теорию, например, достижения Эйнштейна. Оценивая теорию относительности
Эйнштейна и сложность проблем, которые она решила, мы соотносим ее с
уровнем науки начала XX века, а вовсе не с наукой древних греков, проблемы
Эйнштейна мы сравниваем с теми проблемами, которые решали Лоренц, Пуанкаре
и их современники, а не Аристотель или Галилей. Всякое научное достижение
тем более ценно, чем больше оно превосходит уровень науки своего времени.
Оценка научных результатов всегда относительна. Это можно пояснить
аналогией с оценкой спортивных достижений, например, в тяжелой атлетике.
Пусть, например, спортсмен М поднял в толчке 150 кг, а через 20 лет
спортсмен Н поднял 180 кг. Можно было бы сказать, что спортсмен Н. намного
сильнее М, «проблема», стоявшая перед ним, была гораздо сложнее, а
достижение — более значительно. Однако те, кто немного знаком со спортом,
не согласятся с таким утверждением. Они, прежде всего, спросят, на сколько
килограмм увеличился рекорд за время своей спортивной карьеры М и насколько
это сделал Н? И если окажется, что за время своих выступлений М увеличил
рекорд, скажем, на 30 кг, а Н — только на 10, они признают, что более
выдающимся спортсменом был М, и он, безусловно, решил более сложную
"проблему". С точки же зрения абсолютных цифр сегодняшний перворазрядник
может показаться гораздо более значительным спортсменом, чем прославленные
чемпионы прошлых лет.
Аналогично обстоит дело в науке. Глубина и сложность проблемы,
решенной учеными, определяется тем расстоянием, на которое продвигает фронт
науки ее решение, и тем влиянием, которое оказывает это решение на соседние
научные области. Именно поэтому мы считаем великими учеными таких людей,
как Ньютон и Дарвин, хотя по абсолютному количеству знаний этих ученых
превзойдут, по-видимому, современные аспиранты. Оценивая глубину и
сложность проблем по тому влиянию, которое оказывает их решение на науку
своей эпохи, мы можем сказать, что вопреки мнению Поппера, глубина и
сложность научных проблем по-видимому не возрастает с течением времени.
Растет сложность, растет глубина наших теорий. Но это происходит потому,
что каждая новая теория надстраивается над предыдущими, которые передают ей
свои достижения, изменяются и наши проблемы. Однако их глубина и сложность
не зависят от уровня достигнутого знания. Во все времена были глубокие
проблемы — как сегодня, так и вчера — и во все времена были мелкие и
простенькие проблемы.
Если же допустить — как это делает Поппер в своей схеме, — что глубина
и сложность научных проблем возрастают по мере развития знания, то мы
должны признать, что каждый современный ученый работает над более сложными
проблемами и, следовательно, является более значительным ученым, чем все
ученые прошлых эпох. Кроме того, однажды наши проблемы могут стать
настолько сложными, что мы окажемся не в состоянии решить их, и развитие
науки остановится. Следствия такого рода должны сделать модель развития
Поппера неприемлемой даже для него самого.
Попперу удалось выразить многие тонкости роста научного знания. Но его
концепция также подвергается критике. В основном за то, что Поппер свел
рост научного знания к дуэли гипотез, фактов наблюдений; практически он
игнорирует представление об истине, вся проблематика которой заменена
рассуждениями о правдоподобных гипотезах. Но кроме гипотез и фактов
наблюдений есть еще социальный и технический миры, совокупность многих
других фактов, которые также влияют на рост научного знания. Взять,
например, тот же принцип фальсификации. Надо иметь в виду, что в результате
научной критики ученые, даже обнаружив факты наблюдений, не описываемых
данной теорией, отнюдь не спешат полностью отказаться от ее услуг.
Например, механика Ньютона, несмотря на наличие огромного числа
противоречащих ей фактов, широко используется современными учеными.
Требования, выдвигаемые Поппером, имеют, таким образом, нормативный
характер, а это значит, что не всегда нужно им следовать.
Рассмотрим воззрения ряда других постпозитивистов, которые разработали
свои собственные концепции.
Концепция научно-исследовательских программ Имре Лакатоса.
Английский философ Имре Лакатос выдвинул методологию научно-
исследовательских программ [6]. По Попперу, на смену одной теории приходит
другая, старая теория отвергается полностью. Лакатос подчеркнул важность
сравнения теорий друг с другом. К тому же, сравнивать следует не просто
теории, а научно-исследовательские программы. Каждая научно-
исследовательская программа содержит несколько теорий. "Твердое ядро"
программы переходит от одной теории данной программы к другой, а защитный
пояс, состоящий из вспомогательных гипотез, может частично разрушаться.
