вопросы: почему вода жидкая, небо синее, дерево зелёное? Первая
сознательная проблема ребёнка: папа не всё знает. Говоря о вещах, мы
говорим о себе. Суть вещи, как интуитивно схватываемое её должное, лучшее
(прекрасное, благое, истинное). Наверное, и дерево хочет быть зелёным, хотя
и не всегда таково. Греческое понятие «фюзис», как само и из себя
возрастания, явности и присутствия в подлинном, бытии. Необходимость
установления масштаба рассмотрения для формального выявления такой
исторической сути в дискурсивном порядке и зеркального отображения в другом
лица сущего для его непосредственного постижения в экзистенциальном
порядке. Только чужие глаза, в которых я мог бы отразиться и увидеть себя
перед, эмоционально мной определённым, лицом другого открывают мне мой
другой облик, обычно в обратном моему обычному самочувствию виде. Я то
прекрасный, справедливый, добрый, правильный (истинный), а реально в
зеркале вижу искажённые злом, безобразием, ложью черты. [Практическая,
педагогическая демонстрация как необходимый элемент экзистенциальной
практики философствования]. Философский текст, как такое зеркало для
выявления глупости всякого мира – лица, не способного в это зеркало
заглянуть, не потеряв себя, т. е. не сумев настоять на своём, внутри
условий априори истинного текста. [Вода жидкая, небо синее, дерево
зеленеет, философский текст истинен – чистые априорные суждения, принять
которые необходимо до всякого критического опыта, как простую основу или
масштаб для вопроса].
Два возможных варианта дискурсивного рассмотрения темы судьбы, драмы, в
контексте возможности выявления сути бытия её протогониста им же. Вопрос об
условии возможности личного, сознательного опыта произведения себя к бытию,
творения мира – начало космогонии и условие и одновременно выразительный
результат постижения этого мира – космология, как его данный
непосредственно из сути его бытия образ. Вопрос о сущности времени: образ
мира уже дан как личное и всеобщее начало одновременно (то ли миф, то ли
поэзия в зависимости от определения ответа на изначальный вопрос о единстве
многого – поэтическое положение единого через невозможность такого
положения) и он же является предметом рефлексии в форме вопроса о
возможности такого образа, которым творится сам образ. [Вариант
рассмотрения через модальное отношение техники и природы при отказе от
принятия указанного априори – риторический по сути ход, связанный с
бессознательным, априорным, значением данной дихотомии для современного
сознания; и вариант рассмотрения через тему счастья, ведь априори счастье
есть необходимое для человека основание жить: человек счастливый –
очевидная парадоксальность этого чистого суждения, по отношению к которому
дихотомия технического и природного вторична].
Счастье, как предельное желание всякого человека. Как мы узнаём о счастье?
Потеряв его. Счастье как идеал. Мы узнаём о собственной любви, только в
виду потери её предмета. Невозможность вернуться. [Какова причина?]
Соблазн. Я как тот, кто не только открывает, но и закрывает двери. И
наоборот, тот, кто входит в них, или перед ними остаётся. Объективность
вины. Палач и жертва вне эксплицированного, осознанного и используемого,
поля властных отношений. Объективность вины, её вменение (моральное,
эмоционально-нравственное, социальное – месть, остракизм в древних
обществах, отказ от общения), как, то, что открывает перед субъектом его
суть. Сознание вины и его отсутствие. Самооправдание и его необходимость.
[Мужское и женское. Слабость мужского начала перед лицом женского.
Шумерский миф о творении человека. Мужской характер древнегреческой
философии. Современная критика фал-лого-центризма]. Тёплое и холодное, как
начала космического творения или всего и всякого космоса у Анаксимандра.
«При возникновении этого космоса из вечного [?] выделилось нечто, чреватое
горячим и холодным» (Псевдо-Плутарх). Другие противоположности: мягкого и
жёсткого, влажного и сухого, лёгкого и тяжеловесного, как характеристики
душевной настроенности в прямом и косвенном общении в каждой из душ.
Возможность мягкого и жёсткого разворачивания темы противоположного или
множественности. Поэтический характер космологии Анаксимандра.
Неопределённость понятия счастья и его интуитивная определённость в личном
аспекте каждой души. Последняя цель и промежуточные цели, как технические
средства. Неопределённость счастья именно в целевом аспекте.
Множественность его определений при смешении с понятием удовольствия всегда
индивидуального. Индивидуальная в применении техника и индивидуальная
природа. Имя, данное миром, и моё имя. Обращение к сути проблемы:
значимость счастья открывается в несчастье при невстрече со взыскуемой
судьбой. Ошибка. Я всегда утверждает себя, самовыражаясь, перед лицом
другого мира, потому противоположного. Я всегда изначально выражает себя с
благими намерениями, но мир отвечает неадекватно. [Он никогда не способен
ответить вполне адекватно, только в иллюзии очаровывающей близости].
Ближайшая причина противоположности – тело. Тела различны просто потому,
что ограничены друг другом. [Крайний пример: близнецы. Нарцис]. Космогония
и космология Анаксимандра. Сфера пламени обросла вокруг холодного аэра-
тумана, окружающего влажную землю, на подобии коры дерева. Холод невнятного
сознания невозможности полного слияния разогрел пламя, превратив его в
жесткую, обжигающую кору («скорлупу» – это же слово употребляется и для
определения кожи первых водных животных, из которых вышли зрелые люди).
