- Это вам муж рассказывал?
- Конечно.
- А он вам сказал, где работает?
- Сказал. В уголовном розыске. А потом, спустя уже какое-то время, я узнала, что в КГБ, во внешней разведке. Для меня тогда, между прочим, все равно было: КГБ, уголовный розыск... Сейчас я знаю разницу.
Я сказал ей, что работаю в милиции. Потому что сотрудников органов безопасности, особенно разведки, прикрывали какими-нибудь корочками. Если становится широко известным, где ты действительно работаешь, тебя, уж конечно, не пошлют за границу. Практически у всех были удостоверения сотрудников уголовного розыска. И у меня тоже. Вот я и сказал. Я же не знал, чем наше знакомство закончится.
ЛЮДМИЛА ПУТИНА:
Я в тот первый приезд влюбилась в Ленинград с первого взгляда, и именно потому, что мне удалось так провести время. Город ведь нравится и приятен, когда встретил там людей хороших.
- А в невзрачного, скромно одетого паренька не влюбились?
- Потом пришла влюбленность, и сильная. Не сразу. Сначала я просто звонила ему.
- Вы ему, как приличная девушка, своего телефона не оставили?
- У меня в Калининграде не было телефона. Сначала звонила, потом стала летать на свидания. В основном на свидания люди как ездят? На трамвае, на автобусе, на такси. А я летала на свидания на самолете.
У Калининградского авиаотряда не было рейсов в Ленинград. Поэтому мне ставили три-четыре выходных дня в наряде, и я летала уже обычным рейсом. Что-то, видимо, в Володе было такое, что привлекало меня. Спустя три-четыре месяца я уже решила, что он именно тот человек, который мне нужен.
- Почему? Вы же сами говорили - неяркий, неброский.
- Может быть, вот эта внутренняя сила, которая и привлекает сейчас всех.
- А вам замуж хотелось?
- Просто замуж? Нет, никогда. А конкретно за него - да.
- Но ведь поженились вы только через три с половиной года. Что же вы делали все это время?
- Три с половиной года я за ним ухаживала!
- Как же он наконец решился?
- Однажды вечером мы сидели у него дома, и он говорит: "Дружочек, ты теперь знаешь, какой я. Я в принципе не очень удобный человек". И дальше шла самохарактеристика: молчун, в чем-то достаточно резкий, иногда может обидеть и так далее. Словом, рискованный спутник жизни. И продолжает: "За три с половиной года ты, наверное, для себя определилась?"
Я поняла, что мы, похоже, расстаемся. "Вообще-то, - говорю, - определилась". Он с сомнением в ответ: "Да?" Тут я окончательно поняла, что мы расстаемся.
"Ну, если дело обстоит таким образом, то я тебя люблю и предлагаю такого-то числа пожениться", - говорит он. Вот это было полной неожиданностью.
Я сказала, что согласна. Через три месяца мы поженились. Сыграли свадьбу в ресторане -"поплавке" - пароходике, стоявшем у берега.
Мы очень серьезно восприняли это событие. Даже на свадебной фотографии видно, что мы оба просто суперсерьезные. Для меня замужество не было легким шагом. И для него тоже. Есть ведь люди, которые ответственно относятся к браку.
- А он, как человек ответственный и последовательный, запланировал, где вы будете жить?
- Да там и планировать было нечего. Жили у его родителей, квартира 27 метров в доме-корабле, так их тогда называли. Знаете, с такими высокими подоконниками? Эту квартиру обменять было очень сложно: в одной комнате балкон, а на кухне и в другой комнате окна чуть не под потолком. Когда сидишь за столом, не видно улицы, только стена перед глазами. Это было огромным минусом при обмене.
Родители жили в 15-метровой комнате с балконом. В нашей, без балкона, было 12. А сама квартира в районе Автово, в доме-новостройке. Ее Володин отец получил, как инвалид войны.
- У вас был хороший контакт с его родителями?
- Да. Родители относились ко мне как к женщине, которую выбрал их сын. А он для них был светом в окошке. Они делали для него все, что могли. Больше, чем они сделали для него, никто бы не смог сделать. Они всю свою жизнь вложили в него. Владимир Спиридонович и Мария Ивановна были очень хорошими родителями.
