Если в группе только несколько членов, вполне также возможно, что они будут вести переговоры друг с другом и согласятся на коллективные действия. И тогда действия каждого члена группы будут заметно влиять на интересы и подходящие действия других. Следовательно, все заинтересованы действовать стратегически, т.е. способами, которые принимали бы во внимание воздействие индивидуальных решений-выборов на выборы других.
Следовательно, малые группы часто могут вовлекаться в коллективные действия без избирательных стимулов. В малых группах определенного типа («привилегированных» группах) фактически предполагается, что некоторое коллективное благо будет предоставлено. Тем не менее, даже в наиболее благоприятных обстоятельствах коллективные действия проблематичны и исход в каждом конкретном случае непредсказуем. Хотя некоторые моменты здесь сложны и остаются неопределенными, существо взаимосвязи между размерами группы, которая выиграла бы от коллективного действия, и масштабом коллективных действий предельно простое. Это можно проиллюстрировать на примере обеспечения производства оптимального количества коллективного блага для малой группы[9].
Проблема групп интересов является не только одной из самых древних, но и одной из самых актуальных в политической науке, особенно в политической науке США. Об этом можно судить по количеству публикаций, посвященных этой тематике. Группы давления изучаются в Америке в основном применительно к их деятельности по оказыванию влияния на процесс принятия политических решений, включая деятельность по лоббированию в Конгрессе. Теория групп интересов является наиболее известным и традиционным вариантом концепции власти в американской политической науке. Группа интереса, или «заинтересованная группа» уже давно стала своеобразной моделью политической власти и политического влияния в многочисленных теоретических работах и конкретных эмпирических исследованиях политического процесса и структуры власти в США.
Теория М.Олсона устанавливает, что группы специального интереса вредны для экономического роста, полной занятости, последовательного управления, равных возможностей и социальной мобильности.
В противоположность представлению о заинтересованных группах как сильных и опасных, существует множество работ, показывающих обратное. Хотя группы-лоббисты действуют не очень эффективно, согласно мнению этих аналитиков, они всё же существенно дополняют процесс управления. Кроме того, лоббисты предоставляют информацию, необходимую правительственным чиновникам для осуществления процесса принятия политических решений. Важность этой функции подчеркивала Хоуп Истман, участница слушаний в комитете, представляющая Американский Союз Гражданских Свобод. Политика групп интересов представляет способ, посредством которого специфические интересы граждан доводятся до сведения власти. Без деятельности таких групп у политиков не было бы информации о нуждах граждан и групп, чтобы адекватно на них реагировать.
Подводя итоги Первой главе, можно сказать, что, как справедливо отметил Г.В. Голосов[10], споры вокруг заинтересованных групп главным своим источником имеют недостаточную изученность проблемы. И дело не в том, что ей уделяется мало внимания. Дело в её исключительной сложности. Во-первых, теория заинтересованных групп плохо соотносится с большинством моделей демократии. Это создаёт серьёзные трудности методологического и мировоззренческого порядка. Во-вторых, эмпирические исследования заинтересованных групп часто сталкиваются с препятствиями, вытекающими из особенностей объекта. Ведь люди, стремящиеся оказывать давление на правительство, редко афишируют это, - особенно если добиваются своего. Даже если заинтересованная группа действует совершенно легально (что бывает далеко не всегда), наиболее важная часть её активности остаётся в тени.
Итак, можно ли сказать, что политика, возникающая в результате борьбы групп интересов, способствует всеобщему благу?
Проведенный нами анализ показывает, что существуют два возможных ответа на этот фундаментальный вопрос. Есть много сторонников запрещения деятельности групп давления, к которым относится и М.Олсон, и много людей, считающих эту деятельность исключительно полезной для любого общества.
Аргументы Олсона представляются очень убедительными. Он из тех, кто негативно воспринимает существующую деятельность заинтересованных групп.
Но при этом нельзя не учитывать, что профессиональный лоббизм существует в США уже в течение многих лет, и можно с большой долей уверенности предсказать, что он продолжит свое существование и дальше, так как Конгресс не предпринимает никаких практических шагов для его запрещения или регулирования. Очевидно, что людей, отрицательно воспринимающих деятельность групп интересов, значительно больше, чем их противников, и, следуя принципам демократии, конгрессмены уже давно должны были что-то предпринять по этому поводу, но их останавливает Первая Поправка к Конституции[11], которая формально гарантирует лоббистам право на независимое существование. В этом заключается одна из фундаментальных проблем американской политики, которая вряд ли разрешится в обозримом будущем.
Парадокс Олсона позволяет объяснить некоторые механизмы политического и социального действия и основные институциональные механизмы политического участия.
Исследования Олсона интересны для российских ученых по той причине, что наше общество неоднородно, резкая его поляризация делает настолько разными политические интересы составляющих его социальных групп, что при анализе электорального поведения на первое место выходит необходимость осознания и исследования мотивационной сферы участия в выборах тех или иных групп, возможность прогнозирования их избирательного поведения.
2.ЧЕЛОВЕК ЗДРАВОГО СМЫСЛА В ТЕОРИИ ГРУПП М.ОЛСОНА
2.1.Рациональный индивид Олсона
Теория групп М.Олсона имеет отношение не только к федерализму, но также к финансовой науке и государственному и финансовому праву. Олсон везде отдаёт предпочтение малым группам перед большими. Однако он тщательно избегает жёстких формулировок относительно того, что следует понимать под «малой группой» и где малая группа заканчивается и начинается большая.