«Когда же она оторвалась и была заключена внутрь неких кругов, возникли
Солнце, луна и звёзды» (Псевдо-Плутарх), наполненныё огнём шины,
«колесообразные свалявшиеся сгустки аэра, полные огня» (Стобей), с
определённого размера отверстием для его выхода, движимые вихрем этого
аэра, возникающего из испаряющейся под действием огня воды. Именно
невозможное, неопределимое, сознание невозможности единства порождает
множество, противоречие и борьбу стихий. Параллельно данной демонстрации и
описание происхождения людей зародившихся и вышедших из рыбоподобных
существ, уже способными прокормить себя, т. е. на себе настоять. Воздух
хочет, чтобы вода испарилась и стала воздухом, вода хочет, чтобы воздух
обратился в воду и т. д. Множественность миров возникающих и погибающих,
включённых друг в друга, без всякого основания и возможности включения.
Первый вопрос: в чём причина такой настоятельности? Почему мы все склонны
утверждать собственное место, да ещё как если бы оно было единственным в
своём роде? Вопрос достоинства. Опьянение и требование уважения как пример,
в силу бесполезности такого самоутверждения. Душа как источник такого
утверждения. При этом стихии, всегда телесные, пронизывают каждое тело:
огонь горячий, воздух и вода холодные, но могут прогреваться. (И в этом
смысле это душевные стихии, физически определяющие тела стихий – вопрос не
метафорического или мифического описания, но объяснения содержательного
различия стихий в контексте вопроса о взаимодействии души и тела). Но
стихии также образуют стратегии активности и пассивности. Огонь плотный и
напористый. Воздух и вода (воздух плотнее воды) тонкие и способны
ускользать от действия плотной стихии. Стратегии жизни. Правда астрологии.
[Как возможно тело более плотное, чем огонь, и более тонкое, чем воздух,
более плотное, чем воздух, и более тонкое, чем вода – абсолютное, абсолютно
неопределённое, и в этом смысле бесконечное, тело? «Бог – только тело,
пронизываемое всем и всё возвращающее» (Октавио Пасс). Рецензия Цветаевой
на «Сестру мою жизнь» Пастернака. Проблема самого мышления, поскольку все
указанные свойства есть свойства самого мышления, захваченного душевной
стихией в телах – апейрон, как начало, бесконечное как наиболее собственное
и наиболее скрытое души и тела. Возможность делать сразу много –
бесконечное множество – дел. Вопрос о последней и одновременно первой
мысли. Психоаналитическая теория, как пример. Мысль, с которой я умирает в
мире и для мира в его поверхностной буквальности].
Само тело, как простой механизм не способно быть началом такого рода
бессмысленного и бесполезного самоутверждения. Не объясняя причин,
Анаксимандр объявляет началом всех экстраординарных природных явлений,
молнии, грома, землетрясений пневму-дух (spiritus) (Сенека, Стобей, Аммиан
Марцеллин), заключённое в воздухе, порождающее пламя, проникающее воду,
нечто тонкое по составу и лёгкое. Так и мы в зависимости от силы пневмы
утверждаем себя, то робко, то громогласно (только гром, гром и молния).
Душа, эмоциональная стихия, как источник выраженного разделения тел,
бесчинства. Но если именно душа стремится к единству, то именно нехватка в
его возможности, выраженная в различии тел (сопереживание всегда менее
интенсивное чувство, чем реальное чувство другого, в пределе я не могу
чувствовать боль тела или души другого непосредственно, стать другим)
задаёт интенсивность самоутверждения, но не определяет его причину. [Более
того, нехватка может быть истолкована как лишённость удовольствия –
животное начало. Невозможность в этом порядке отделить душу от тела. Но и
на уровне предельной человеческой эмоции или формального определения души
строгое разделение невозможно, поскольку душа невыразима вне тела. Человек
и его тень. Солнце, тьма, предмет-тело. Человек имеет тень, поскольку имеет
тело. Чистый свет в пустоте в этом контексте равен полной тьме. Вопрос о
возможности пронизывающего мысленного взгляда на вещи – умозрение. Вопрос о
посреднике и среде такого взгляда].
В чём причина каприза? Достоевский: пусть мир провалится, а мне чайку
попить. «Иной раз человек любит больше страдание, чем благоденствие».
Откуда берётся необходимость боя и самоутверждения по ту сторону
полезности, и даже прямо против всякой полезности, а значит закона
разумного равновесия, знания бесполезности самого боя? Случайность, а,
следовательно, немыслимость, самоутверждения в подобном контексте с точки
зрения разума. Апейрон, как начало. Неопределённое в порядке возможности
его мышления и бесконечное, как вопрос для мышления сущего, бытийствующего,
которое есть таким образом. Если природа была бы простым механизмом,
однажды заведённым творцом, то ни сознание её, ни изменение в этом
механизме не были бы нужны, были бы излишни. Более того, были бы немыслимы
даже природные катастрофы. В противном случае необходимо было бы
предположить особую хитрость или исторический провиденциализм творящего
разума, а так же злую природу в нём или бессмысленную с точки зрения самого
разума пропедевтику научения смирению перед его законом. Предположить
демоническую природу Хроноса, пожирающего своих детей, т. е. принимающего
их в своё разумное лоно вне всякой спецификации по степеням сущего различия
мысли, души и тела, в их конкретной личной самоотдаче, вне их единичности.
Толкование изречения Анаксимандра: «Из чего же вещи берут происхождение,
туда и гибель их идёт по необходимости; ибо они платят друг другу взыскание
и пени за своё бесчинство после установленного срока».