- А как он к ним относился?
- Его отношению к родителям можно было позавидовать. Он относился к ним бережно, никогда ничем их не обидел. Иногда, конечно, они бывали чем-нибудь недовольны, а он с ними не согласен. И всегда в такой ситуации он лучше промолчит, чем причинит им боль.
- Как вам было с ним первые годы?
- Первый год после того как поженились, мы жили душа в душу. Было ощущение постоянной радости и праздника. И потом, когда я была беременна нашей старшей, Машей. Она родилась, когда я училась на четвертом курсе, а он уехал на год учиться в Москву.
- Все это время вы не виделись?
- Я каждый месяц ездила к нему в Москву. И он приезжал один или два раза. Нельзя было чаще.
СЕРГЕЙ РОЛДУГИН:
Один раз он приехал из Москвы на пару дней и ухитрился сломать руку. В метро кто-то пристал к нему, и он отметелил эту шпану. Результат - сломал руку. В дзюдо ведь не атакующая техника. Володя очень расстроился: "В Москве этого не поймут. Боюсь, будут последствия". И были действительно какие-то неприятности, он в подробности не посвящал. В конце концов все обошлось.
ЛЮДМИЛА ПУТИНА:
Результатом его учебы и стала командировка в Германию. Он должен был ехать в Берлин, но тут один Володин знакомый рекомендовал его шефу группы в Дрездене, потому что сам тоже был ленинградец. Этот знакомый работал в Дрездене, и срок его командировки заканчивался. Вот он и порекомендовал на свое место Володю. Командировка в Берлин, правда, считалась более престижной, а работа, видимо, более интересной, с выходом на Западный Берлин. Впрочем, в подробности я никогда не вникала, да он и не посвящал. Между нами никогда не было разговоров на эту тему.
СЕРГЕЙ РОЛДУГИН:
Они подошли друг другу по всем статьям. Потом у нее, конечно, характер стал проявляться. Она же не боится говорить правду. И даже не боится сама про себя говорить: "Я иногда становлюсь такая душная". Я как-то купил кресло-качалку и никак не мог запихнуть его в машину. Она стала мне советовать: "Вот так надо повернуть, а не так..." А оно у меня никак не запихивается, да еще тяжелое. Я говорю: "Люда, абсолютно замолчи". Она чуть ли не в истерику сорвалась: "Ну почему вы, мужики, все такие тупые?"
Люда очень хозяйственная. Когда я приезжал к ним, она всегда очень быстро все делала. Настоящая женщина, которая может всю ночь не спать, веселиться, а утром квартиру прибрать и все приготовить...
Людмила младше меня на пять лет. До того, как стать стюардессой, она училась в техническом вузе и сама бросила его, ушла с третьего курса. Думала, куда поступать. В этот момент мы с ней познакомились, и это, можно сказать, повлияло на нее. Она начала спрашивать, советоваться, куда ей пойти учиться. Я сказал, что в университет. Но на филфак решила пойти сама. Сначала на подготовительное отделение. Потом поступила на испанскую филологию, стала заниматься языками. Выучила два языка: испанский и французский. Там же преподавали португальский, но он так и остался у нее в зачаточном состоянии. Зато в Германии стала бегло говорить по-немецки.
СЕРГЕЙ РОЛДУГИН:
Перед отъездом в Германию у них Маша родилась. У моего бывшего тестя была дача за Выборгом, шикарное место, и мы, когда ее из роддома забрали, поехали туда и все там жили: Володя, Люда, я с женой... Мы, конечно, праздновали рождение Маши... По вечерам такие танцы устраивали... "Держи вора, держи вора, поймать его пора!" Вовка здорово движется. Хотя в бальных танцах я его не замечал.
Перед поездкой Людмилу проверили. Начали эту проверку еще когда я учился в Москве. В тот момент было еще неизвестно, куда именно я поеду, и требования для членов семьи были максимально жесткие. Надо было, например, чтобы жена по состоянию здоровья могла работать в условиях жаркого и влажного климата. А то представьте себе: пять лет тебя готовили, учили, и вот наконец надо ехать за границу на работу, на боевой участок, а жена по состоянию здоровья не может. Это ведь ужасно!
