«Если же говорить не о вымышленных, а об истинных свойствах государей, то надо сказать, что во всех людях, а особенно в государях, стоящих выше прочих людей, замечают те или иные качества, заслуживающие похвалы или порицания». Макиавелли рассматривает «благодетели» и «пороки» людей в единстве, так как они и существуют в жизни. Он прекрасно понимает, что трудно найти человека, а особенно государя, который обладал бы всеми положительными качествами и ни одним отрицательным. Но еще труднее, даже если бы такой идеальный человек или государь имелся, проявить все эти хорошие качества, поскольку условия жизни этого не позволяют и не допускают.
Его реализм носит классовый характер. В нем выражается последовательность требований восходящего класса, революционность устремлений буржуазии.
Новый государь Макиавелли – это не просто человек, обладающий теми или иными объективными или субъективными качествами и свойствами, не просто идеальный образ или прообраз, с которым должны соотноситься реально существующие государи, - нет, это прежде всего самая бескомпромиссная, самая решительная альтернатива нового буржуазного строя общественному и государственному феодализму.
3. Религия в государстве.
Роль церкви и в истории Италии, и в истории Европы Макиавелли оценивал очень негативно. Макиавелли хорошо видел, чувствовал и сознавал силу религии, её социальную функцию, её консерватизм и власть над умами и сердцами верующих и поэтому призывал всемерно использовать эту силу для общего блага, в особенности для объединения и укрепления государства. Исходя из этого, Макиавелли настоятельно рекомендовал главам республик или царств сохранить основы, поддерживающей их религии. Если они будут поощрять и умножать всё, что возникает на благо религии, хотя бы они сами и считали всё это обманом и ложью, то им будет легко сохранить своё государство религиозным, а значит - добрым и единым.
Возможно, если бы Александру VI, Юлию II или любому из их предшественников удалась попытка объединить Италию под властью римской курии и создать единое и независимое итальянское государство, Макиавелли по-другому отнесся бы к политике Ватикана, но даже это кажется сомнительным. Конечно, как политический деятель Макиавелли умел принимать и ценить, прежде всего, успех и вполне по-иезуитски оправдывать практически любые средства, ведущие к достижению поставленной цели. Но все же он был патриотом своей страны, как Флоренции, так и всей Италии, - недаром основное несчастье своей родины он видел в том, что церковь не обладала достаточной силой, чтобы объединить страну, но была достаточно сильной, чтобы помешать ее объединению не под своим главенством. В "Государе" Макиавелли приводит множество примеров ошибочной политики пап, и ошибки эти объяснял тем, что Ватикан свои интересы всегда ставил выше общенациональных интересов Италии.
Однако Макиавелли признавал именно практическую пользу религии. Это его слегка пренебрежительное отношение к Римской католической церкви вполне объяснимо. Как христианин de jure он обязан был знать основные догматы христианской веры, как образованный человек своего времени он должен был читать труды отцов церкви, но то, что он видел вокруг себя, ничуть не напоминало мир евангельских заповедей. Распутные и продажные священники, обагрённые кровью руки наместников святого Петра, кардиналы, дерущиеся за власть подобно стае диких псов, - вот то, что было вполне обычным для того времени. Те же, кто пытался бороться с создавшимся положением вещей, чаще всего расставались со свободой, а то и с самой жизнью. В качестве примера можно привести современника и земляка Макиавелли – Савонаролу. Но и этот борец за чистоту Церкви вряд ли являлся человеком, способным привлечь симпатии такой личности как Никколо Макиавелли к христианской религии: узколобый фанатизм, непомерная гордыня, плохо сочетающаяся с проповедуемым им христианским смирением, - человек, наделённый такими качествами, не слишком подходил на роль идеального пастыря.
Пожалуй, единственным государственным деятелем, выступавшим на стороне римской курии и заслужившим одобрение и почти восхищение Макиавелли, был Цезарь Борджа, хотя нельзя сказать, что Борджа не преследовал личных интересов, а сражался только за идею мирового господства Римской Католической церкви. И именно в этой личной заинтересованности, в огромной энергии и воле, в государственном уме Чезаре Борджа видел Макиавелли залог процветания страны, управляемой таким человеком. Но - vae victis! - обстоятельства, да и сама судьба были против Борджа, хотя он был очень близок к осуществлению своих планов. И, кажется, именно эта неудача как бы окончательно определяет отношение Никколо Макиавелли к церкви и ее политике. Впрочем, это неприятие было вполне взаимным: уже в 1559 году католическая церковь внесла труды Макиавелли в «Индекс запрещенных книг», хотя политическими принципами, изложенными в них продолжала пользоваться.
4. Щедрость и бережливость.
Рассматривая качества, которыми должен бы обладать идеальный государь, Макиавелли впервые в Новой истории заговорил об экономике государства как составной части его благополучия.
Обобщая исторический опыт ведения хозяйства, Макиавелли замечает, что те государи, которые стремились быть щедрыми, вынуждены были в короткое время тратить все свои богатства и сбережения на поддержание и закрепление за собой славы щедрых государей. После того, как истощалась их казна, они вынуждены были идти на любые средства, чтобы выжать из своего народа путем жестоких налогов, поборов и угроз необходимые им деньги. Таким образом, щедрость ведет к разорению государя и страны, к обиде многих и к вознаграждению лишь некоторых.
«Итак, ради того, чтобы не обирать подданных, не беднеть, не вызывать презрения и не стать поневоле алчным, государь должен пренебречь славой скупого правителя, ибо скупость – это один из тех пороков, которые позволяют ему править». Однако «… тратить можно либо свое, либо чужое. В первом случае полезна бережливость, во втором – как можно большая щедрость.
