Некоторые важнейшие демократические нормы, прежде всего свобода слова и выборность властных органов, уже стали для активного большинства граждан неотъемлемой характеристикой политической жизни. Это свидетельствует о том, что российское общество вступило на путь, который в конечном счете может привести к превращению демократии в образ жизни.
Тем не менее всероссийские выборы 1999 — 2000 гг. показали, что население, уставшее от тягот жизни, от ощущения перманентной опасности и отсутствия перспективы, от лицемерия и обманов со стороны власти и чиновников, проявляет возрастающую готовность довериться харизматическому лидеру, связывая с ним свои чаяния. Складывающаяся ситуация во многом напоминает ту, которую М.Вебер называл "плебисцитарной демократией": отчуждение государственной власти от общества, кризис доверия к политической элите выливаются в акт народного волеизъявления в пользу лидера, воспринимаемого в качестве национального символа и олицетворяющего упования на защиту порядка и безопасности, обуздание произвола бюрократической власти. Высокий кредит доверия президенту В.Путину вполне может быть интерпретирован как "рейтинг" разочарования властью и надежды на нормализацию сверху системы государственного управления жизнедеятельностью общества.
На выбор формы политического самоопределения России серьезно влияют и международные факторы. Глобализационные процессы, ограничивая суверенитет и возможности государств, подтачивают фундамент национальных демократий и стимулируют авторитарные тенденции — как в мировом масштабе, так и в отдельных странах. На старте третьего тысячелетия демократия сталкивается с серьезными проблемами. Исходя из этого, многие исследователи не исключают вероятность того, что мировому сообществу предстоит пройти в наступившем столетии через фазу авторитарного развития. Под влиянием глобальных вызовов все большему числу российских граждан начинает казаться убедительным аргумент о том, что сильная авторитарная власть эффективнее защитит интересы страны на мировой арене.
Какие метаморфозы могут произойти в описанном антиномичном противостоянии демократии и авторитаризма? В рамках исследовательского проекта "Россия в формирующейся глобальной системе", осуществленном в Горбачев-Фонде в 1998 — 2000 гг., были рассмотрены четыре потенциальных сценария политического развития российского общества на ближайшую перспективу.
Сценарий первый: сохранение сложившейся в 1990-е годы системы самовластия. Вероятность реализации подобного сценария в чистом виде сравнительно невелика. Не исключены, однако, попытки законсервировать самовластие в его более "цивилизованной" форме, свободной от крайностей самодурства и построенной на рационально и цинично просчитанных технологиях манипулирования общественным сознанием.
Сценарий второй; восстановление модернизированной версии советской системы. При господствующих сегодня в обществе настроениях такой вариант представляется маловероятным. Вместе с тем возможен определенный возврат к советской практике по тем направлениям, где воздействие радикально-либеральных реформ на материальное и социально-культурное положение граждан оказалось наиболее болезненным.
Сценарий третий: становление сильной демократии как альтернативы авторитаризму. К сожалению, такой поворот событий, открывающий путь для вовлечения большинства граждан в политический процесс, требует создания целого ряда предпосылок и потому реален лишь в отдаленной перспективе. Апатия и пассивность значительной части граждан, уровень их политической культуры, а также высокая результативность политики манипулирования их сознанием и поведением делают шансы на осуществление его в обозримом будущем крайне незначительными.
Сценарий четвертый', утверждение умеренно авторитарной власти, применяющей при необходимости жесткие меры для обеспечения целостности страны, мобилизации ресурсов общества во имя преодоления системного кризиса и поддержания международного статуса России. Этот вариант наиболее вероятен: его готово принять общество, уставшее от жизненных невзгод, криминала, неразберихи, безволия власти; в его пользу действует острая потребность в консолидации политической элиты; к нему побуждает ущемление интересов России на международной арене.
Укрепление ослабленной российской государственности носит сегодня императивный характер. Альтернатива одна — полная потеря управляемости и распад общества под давлением локального, этнонационального, корпоративного, либертарного и других видов партикуляризма. Современный мир сталкивается с беспрецедентным "вызовом плюрализма". Не только у нас, но и в западных демократиях перспектива постмодернистского "плюрализма без границ" вызывает тревогу за целостность и стабильность общества. Эта тема стала предметом углубленных теоретических изысканий. Тем более она актуальна для современной России, где публичная политика оказалась под прессом групповых и клановых интересов. В этих условиях ради сохранения и упрочения государственности как политического механизма представления публичного интереса в качестве интереса общества в целом приходится идти на такие ограничения политического плюрализма, которые по критериям развитых демократий выглядят антидемократическими. Однако в фазе становления демократии в трансформирующемся обществе они могут быть исторически оправданы в качестве упорядочивающих мер. Это признают и многие западные специалисты по России. Так, в частности, З.Бжезинский, оценивая проводимую В.Путаным политику усиления властной вертикали, указывает, что "ограничения на определенные аспекты той хаотичной свободы, которая утвердилась на волне крушения советской системы", были вызваны потребностью в восстановлении законности и порядка.
