные, так и будущие, направлены на внутренний, российский, рынок. Запад свой рынок для товаров из стран второго и третьего мира закрыл, и не откроет никогда. И все западные инвестиции везде и всегда направлены только на вывоз прибыли, а не на экспорт товаров на Запад.
Но платежеспособный спрос в России невелик, и удовлетворяется полностью незначительными поставками западных товаров. К тому же, и нынешние, и предполагаемые западные инвестиции, базируются не на реальной экономической ситуации, а всего лишь на ожидании предполагаемого в будущем экономического подъема. А частный капитал не будет планировать свое производство и разрабатывать рыное на 20–50 лет вперед, частный капитал ловит тенденции конъюнктуры рынка здесь и сейчас. Поэтому значительных инвестиций, которые каким-то образом повлияют на экономическую ситцуацию, ожидать не следует.
Нам пропаганда часто вещает об успехах политики привлечения иностранных инвестиций в различных странах, особенно в Китае, Таиланде, Ирландии. Изучить проблему на месте, конечно, не представляется возможным, но и журналистские репортажи и восторги не могут являться достоверными сведениями. Однако, публикации даже в наших научных журналах не то что разительно отливаются от журналистских восторгов, но рисуют нам совершенно обратную картину. Эти исследования однозначно говорят, что нигде и никогда иностранные инвестиции не были стимулятором экономического подъема, и вкладывалить только там и тогда, где и когда наблюдалась выгодная конъюнктура рынка. А китайский опыт высветил одну немаловажную проблему — прежде чем капитал пойдет на какой нибудь рынок, на нем должна быть развита инфраструктура рынка — средства связи, аэропорты, сеть автомобильных дорог, терминалы, морские и речные порты, и т.д. Иностранный капитал развивать инфраструктуру не будет — слишком долго ждать отдачи, а потому Китай вложил в три раза больше в свою политику привлечения иностранного капитала, чем получил обратно, и этому уже более десяти лет.
И, наконец, последний вариант, который упоминается как у нас, так и в советах с Запада — своими силами, упорным трудом и лишениями выбраться из кризиса, проведя структурную перестройку и обновив основной капитал. Согласен, и пусть все начальники и бизнесмены скажут народу как Дзержинский на партконференции в 1925 году — мы можем найти средства для обновления основного капитала и на все реформы только у источника всяких средств — рабочего и крестьянина. Но ведь тогда не получилось, и пришлось вводить диктатуру, а сейчас и подавно. Остается одно — экспроприация. Так что семнадцатый год впереди. И тут возникает законный вопрос — каков же он, настоящий социализм?
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://oktober1917.narod.ru/