И мою жену проверили по полной программе. Ей об этом, конечно, ничего не сказали. Только после всего уже вызвали в отдел кадров университета и сообщили, что она прошла спецпроверку.
И мы поехали в Германию.
РАЗВЕДЧИК
"ВОСТОЧНОЕВРОПЕЙСКАЯ ПРОВИНЦИЯ"
- Вы пришли в КГБ в 1975 году, а окончательно уволились оттуда в 1991-м. Шестнадцать лет. Сколько из них за границей?
- Неполных пять. Я работал только в ГДР, в Дрездене. Мы приехали туда в 1985 году, а уехали уже после падения Берлинской стены, в 1990-м.
- Хотелось за границу?
- Хотелось.
- Но ведь в ГДР, да и в других соцстранах, КГБ работал практически официально. Как сказал один из ваших бывших коллег, ГДР - это провинция с точки зрения разведработы.
- Наверное. Впрочем, и Ленинград с этой точки зрения провинция. Но в этих провинциях у меня всегда все было успешно.
- Но это, видимо, оказался не "Щит и меч"? Как насчет романтики в разведке?
- Не забывайте, что я к тому времени уже десять лет проработал в органах. О какой романтике вы говорите?
Разведка всегда была самой фрондирующей структурой в КГБ. Влияло и то, что сотрудники годами жили за границей. Три года в капстране или четыре-пять в так называемом соцлагере, потом девять месяцев переподготовки в Москве и опять за границу. У меня, например, есть друзья, один 20 лет отработал в Германии, другой - 25. Когда приезжаешь на девять месяцев между двумя поездками, не успеваешь въехать в эту нашу жизнь. А когда уже возвращались из-за границы, начинали с трудом вживаться в действительность, видели, что у нас делалось... А мы-то, молодые, общались со старшими товарищами. Я говорю сейчас не о стариках, помнивших еще сталинские времена, а о людях с опытом работы, скажем так. А это уже было совсем другое поколение, с другими взглядами, оценками, настроениями.
Один из моих друзей работал в Афганистане старшим группы по линии безопасности. Когда он оттуда вернулся, мы, естественно, о многом с ним говорили. У нас ведь тогда как было? Все, что связано с Афганистаном, - сплошное ура! Очень патриотично. И вот мы сидели, разговаривали. И я спросил, как он оценивает результаты своей работы в Афганистане. А дело в том, что при нанесении ракетно-бомбовых ударов, как теперь говорят, нужна была его подпись. То есть без его подписи решения о бомбардировке не принимались. Его ответ был для меня шокирующим. Он так внимательно посмотрел на меня и сказал: "Ты знаешь, я свои результаты оцениваю по количеству документов, которые я не подписал". Это, конечно, подействовало на меня как удар. После таких разговоров задумываешься, что-то переосмысливаешь.
Ведь это говорили люди, которых мы уважали, авторитеты в хорошем смысле слова. И вдруг их мнение шло вразрез с общепринятыми, устоявшимися шаблонами.
В разведке тогда позволяли себе мыслить иначе, говорить такое, что мало кто мог себе позволить.
ЛЮДМИЛА ПУТИНА:
Мы приехали в Дрезден в 1986 году. К тому времени я уже окончила университет. Маше был год. Ждали второго ребенка. Катя родилась в Дрездене. Немецкий я знала на уровне школы. Не больше.
Меня перед поездкой специально никак не инструктировали. Прошла медкомиссию - и все. Наши ведь в ГДР работали вполне легально. Жили мы в доме германской госбезопасности - "Штази". Соседи знали, где мы работаем, а мы знали, где работают они. Но вот интересно. Мы приехали, когда в СССР уже началась перестройка. А они все еще серьезно верили в светлое будущее коммунизма.
- Чем конкретно вы занимались?
- Это была работа по линии политической разведки. Получение информации о политических деятелях, о планах потенциального противника.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22
