абсолютной шкале, по его соответствию категорическому императиву. Поэтому
здесь бессмысленно применять схему рассуждений типа: я сейчас нарушаю
категорический императив по мелкому поводу, дабы потом его реализовать в
более важном случае. Нарушение требований категорического императива есть
его разрушение, несущее огромную моральную опасность. Оценка этого не
зависит от того, что человек в этот момент делал: воровал яблоки в чужом
саду или оставил без помощи умирающего. Все это заставляет усомниться в
окончательной правоте и полноте этической системы Канта.
Надо еще подчеркнуть, что в отличие от многих других этических систем,
где центр тяжести лежит в достижении определенного состояния души, которое
может считаться счастливым или добродетельным, категорический императив
делает акцент на конкретном действии, на оценке поступка и категории
морального долга.
Этическая система Канта, вся его концепция этики содержит в себе ту
существенную истину, что мораль нуждается в опоре на какие-то абсолютные
принципы, стоящие выше непосредственных человеческих интересов. Ценность
следования категорическому императиву не просто выше всех человеческих
ценностей, непосредственно ощущаемых как благо. Категорический императив не
обещает человеку никакого удовольствия от его исполнения (разве что чувство
удовлетворения от исполненного трудного долга). Но этим принижается право
человека на стремление получить лично им ценимое благо, поскольку
стремление к такому благу лишает его действия моральной ценности.
Этика категорического императива требует бескорыстия практически
нечеловеческих масштабов, фактически отказывая субъекту даже в чувстве
удовлетворения от исполненного им долга.
Абсолютизм этики Канта подчеркивается утверждением, что человек имеет
моральное право на поступок, только будучи уверен, что в результате не
произойдет ничего дурного. Человек должен сознавать, что он поступает
справедливо, только тогда его действия морально обоснованы. Этим Кант
отвергает принцип пробабилизма, допускающий такие действия, относительно
которых субъект только предполагает, что они могут быть справедливы.
Правда, стоит заметить, что человек никогда не может быть уверен в своей
способности предвидеть все последствия своих поступков. «Мягкий»
пробабилизм, допускающий поступок, где риск дурных последствий не превышает
нормального риска от человеческих действий, мог бы вполне отстаивать свое
право на жизнь. В противном случае даже поездка на автомобиле с ребенком
была бы морально не допустима, т.к. угроза автокатастрофы в ней всегда
присутствует.
Предпосылкой этики канта является свобода человека поступать. Но при
этом Кант утверждает, что «свободная воля и воля, подчиненная нравственным
законам, - это одно и то же». Но тут надо учитывать, что воля, подчиненная
законам, не пассивна, но, наоборот, противостоит стихийному ходу вещей.
Кант считает, что зло – это и есть отдание себя потоку событий,
неспособность противостоять ему.
Кант детально исследует вопрос о первоначальных зачатках добра в
человеческой природе и о склонности человека ко злу. В этой склонности
различаются три ступени:
1) хрупкость человеческой природы (слабость человеческого сердца –
хочу добра, но не могу его совершить);
2) недобросовестность, когда моральный мотив смешивается с другими;
3) злонравие – склонность предпочитать неморальные мотивы действий.
Кант не считает, что человек в естественном состоянии свободен от зла.
Кант подчеркивает, что «человек (даже самый худший) … не отрекается от
морального закона», но привязан к мотивам чувственности. Различие между
добрым и злым человеком не в том, какие мотивы действуют в том и другом, но
в их субординации. Злонравие следует понимать не как убеждение в том, что
следует делать зло, но скорее как извращенность сердца, не готового
принимать моральный закон в качестве единственного мотива поступков. Отсюда
уже видно, что Кант реалистический оптимист в своих взглядах на
человеческую природу – он верит в то, что в ней укоренена моральность, но
понимает, как трудно бывает человеку на нее опереться.
2.2. Этика К.А. Гельвеция
Клод Адриан Гельвеций и другие великие французские философы-
материалисты 18 века (Дидро, Ламетри, Гольбах) внесли большой вклад в
этику.
В этой области французские материалисты решали важные проблемы:
детерминизм морали, личные интересы нравственного поведения, соотношение
личного и общественного, морали и права, влияние общественной среды на
моральные принципы, значение воспитания в создании моральных качеств
человека, связь подлинной нравственности с разумом.
Для Гельвеция чувственные впечатления, себялюбие, наслаждение и
правильно понятый интерес составляют основу всей морали. Главные моменты
его этической системы - природное равенство человеческих умственных
способностей, единство успехов разума с успехами промышленности, природная
доброта человека, всемогущество воспитания. Человек со всеми своими
свойствами, добродетелями и пороками есть то, что делает из него окружающая
среда, то есть природа и общество. Поскольку природа не делает человека ни
добрым, ни злым, человек зависит целиком от воспитания, то есть от всей
совокупности общественных влияний. Следовательно, чтобы избавить человека
от недостатков и пороков, сделать его добродетельным, нужно поставить его в
разумные отношения, так согласовать его личный интерес с общественным,
чтобы инстинкт самосохранения перестал толкать его на борьбу с остальными.