Отсутствуют у него также попытки отграничить большую группу от «толпы» и прочих человеческих скоплений. Вероятно, Олсон презюмирует у читателя интуитивное понимание того тривиального факта, что малая группа отличается от большой прежде всего эффективностью и оперативностью своих действий. Как бы то ни было, теория групп Олсона, на наш взгляд, имеет универсальное прикладное значение.
В терминах этой теории можно анализировать такие разные социальные «организмы», как фермерское хозяйство американского типа, китайский клан родственников-однофамильцев, старообрядческие поселения в Латинской Америке и даже бандитские группировки в современной России. В перспективе федерализма понятие малой группы указывает на первичный «социальный атом», многообразие форм которого создаёт социальную ткань того, что называют федерализмом в широком смысле, то есть самоуправляющееся сообщество.
Последнее, в свою очередь, включает в себя относительно автономные коллективы.[12] Федерализм в узком смысле, на наш взгляд, является casus specialis уже указанного значения этого понятия, т.е. может быть осмыслен лишь в контексте более широкого (в частности, междисциплинарного) подхода. Вместе с тем, юристы нередко рассматривают федерализм лишь в его узком значении, а именно как антоним унитаризма и как синоним удвоения структур государственной власти на федеральном и субфедеральном уровнях.
При этом юристов обычно интересует не дуализм государственного управления как таковой, а некоторые следствия этого дуализма, в частности, проблема суверенитета а также смежные проблемы разграничения полномочий между двумя уровнями властеотношений, особенно, в части финансов, социальных задач публичной власти, вопросов местного самоуправления и т.п. В основе рассуждений Олсона лежат две традиционные для западного исследователя фикции:
1) фикция о рациональном индивиде, который планирует своё поведение и заранее «просчитывает» положительные и отрицательные последствия своих будущих действий и
2) фикция об эгоистическом субъекте, который не обязательно является индивидом, не обязательно является разумным, но никогда не забывает о своём интересе; последний, как правило, должен носить актуальный характер, т.е. быть не только предсказуемым, но и быстро реализуемым.
Обе эти фикции в скрытом виде присутствуют в следующем олсоновском тезисе: «На самом деле не факт, что идея о действии групп во имя своих собственных интересов логически следует из предпосылки о рациональном и эгоистическом поведении … До тех пор, пока не существует какого-либо принуждения или группа недостаточно мала, рациональные, своекорыстные индивиды не будут прилагать никаких усилий к достижению общегрупповых целей»[13] В этом тезисе Олсона объединены декартовский «резон», с одной стороны, и дань бентамовскому утилитаризму, с другой.
Декартовский «резон» можно определить как представление о том, что интроспекция представляет собой базовую характеристику homo sapiens. В результате интроспекции каждый вменяемый человек неизбежно наталкивается на несомненность своей способности к суждению.
Отсюда, как известно, Декарт, сделал вывод о тождестве «эго» ( т.е. всякого самосознающего индивида), и его сознания, (т.е. способности рассуждать и на основе этих рассуждений принимать решения). По Декарту, человек - это прежде всего мыслящая субстанция.
Иеремия Бентам, на наш взгляд, является антиподом Декарта, его заслуга заключается в том, что он первый (на Западе) глубоко поверил в то, что банальность или даже пошлость суть столь же несомненные характеристики человеческой природы, как и «декартова» способность к суждению. Однако в отличие от позднейших Ницше или Ортега-и-Гассета, которые обратили против пошлости весь утончённый яд своих сарказмов, Иеремия Бентам выступал как последовательный защитник субъективного права человека «ни о чём декартовом не думать» и, например, просто совпадать со своей жизнедеятельностью.[14]
Таким образом, в англо-американской версии социальной философии достаточно рано оформился неведомый для континентальной Европы идеальный тип «человека разумного, но банального».
Вскоре этот идеальный тип начал жить самостоятельной и весьма небанальной жизнью. Другими словами, бентамовский образ человека допускает произвольную смену акцентов между «разумностью» и «банальностью», а именно homo sapiens можно рассматривать как в терминах «человека разумно банального», так и «человека банально разумного». На наш взгляд, особая притягательность всей британской традиции, особенно шотландской философии «здравого смысла», основана на исходной «абсурдности» самоимиджа британского исследователя «Человеческого» как «здравомыслящего философа банальностей».
2.2.Проблематика «большой группы» в контексте федерализма
Для юриста особый интерес представляют олсоновские большие группы, особенно в контексте государственного права. Основная проблематика больших групп в таком ракурсе заключается не столько в суверенитете (=юридическом титуле на самовластные акты), сколько в некоторых опасных следствиях этого титула. Речь, прежде всего, идёт о территориальных спорах и коммерческом соперничестве больших политических сообществ. И то, и другое имеет тенденцию порождать вооружённые конфликты. К сожалению, ни международные договоры, ни даже конфедеративные союзы не могут в долгосрочном плане решить указанные проблемы. Только федеративное устройство публичной власти способно элиминировать территориальные споры и коммерческое соперничество между участниками союза.
