сложившиеся в настоящее время. Устаревшие научные теории нельзя в принципе
считать ненаучными только на том основании, что они были отброшены» [Кун Т.
Структура научных революций. М., 1975, С.19]. О прогрессе науки, согласно
Куну, можно говорить не в смысле приближения к истине, а лишь в смысле
совершенствования способности решать головоломки. «Я не сомневаюсь …- пишет
он, - что ньютоновская механика улучшает механику Аристотеля и что теория
Эйнштейна улучшает теорию Ньютона в том смысле, что дает лучшие инструменты
для решения головоломок. Но в их последовательной смене я не вижу связного
и направленного онтологического развития … Хотя вполне понятно искушение
охарактеризовать такую позицию как релятивистскую, это мнение кажется мне
ошибочным» [Кун Т. Структура научных революций. М., 1975, С.269-270].
Он соглашается признать прогресс науки, но видит его лишь в открытии
более эффективных способов решения головоломок. Кун сравнивает научный
прогресс с биологической революцией, совершающейся без какой-либо цели.
«Однако эволюция органического мира бессознательна, а ученые в своей
деятельности вполне сознательно стремятся к одной общей цели – познанию
природы, окружающего нас мира» [Мельвиль Ю.К. Пути буржуазной философии ХХ
века. М.: Мысль, 1983, С.170]. Понятно, что последовательно провести свою
субъективистскую линию Кун не может. Нередко ему приходится признавать, что
научные теории все-таки должны соответствовать природе вещей.
Говоря о куновском процессе развития науки, Яковлев Ю.В. называет его
«научным циклом» и выделяет восемь фаз. В первой, латентной фазе на фоне
господства утвердившейся парадигмы возникают научные гипотезы и «безумные
идеи», которые пытаются объяснить не укладывающиеся в эту парадигму научные
факты и обобщения. Во второй фазе, совпадающей с кризисом господствующей
парадигмы, число подобных гипотез и идей умножается, они проходят
тщательную проверку и отбор, на их основе формируются открытия и теории,
образующие ядро новой парадигмы. В следующей фазе происходит отчаянная
схватка обреченной и рождающейся парадигм, представляющих их научных школ и
сообществ; в итоге этой борьбы, после фазы депрессии, равновесия
противоборствующих систем, побеждает новая парадигма, что и составляет суть
научной революции. Пятая фаза характеризуется стремительным
распространением новой парадигмы, трансформацией под ее воздействием
существующих отраслей знания и формированием новых, отражением нового
видения мира в учебной и научно-популярной литературе, что ведет к
массовому использованию этой парадигмы в научных исследованиях и
практической деятельности, успешному решению многих проблем и головоломок.
В фазе зрелости утвердившееся видение мира становится общепризнанным сводом
доказанных теорий и само собой разумеющихся аксиом. Однако постепенно
накапливаются научные факты и обобщения, которые не укладываются в
господствующую парадигму, головоломки, которые она не в силах решить; а
главное – меняется само общество, вступая в фазу кризиса, включая и кризис
духовной сферы. Это рождает сонм новых идей и гипотез; некоторые из них
формируют ядро будущей парадигмы, адекватной изменившемуся обществу.
Несостоятельность прежней парадигмы становится все более очевидной, она не
в состоянии объяснить происходящие перемены и достоверно предвидеть их ход,
с ней расстаются ученые, педагоги, политические деятели; наступает время
торжества нового видения мира, утверждения следующей парадигмы. Однако это
не означает, что прежняя сразу сходит со сцены; мышление каждого поколения
инертно, рождение в муках и потрясениях нового общества вызывает у многих
чувство дискомфортности, неприятия, ностальгию по давно прошедшим временам
и взглядам. Уходящая парадигма, находясь в последней, реликтовой фазе,
может даже на какое-то время пережить реставрацию, реанимацию, а то и
возродиться в модифицированной форме в новой парадигме. Но это не долгое
торжество, перед тем как окончательно перейти в историю научной мысли,
оставив нечто существенное в постоянно обогащаемом наследственном генотипе
обществоведения.
«В циклической динамике науки, смене парадигм проявляются и
реализуются закономерности социогенетики – наследственности, изменчивости и
отбора. Фаза кризиса расшатывает наследственное ядро науки, утвердившийся
генотип и дает толчок волне мутаций, новых идей, гипотез. Некоторые из них
пытаются возродить давно прошедшие; другие стремятся сохранить,
модифицировав, теряющую свои силы, но привычную парадигму; третьи выдвигают
неосуществимые идеи; и лишь немногие четвертые улавливают суть происходящих
перемен и могут сформировать ядро будущей парадигмы. В фазе депрессии
происходит перебор вариантов, жесткий отбор идей, гипотез, теорий, которые
обогащают наследственный генотип» [Яковлев Ю.В. Формирование
постиндустриальной парадигмы: истоки и перспективы // ВФ, 1997, №1, С.3-
17].
