Иными словами, в правовом государстве они взаимно пред­полагают и дополняют друг друга. Государство становится пра­вовым именно потому, что оно подпадает под власть права. С этой точки зрения можно, по-видимому, говорить, что праву принадлежит приоритет перед государством, и вслед за Л. Дю­ги утверждать, что «государство есть не что иное, как сила, от­данная на служение праву». В правовом государстве четко и точ­но определены как формы, пути и механизмы деятельности государства, так и пределы свободы граждан, гарантируемые пра­вом. Это значит, что государство связано правом; оно вправе раз­рабатывать и принимать тот или иной закон, но само в свою оче­редь обязано действовать в рамках этого закона, подчиняться ему. Иначе говоря, государство, издавшее закон, обязано уважать этот закон до тех пор, пока он существует и продолжает действовать, хотя оно и правомочно его пересмотреть или даже отменить. Бо­лее того, оно подсудно своим собственным судом и может быть осуждено ими. Именно это в значительной мере обеспечивает пра­вовой характер государства.

Соответственно представление о правовом государстве ассо­циируется с двумя основополагающими принципами: порядок в го­сударстве и защищенность гражданина. Отцам-основателям либерального мировоззрения принадлежит идея, что в государ­стве должны властвовать не отдельные личности, а право и за­коны. Задача государства состоит в том, чтобы регулировать отношения между свободными гражданами на основе строгого со­блюдения законов, которые призваны гарантировать свободу личности, неприкосновенность собственности и другие права че­ловека и гражданина. В сугубо юридически-правовом смысле пра­во и закон призваны установить и обеспечить порядок, а не справедливость. Тем не менее нельзя безоговорочно принять по­зицию тех, кто считает, что право и закон регулируют внешнее поведение, в то время как нравственность — исключительно вну­треннее поведение. Ведь существуют тождественные по содержа­нию нормы права и нормы нравственности, например, такие, как «не убий», «не кради», «не лжесвидетельствуй» и т.д., хотя они по разному реализуются в государственно-правовой и морально-этической сферах. Нормы права призваны прежде всего фикси­ровать взаимные претензии и обязанности, вытекающие из спон­танно формирующихся в гражданском обществе отношений.

Основное различие норм права от норм обычая и морали со­стоит в том, что действенность первых обеспечивается силой го­сударства, а вторых — обществом. В правовом государстве толь­ко законно избранное правительство правомочно применять силу в качестве инструмента принуждения. Как подчеркивал немец­кий правовед XIX в. Р. Еринг, право никогда не может заменить или вытеснить основной стихии государства — силы. Слабость вла­сти есть смертельный грех государства, она зачастую в глазах лю­дей менее простительна, чем жестокость и произвол со стороны государства. Не случайно, например, в мусульманском мире средневековья был весьма популярен хадис: «имам-деспот лучше смуты». В Европе в период религиозных войн формировалось убеж­дение, что даже тирания лучше гражданской войны, ввергающей народ в хаос. И действительно, нередко для большинства людей бывает важнее эффективность и дееспособность власти в обеспече­нии порядка в обществе, нежели ее легитимность и демократичность. Именно из-за слабости власти, ее неспособности защищать инте­ресы как своих граждан, так и национально-государственные интересы Веймарская республика рухнула под натиском нацио­нал-социалистического движения, установившего в Германии самую свирепую тираническую диктатуру. Точно так же во мно­гом из анархии периода Гражданской войны в нашей стране ро­дился жесткий большевистский режим.

В данном контексте правовое государство призвано достичь более или менее приемлемую гармонию между властью государ­ства и принципом правовой самостоятельности подвластного. За­дача, прямо скажем, весьма трудная, особенно если учесть ан-тиномичность отношений власти и права. «Власть,— писал Б.П.Вышеславцев,— стремится сбросить с себя оковы права и все­гда получает известную сферу, непроницаемую для права. Пра­во всегда стремится подчинить себе власть, сделать ее ненуж­ной, ибо право есть, по своей идее, взаимодействие свободных и равных лиц, есть идея безвластной организации». Если власть в принципе содержит в себе момент бесконтрольности и произ­вола, то право не признает их. Во власти всегда есть бесправие, а в праве — безвластие. Но это отнюдь не значит, что право и власть несовместимы и исключают друг друга. В действительности они не только взаимоисключают, но и взаимно дополняют друг дру­га. «В самом своем зародыше власть уже предполагает элемент права. И, с другой стороны, в самом своем завершении право то­же сохраняет известное отношение к власти. Всякая власть предполагает минимум права; всякое право предполагает ми­нимум власти».

Достижение некоего равновесного состояния между этими дву­мя началами обеспечивается конституционной юрисдикцией, призванной оспаривать любой акт государственных органов, ес­ли он противоречит конституции или ущемляет права и свобо­ды личности. Она служит защите не только частных прав, но и публичных интересов, не только прав индивида, но и кон­ституции. Правовое государство в отличие от деспотического или полицейского само себя ограничивает определенным комплек­сом постоянных норм и правил. В прежние времена ограниче­ния носили чисто личностный и духовный характер. Прави­тель считался наместником самого бога и в силу этого как бы добровольно соглашался с моральными императивами тради­ций, обычного права, веры, учения церкви и т.д. В Новое вре­мя с победой правового государства или республиканской фор­мы правления нормы и правила, ограничивающие власть государства, получили законодательное закрепление в конститу­ции. Закон и право были поставлены выше личности короля. Кон­ституция, независимо от формы, включает принципы организа­ции, законы, правила, нормы, регулирующие деятельность государства.