Надо иметь в виду, что истоки и измерения российского плюрализма существенно иные, нежели на Западе. Плюрализм и дробность интересов здесь не столько следствие постиндустриальных тенденций, сколько результат экономического и духовного упадка, повлекшего за собой разрушение всей системы социальных идентификаций и солидарностей. На этой почве и произрастает хаотичное многообразие интересов, чем-то напоминающее неупорядоченное броуновское движение, когда все частицы подвержены бесчисленным случайным воздействиям и потому постоянно меняют свое местоположение. За годы реформ перед нашими глазами прошла длинная череда партий, неожиданно появлявшихся и столь же быстро исчезавших. Взгляды и позиции индивидуальных участников этого политического калейдоскопа тоже стремительно менялись. Формировались причудливые политические комбинации. Создавались союзы и объединения-однодневки. Обыкновенные российские граждане, в большинстве своем выбитые из привычных социальных ниш, были лишены возможности свободно (важнейшее условие демократии) определиться в этой системе (точнее, бессистемности) политического беспорядка.
Подобный политический плюрализм отнюдь не способствует демократическому развитию общества. Напротив, он становится разрушителем мостов согласия и целостности социума. В такой экстраординарной обстановке предотвратить сегментацию и распад политической системы можно только одним способом — поставив предел необузданному политическому плюрализму, введя его в рамки ответственной демократии. Как решить эту проблему, не порывая с демократическим курсом развития, который невозможен без политического плюрализма? Именно с этим вопросом и сталкивается сегодня российское общество, где после десятилетия разгула полуанархического плюрализма возникла необходимость упорядочить хаос частных и групповых интересов в нормативных границах правового демократического государства.
Думается, что в политике нынешней российской власти присутствуют и даже в какой-то мере срастаются два компонента: укрепление государственности и усиление авторитарных тенденций. Разделить эти две составляющие чрезвычайно трудно. Во всяком случае, в действиях Президента грань между ними ясно не просматривается. Тем не менее, выбор должен быть сделан. Общество приближается к бифуркационной точке, когда надо будет определиться: либо новый тур демократических перемен, либо ужесточение авторитаризма. От этой точки власть может эволюционировать либо к сильной демократии, либо к неприкрытому авторитаризму. В каком направлении пойдет развитие, зависит от общей динамики политической жизни, от конфигурации сил на политической арене, что, естественно, связано с решением всего комплекса экономических и социальных проблем.
К сожалению, антиномичность дилеммы демократия versus авторитаризм затрудняет выбор. Все больше признаков того, что движение к точке бифуркации замедляется. Возникает некое неустойчивое равновесие, своего рода "бифуркационный застой". В любом случае есть немало оснований предполагать, что в вязкой трясине авторитарно-демократической антиномичности выбор пути политического развития России снова будет смазан, растянется по времени, распадется на чередующиеся этапы прорывов к демократии, попятных шагов к авторитарной практике, застойных стадий равновесия.
Подтолкнуть общество, "зависшее" между демократией и авторитаризмом, к решающему выбору могла бы демократическая энергетика гражданского общества. Это позволило бы уравновесить усиление вертикали власти развитием системы горизонтальных сетевых связей гражданских институтов и объединений. Однако здесь мы сталкиваемся с другой антиномичной дилеммой:
гражданское общество versus система корпоративистских отношений.
Горбачевская перестройка дала толчок формированию в России гражданского общества. Частные интересы высвободились из-под пресса государственной монополии на собственность, наметились главные линии их структурирования. Возникли многочисленные самодеятельные организации, объединения, ассоциации, их деятельность получила вполне удовлетворительную нормативно-правовую базу.
Но, как показывает опыт того же Запада, для развития полноценного гражданского общества — носителя энергии общественной самодеятельности нужны многие десятилетия. В России оно пока очень хрупко и неустойчиво. Разобщенность превалирует над солидарностью. Частные интересы аморфны, слабо кристаллизованы. Наемный труд плохо организован. Профессиональные союзы еще не обрели самостоятельности и не освободились от патерна-листских иллюзий. Не стали авторитетными выразителями общих интересов национального капитала и объединения предпринимателей и банкиров. В их политике и деятельности слишком велик удельный вес корыстных расчетов соперничающих олигархических групп, действующих главным образом в сфере финансов и сырьевых ресурсов.
Надо отметить, что рост влияния корпоративных интересов и организаций — общая черта современного мирового развития. Далеко не случайно XVIII Всемирный конгресс политологов, состоявшийся в 2000 г. в Канаде, был посвящен обсуждению вопроса о том, станет ли XXI в. началом тысячелетия корпоративизма. Повсюду в мире наблюдается усиление могущества и мобильности ТНК, которые нередко навязывают свою волю правительствам, осуществляют диктат в мировой политике. Эти тенденции несут в себе серьезнейшую угрозу перспективам демократии на планете.
Во второй половине XX в. в ряде западных стран сложилась конструктивная практика корпоративных переговоров между объединениями групповых интересов и государственными институтами. В рамках согласительного процесса взаимных консультаций и обязательств частные интересы труда и капитала были подняты на уровень прямого диалога с государством, что во многом способствовало достижению общенационального согласия и политической стабильности, На такой базе и сформировались европейские социальные государства. Конечно, подобной форме корпоративизма тоже присущи определенные антидемократические черты (монополизация представительства интересов труда и капитала, дискриминация частных интересов вне согласительного процесса и т.п.). В демократических странах эти черты или, по меньшей мере, их крайние проявления нейтрализуются системой сдержек и противовесов, устанавливаемых развитым гражданским обществом и правовым государством. Однако и там все чаще звучат голоса о кризисе корпоративной модели трехстороннего сотрудничества, поскольку растущая мощь корпораций обеспечивает им все более явное превосходство в диалоге с национальным государством и гражданским обществом.