Если ты ведешь войско, которое кормится добычей, грабежом, поборами и чужим добром, тебе необходимо быть щедрым, иначе за тобой не пойдут солдаты. И всегда имущество, которое не принадлежит тебе или твоим подданным, можешь раздавать щедрой рукой, как это делали Кир, Цезарь и Александр, ибо, расточая чужое, ты прибавляешь себе славы, тогда как, расточая своё – ты только себе вредишь». Макиавелли предлагает такие способы для достижения и удержания власти, ведения захватнических воин, которые бы наряду с режимом экономии, относительно средств государя и его подданных, предполагали бы расходование чужих средств.
5. О жестокости и милосердии и о том, что лучше: внушать любовь или страх.
Рассматривая далее такие качества государя, как жестокость и милосердие, Макиавелли сразу же указывает на то, что «каждый государь хотел бы прослыть милосердным, а не жестоким». Однако он тут же предостерегает против проявления этого милосердия некстати. Чезаре Борджа слыл беспощадным, но его жестокость восстановила Романью, объединила её, вернула её к миру и верности, а флорентийский народ, чтобы избежать нареканий в жестокости, допустил разрушение Пистойи. «Если государь желает удержать в повиновении подданных, он не должен считаться с обвинениями в жестокости. Учинив несколько расправ, он проявит большее милосердие, чем те, кто по избытку его потворствуют беспорядку. Ибо от беспорядка, которое порождает грабежи и убийства страдает всё население, тогда как от кар, налагаемых государем, страдают лишь отдельные лица. Новый Государь ещё меньше, чем всякий другой, может избежать упрека в жестокости, ибо новой власти угрожает множество опасностей».
На основании этих и подобных им рассуждений Макиавелли обвинили жестокости. Однако подобные обвинения в адрес Макиавелли вряд ли имеют под собой почву. Ведь Макиавелли никогда и нигде не писал о том, что следует везде и всюду применять жестокие меры. Напротив он предупреждал: «Однако новый государь не должен быть легковерен, мнителен и скор на расправу. Во всех своих действиях он должен быть сдержан, осмотрителен и милостив, так чтобы излишняя доверчивость не обернулась неосторожностью, а излишняя недоверчивость не озлобила подданных». Применение жестких мер Макиавелли оправдывал только в необходимых и неизбежных обстоятельствах, и то, он советует при этом быть «осмотрительным и милостивым» и применять их направленно, целесообразно и карать именно тех, кто этого заслуживает.
«Его отечество (было) растоптано чужестранцами, опустошено, лишено самостоятельности. Каждый дворянин, предводитель, город утверждал свою суверенность. Единственным средством основать государство было уничтожение этих суверенитетов; причем, так, как они именно, как непосредственные единичные образования хотели быть суверенными, то средством против грубости была лишь смерть зачинщиков и страх смерти остальных. Немцы больше всего ненавидели это учение и Макиавеллизм (с их точки зрения) выражает самое злое, потому что они болеют именно этой болезнью и от неё умерли. По отношению к отдельным (индивидам), которые хотят утвердить свою непосредственную волю в качестве абсолютной, всеобщее есть войско, тиран, чистое насилие, и государственная власть должна иметь мужество в каждом необходимом случае, где компенсируется существование целого, действовать совершенно тиранически»[4].
Макиавелли прекрасно видел, что когда-то возвышенные человеческие отношения – любовь, дружба, преданность, величие, благородство души и так далее, теперь стали продаваться и покупаться как любые другие вещи. Поэтому новый государь должен отдавать себе в этом отчет, и если уж что-то люди уважают, так это силу, силу, внушающую им страх. « Однако государь должен внушать страх таким образом, чтобы если не приобрести любви, то хотя бы избежать ненависти, ибо вполне возможно внушать страх без ненависти. Что бы избежать ненависти, государю необходимо воздерживаться от посягательств на имущество граждан и поданных и на их женщин».
Таким образом, Макиавелли советует применять жесткие меры только там, где это вызывается необходимостью. Только сила, которая вызывает уважение и страх, как внешних, так и внутренних врагов, убережет государя и его страну от гибели. Но эту силу надо применять с умом, с мудростью и человеколюбием, вовремя, без колебаний, с достаточным оправданием и явной причиной. При этом, как истинный идеолог буржуазии, Макиавелли открыто объявляет неприкосновенность частной собственности, жилища и семьи граждан. Всё остальное зависит от самого государя, которому Макиавелли советует опираться только на то, что зависит от него самого, а не на то, что зависит от других.
«Недобрая слава Макиавелли и, соответственно, макиавеллизма, связана во многом с содержанием XVIII главы, в которой излагаются основные принципы поведения государя.
Если понимать всё, что Макиавелли советует в этой главе новому государю, буквально, как сделало подавляющее число читателей «Государя», то может сложиться впечатление о полном аморализме принципов, которые излагаются и защищаются Макиавелли»[5].
Макиавелли вовсе не проповедует аморализм, он скорее констатирует аморализм существующего общества, в особенности власть имущих: они встретили его политическую доктрину в штыки, объявляя его учение аморальным только потому, что он вскрывал и обнажал аморальный характер их образа мысли и образа действий.
В этом смысле весьма показательна эволюция взглядов прусского короля Фридриха II, который называл Макиавелли дурным и жестоким политиком, а поступал так, как политические деятели, описанные Макиавелли. Вольтер: «Вы узнаете о новой победе моего друга - прусского короля, который так хорошо написал против Макиавелли и немедленно повел себя подобно его героям»[6]. Таким героем Макиавелли считал Александра II, который всегда и всех обманывал, меньше всего соблюдал данные им клятвы, не брезговал никакими средствами для достижения своих целей.