"Твердым ядром" научно-исследовательской программы Ньютона являются то
множество теорий, относящихся, например, к астрономии, учению о свете и
т.д. Только тогда, когда будет разрушено «твердое ядро» программы,
необходимым окажется переход от старой научно-исследовательской программы к
новой. Новая прогрессивная научно-исследовательская программа должна быть
более насыщена эмпирическим содержанием, нежели ее предшественница.
Подчеркивая необходимость сравнения теорий и научно-исследовательских
программ, Лакатос сумел выделить важные моменты в процессе развития знания.
Существенно здесь – различие теорий и научно-исследовательских программ.
Следовательно, здесь – различие теорий и научно-исследовательских программ.
Для каждого, кто осваивает разнообразные учения, важно осознать, в рамках
какой научно-исследовательской программы и теории он находится. Такое
осознание требует сравнения теорий и программ. Если исследователь сведущ
только в одной научно-исследовательской программе или, что еще хуже, только
в одной теории, то эта программа или теория невольно принимается за
абсолютную истину (сравнить-то не с чем!). А это означает, что у субъекта
отсутствует осознание своего действительного научного статуса, который
фактически очень жестко соотнесен с одной научно-исследовательской
программой, достоинства же других не осознаются и не понимаются.
Постпозитивисты справедливо обратили внимание на необходимость
тщательного изучения истории развития научного познания. Изучение наук, не
сопровождающееся изучением их истории, ведет к одностороннему знанию,
создает условия для догматизма. Они единодушны в том, что статичный подход
к анализу познавательных процедур и знания ограничен и не позволяет
реконструировать научные знания в их становлении, формировании и развитии.
Оптимальным им представляется подход к исследованиям ученых, предполагающий
учет и анализ динамических процессов становления базы эмпирических данных с
последующим преобразованиями знания в их эвристической перспективе. Только
в этом случае, по их мнению, будут отражены контекстом открытия как
проблемообразующие процессы, так и смена одних воззрений другими, переход
от одних теоретических систем к другим - новым. При этом западные
методологи и историки науки допускают, что в предлагаемые ими рациональные
схемы логик открытия будут вписываться не все ситуации развертывания идей,
формирования и развития научного знания. В то же время, считают они, этот
фактор не может служить веским аргументом против рациональной реконструкции
всей истории развития научных идей и знаний на единых логических основах
[7].
Таким образом, западная философия науки сосредоточила главным образом
свое внимание на создании такой модели науки, которая была бы способна
схватить в максимальной степени тот многообразный и сложный процесс
познания, который называется открытием научного знания. В поисках
продуктивной проблеморазрешающей модели науки некоторые философы предлагают
переосмыслить понятие научной рациональности. Так, американский
исследователь истории и философии науки Л. Лаудан в своем труде,
посвященном научному прогрессу и его проблемам [8], считает старые подходы
к анализу развития научного знания несоответствующими духу подлинной
рациональности и сущности науки. В этой связи он призывает пересмотреть
прежние неадекватные способы оценки прогрессивности научных теорий. Взамен
Лаудан предлагает ввести новый критерий оценки прогрессивности
проблеморазрешающих теорий, именуемый им как проблеморазрешающая мощность
теории.
Аналогичные идеи развивает финский логик и эпистемолог Я. Хинтикка. В
его концепции интеррогативной (проблеморазрешающей) модели науки
проблеморазрешающая мощность теории осмысливается как вопросоотвечающая
мощность теории. Он видит две крупные ошибки в позитивистской интерпретации
научного открытия: во-первых, в том, что они не усмотрели позитивный смысл
в способах открытия научных теорий и, во- вторых, придерживались
статического подхода к научным теориям.
В понимании Хинтикка, наука предстает как непрерывный процесс поставки
природе серии вопросов. При этом исследовательская деятельность
рассматривается как занятие по расшифровке ответов, данных природой [9].
Вопросоответные отношения в интеррогативной модели науки Хинтикка формирует
образ контекста открытия.
Эпистемологический анархизм Пола Фейерабенда.
Американский философ Пол Фейерабенд критикует кумулятивизм, согласно
которому развитие знания происходит в результат постепенного накопления
знаний. Фейерабенд — ярый сторонник тезиса о несоизмеримости теорий. Теории
дедуктивно не связны друг с другом, для них характерны разные тезисы и
понятия. Согласно Фейерабенду, плюрализм должен господствовать не только в
политике, но и в науке. Существует множество равноправных типов знания.
Возможность универсального метода познания Фейерабендом отрицается. Иногда
он даже высказывался в том смысле, что все позволено, т. е. любая теория
приемлема, если только она принимается сообществом ученых. Критерии
рациональности не абсолютны, они относительны. Нет таких критериев
рациональности, которые были бы приемлемы везде и всегда Анархизм, считает
Фейерабенд, не является слишком привлекательной политической доктриной,
однако он служит прекрасным лекарством для философии познания и науки, для
тех, кто склонен ограничивать себя одним универсальным методом. Но если нет
жестких критериев научности, то естественно предположить связь научных
фактов с ненаучными.