Как уже указывалось, в правовом государстве должны гос­подствовать законы, а не люди, функции государства состоят в ре­гулировании отношений между гражданами на основе закона. Пре­дусматривается неукоснительное соблюдение принципа верховенства права и закона, призванного обеспечить права и свободы всех граждан во всех сферах жизни, а со стороны граж­дан — уважение к законам и институтам существующей систе­мы. При таком понимании сила государства законна лишь в том случае, если она применяется в строгом соответствии с правом, всецело служит праву. Причем закон, каким бы суровым он ни был, обязывая отдельного гражданина к соблюдению общепри­нятых правил поведения, в то же время ставит четко очерчен­ные границы прерогативам государства в отношении индивиду­альной свободы. Еще И. Кант сформулировал основополагающую идею правового государства: «Каждый гражданин должен обла­дать той же возможностью принуждения в отношении власт­вующего к точному и безусловному исполнению закона, что и вла­ствующий в его отношении к гражданину». Законодатель так же подзаконен, как и отдельный гражданин. Подзаконность го­сударственной власти дополняется признанием за отдельной личностью неотъемлемых и неприкосновенных прав, предшест­вующих самому государству. Именно при таком подходе свобо­ду можно рассматривать как право каждого индивида делать то, что позволяют законы. В правовом государстве законы имеют оди­наковую силу для всех без исключения членов общества, неза­висимо от их социального, политического или иного статуса, за­щита отдельного человека от власти и произвола соответствует защите всех. Поэтому личное право невозможно без гарантии в по­литическом праве, уравновешивающем всех друг перед другом. Как писал К.Ясперс, «даже величайшие заслуги перед государ­ством не являются основанием неприкосновенности власти ин­дивидуума. Человек остается человеком, и даже лучший из лю­дей может стать опасным, если его власть не сдерживается определенными ограничениями».

Прочная власть — это власть плюс законность. Прочность власти зависит как от ее эффективности, так и от ее законнос­ти. Сущность правового государства заключается в определении способов, которыми осуществляются цели и содержание государ­ственного правопорядка. Оно призвано обеспечить оптималь­ные условия для реализации способностей и интересов гражда­нина как суверенного и самостоятельного существа в рамках установленных в соответствии с принципами всеобщности (ка­тегорического императива) и взаимности (золотого правила).

Следует провести различие между законом и правозаконно-стью. Но для понимания этого положения необходимо осознание различий между законом и правом, что не всегда имеет место. Например, Кельзен утверждал, что поскольку законность есть формальное соответствие правовым нормам, то всякое государ­ство есть правопорядок и соответственно правовое государство. Верно, что закон представляет собой важный инструмент и ат­рибут любого государства, обеспечивающий его универсальность. Он обладает некоторой формой всеобщности в том смысле, что его правомерность и авторитет должны признать все и соответ­ственно все должны ему подчиняться. Как справедливо подчер­кивал В.П.Вышеславцев, «закон есть первая субстанция вла­сти. Все великие властители и цари были прежде всего законодателями (Соломон, Моисей, Наполеон, Юстиниан). В законе и через закон власть существенно изменяется: она пе­рестает быть произволом и становится общеобязательной нормой».

Но тем не менее, если принять позицию Кельзена, то любой закон, принимаемый в любом государстве, по логике вещей на­до признать правозаконным. В целом трудно себе представить го­сударство без законов и без определенных правовых норм. В этом плане любое государство есть определенный законом правопоря­док. Мы говорим о римском праве, но в то же время исходим из того, что правовое государство — это исторический феномен, воз­никший на известном этапе исторического развития западного общества, а именно в Новое время, с возникновением буржуаз­ных общественных отношений. Это, по сути дела, означает, что республиканский и императорский Рим имел право, правопоря­док, но в то же время не был правовым государством.

В данной связи обращает на себя внимание тот факт, что вы­ражение «lex Romanae» можно толковать и как римский закон и как римское право. Здесь нет сколько-нибудь четкого разгра­ничения между понятиями права и закона, между правом и го­сударством. В этом плане все древние и средневековые государ­ства имели законы и правопорядок, при этом еще не будучи правовыми государствами. Причем это относится ко всем без ис­ключения формам правления — деспотической, аристократиче­ской, олигархической, республиканской и др. То же самое отно­сится и к современным тоталитарным государствам, которые зиждились на беззастенчивом нарушении основополагающих прав человека.

Одновременно правозаконность предполагает равное отно­шение государства ко всем без исключения гражданам государ­ства. «Всякий, кто обладает политической властью,— писал Л.Дюги,— будет ли это отдельный человек, класс или числен­ное большинство страны, обладает ею фактически, а не по пра­ву, и действия, которые он производит, приказы, которые он формулирует, законны и обязательны, для повиновения толь­ко в том случае, если они соответствуют верховной норме пра­ва, обязательной для всех управляющих и управляемых». Пра­возаконность предусматривает также, что государство может принять, регулировать, модифицировать и исправлять законы не самочинно, а лишь в известных, установленных правом ограни­ченных пределах. Т.Гоббс одним из первых сформулировал эту мысль так: «Никакие решения предыдущих судей, какие когда-либо были, не могут стать законом, если они противоречат ес­тественному праву, и никакие судебные прецеденты не могут делать законным неразумное решение или освободить данного судью от заботы найти то, что справедливо (в подлежащем его решению случае), исходя из принципов собственного естествен­ного разума».

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8