В итоге из сказанного можно сделать несколько выводов. Во-первых,
любая область науки неоднородна, многоукладна, она предполагает
одновременное сосуществование и борьбу разных парадигм: реликтовых,
уходящих, господствующей и приходящей, утверждающейся. Особенно возрастает
такая многоукладность и пестрота в переходные эпохи, включающие кризис и
научную революцию: «Переход от парадигмы в кризисный период к новой
парадигме, от которой может родиться новая традиция нормальной науки,
представляет собой процесс далеко не кумулятивный. Этот процесс, скорее,
напоминает процесс реконструкции области на новых основаниях. В течение
переходного периода наблюдается большое, но никогда не полное совпадение
проблем, которые могут быть решены и с помощью старой парадигмы и с помощью
новой» [Кун Т. Структура научных революций. М., 1975, С.120].
В-третьих, относительный характер закономерностей социально-
экономического развития: если законы физического мира неизменны, то
меняется закономерность социально – экономических явлений с изменением
структурных признаков социального строя и характера человека. Социально –
экономическая жизнь имеет свои исторические фазы. По сравнению с фазами
развития внешней природы эти фазы кратки, легко различимы. В силу этого
социально – экономическая жизнь представляется нам особенно изменчивой.
Закономерности социально – экономической жизни по существу имеют
исторический характер. Поэтому кумулятивный характер наследственного ядра
обществоведения гораздо более слабо выражен, а степень изменчивости, поле
перемен при смене парадигм особенно сильны.
В-четвертых, смена парадигм обществоведения в результате научных
революций – лишь один из элементов цикличной динамики общества, составная
часть структуры исторических циклов. Развитие обществоведения складывается
под влиянием общей динамики научного познания, перемен в обществе, -
человеке, сумме технологий, экономических и социально-политических
отношениях, духовном мире. Циклы каждой сферы взаимопереплетены,
резонируют или деформируют динамику социальной науки, особенно
применительно к разным локальным цивилизациям с учетом специфических
условий их развития.
В-пятых, каждый научный переворот, формирующий и утверждающий новую
парадигму, имеет своих лидеров и свой эпицентр. В роли лидера выступают то
философия, то экономические науки, то социология, да и внутри каждой
парадигмы можно выделить совокупность научных открытий, определяющих «пояс
перемен». Географическим эпицентром научного прогресса была Древняя Греция,
затем лидерство переместилось на восток, потом вернулось в Италию и другие
страны Западной Европы. В начале и в конце ХХ в. в эпицентре формирования
новой парадигмы социальной науки оказалась российская научная мысль.
В-шестых, смена парадигм социальной науки является важным условием и
предпосылкой общественного прогресса, позволяя более эффективно и успешно
воздействовать на развитие общества, предвидя ближайшие и отдаленные
последствия такого воздействия. Практическая значимость адекватной теории …
Если теория, разрушая образ конкретной действительности, в порядке синтеза
позволяет до известной степени вновь приблизиться к ней и воссоздать, по
крайней мере, в основном схему этой действительности, то вместе с тем она в
известных случаях позволяет с большой или меньшей точностью предвидеть ход
действительности. Отсюда ясно, что возможность предвидения на основе теории
является вместе с тем и критерием истинной теории. В переходные эпохи, во
время смены парадигм прогностическая способность науки редко падает, да и
хаос затрудняет выработку и верификацию прогнозов. Однако в фазах
распространения и господства новой парадигмы поле уверенного предвидения
резко расширяется, что становится фактором повышения результативности
общественных движений и политических партий, их усилий по преобразованию
общества.
Наконец, в-седьмых, следует обратить внимание еще на одну особенность
цикличной смены парадигм, относящуюся к внутренней структуре науки. В
периоды научных революций возникает необходимость в синтезе наук, в ученых-
энциклопедистах, способных уловить суть перемен в многомерном мире,
сформировать основы новой парадигмы. В следующих фазах преобладает процесс
дифференциации наук, появление все новых частных отраслей знаний,
специализированных ученых, которые углубляются в одну из дисциплин,
проверяя и подкрепляя фактами новые теории и раскрывая способы их
практического применения; научные открытия порождают кластер (пучок)
изобретений. В фазе зрелости этот процесс достигает своего предела, за
частоколом деревьев частных истин теряются контуры перемен в общем лесе
научного познания; вновь приходит время мощных импульсов синтеза этих
перемен [Яковлев Ю.В. Формирование постиндустриальной парадигмы: истоки и
перспективы // ВФ, 1997, №1, .3-17].
С точки зрения же Нарского И.С. здесь наблюдается методологический
кризис современной буржуазной философии. «Уже в концепции Т. Куна …
существенным и до конца им не устраненным изъяном явилась позитивистская по
своей тенденции позиция по вопросу причин смены в науке устойчивых структур
теоретического и методологического мышления («парадигм»). Этими причинами
оказываются у него не новые факты, а новые теории, которые к тому же
выдвигаются новыми людьми. Историк логики науки В. Шпенглер справедливо