Клод Адриан Гельвеций - изложил свои воззрения в 2 работах: «Об уме» и
«О человеке». Трактат «О человеке» посвящен, прежде всего, социально-
политической проблематике.
Основные философские взгляды Гельвеция согласны взглядам других
французских материалистов. Он признает объективное существование внешнего
мира и подчеркивает его материальный характер. Он рассматривает человека в
общей системе природы. Человек неотделим от природы и подчинен тем же
закономерностям, что и остальная природа.
Как в области природы правит всемогущий естественный закон, так и
человеческое поведение и деятельность подчинены «закону интересов».
Интерес, по мнению данного моралиста, соединяет основные факторы,
обусловливающие человеческую активность. Ими, по Гельвецию, являются, с
одной стороны, естественные физические потребности, а с другой - страсти.
Среди физических потребностей на первом плане стоят голод и физическая
боль. Их он считает основной движущей силой в человеке. Значительную роль
среди страстей играет самолюбие.
На этих естественных движущих силах человеческого поведения Гельвеций
основывает и главные принципы своей этики. Он отвергает религиозную мораль
и подчеркивает, что основным критерием нравственности является «польза».
Однако он трактует «пользу» не индивидуалистически, в смысле достижения
наживы индивидом, но по отношению ко всему обществу. Основу добродетельного
поведения он видит в достижении согласия между индивидуальными и
общественными интересами. При этом интерес всего общества он принимает
механистически. Общество, по Гельвецию, - совокупность индивидов.
Общественный интерес является у него, таким образом, совокупным интересом
решающего большинства членов общества.
«Общее благо» рассматривается им как источник добродетели, как цель
законов, нравов, обычаев. Это «общее благо» полностью совпадает у него с
классовыми интересами буржуазии.
Поскольку нравственность зависит от государственного устройства,
постольку путь к истинной добродетели состоит в замене законов, вредных для
народа, законами полезными. Новое законодательство должно положить
основание истинной нравственности. Разумное законодательство - отрицание
привилегий дворянства и феодального права.
Развитая Гельвецием теория воспитания утверждала, что ум - это не дар
природы, а результат воспитания. При этом под воспитанием понималась вся
совокупность воздействий социальной среды на личность. Однако сама эта
социальная среда рассматривалась Гельвецием лишь как определенный
политический режим. Просветитель утверждал, что характер и ум народов
изменяются вместе с формой их правительства; что разные формы правительства
придают одной и той же нации поочередно характер то возвышенный, то низкий,
то постоянный, то изменчивый, то мужественный, то робкий.
Люди, следовательно, либо не рождаются ни с какими предрасположениями,
либо с предрасположениями к самым противоположным порокам и добродетелям.
Значит, они являются лишь продуктом воспитания.
Гельвеций высказал замечательную мысль об изменении нравов и их
устаревании со временем, о неизбежности революций, меняющих государства,
интересы народов. Когда-то полезные обычаи становятся вредными и кажутся
позже нелепыми. Следовательно, когда причина полезности исчезает,
сохранение устаревших обычаев становится нелепым, а иногда и гибельным.
Изменение нравов Гельвеций объяснял изменением интересов отдельных лиц
и государства. Утверждая, что люди всегда желают общей пользы, стремятся к
всеобщему счастью, философ не может признать вечный и неизменный принцип
пользы причиной изменения, так как сам этот принцип вытекает у него из
неизменной природы человека. Но столь же очевидной была для него и
изменчивость человеческих представлений о личной пользе.
Гельвеций считал, что люди в своем поведении, пороках и добродетелях
всегда руководствуются своими интересами, выгодой, пользой. Интерес -
единственный стимул, который, освобождая человека от бездействия и лени,
дает ему силу, необходимую для движения вперед.
«Сокровенная причина» общественного развития - это интерес и себялюбие.
Правильно понятое себялюбие, утверждал Гельвеций, обеспечивает соблюдение
интересов «разумно» организованного общества. В этом смысле Гельвеций
говорил о том, что личное счастье должно быть согласовано с общественным.
По его мнению, добродетельным человеком является не тот, кто жертвует
своими привычками и самыми сильными страстями ради общего интереса, а тот,
чья сильная страсть до такой степени согласуется с общественным интересом,
что он почти всегда принужден быть добродетельным.
Гельвеций показал, что эгоизм является существенным мотивом
экономической и политической деятельности, важным фактором общественной
