различные проблемы - многообразия вещей. Отсюда ошибочность его требования,
чтобы существовало беспредельное множество субстанций. Правда, он
достигает единства и упорядоченности субстанций, утверждая наличие среди
них строгой и всеобъемлющей иерархии, так что они составляют
родство, они составляют своего рода диалектику единства и многообразия
реального мира, но эта диалектика в данном случае достигается дорогой
ценой - ценой идеализма, поскольку все субстанции роднит между собой
общая их духовная природа.
Поэтому различия между субстанциями оказываются не пространственно-
временными и механически-количественными, а духовно-пси
хическими и органически-качественными. Метод Лейбница распространяет
индивидуализацию и автономность по всему миру, до самых отдаленных его
уголков. Подобно различным человеческим личностям, субстанции
индивидуальны и неповторимы, каждая из них обладает своеобразием, на
свой манер изменяется и развивается, хотя развитие их всех происходит в
конечном счете в едином направлении.
При всей своей индивидуальности субстанции родственны друг другу не
только в том, что все они духовны, но и в том, что они вечны и "просты",
т. е. неделимы. В этом смысле, а также в том, что пространственные
различия для них вообще не существенны, они представляют собой "точки" -
точки не математические или физические, а "метафизические".
Физические "точки", по Лейбницу, в принципе всегда сложны, то есть
реально и познаваемо расчленимы, делимы на их составляющие, так что в
телесной природе не существует никаких окончательных, далее не делимых
элементов. Точки математические суть абстракции, а не реальность.
Лейбниц не только характеризует субстанции, ссылаясь на данные
микроскопии как "живые точки", но и считает их своего рода
метафизическими дифференциалами, некими бесконечными малыми сущностями.
При строгом употреблении всех этих терминов возникает логический тупик,
так как конечная бесконечность невозможна, как и любое ей аналогичное
понятие. Но при иносказательном употреблении нет более подходящего
обозначения для субстанции. Им не свойственна протяженность, но и в этом
смысле они суть точки, то есть как бы пространственные "ничто", но,
будучи субстанциями, они полны содержания и неисчерпаемы.
Будучи метафизическими точками или "живыми нулями", субстанции
Лейбница с не меньшим правом могут называться и метафизическими
индивидуальностями), как философ стал называть их с 1696 г.
Монады не возникают, ибо возникновение субстанций из ничего было бы
чудом, а телесное возникновение как соединение ранее существовавших частей
не присуще субстанциям. Они и не гибнут, ибо погибать могут только сложные
тела, распадаясь на свои составные элементы. Субстанция не может умереть,
то есть монады "бессмертны" и в этом подобны духам.
В чем состоит жизнь монад? Всякая жизнь есть деятельность, и
субстанции не могут бездействовать, с другой стороны, только субстанции
могут обладать деятельностью. Монадам чужда пассивность, они чрезвычайно
активны, и можно сказать, что именно активное стремление составляет их
сущность. Каждая из них есть постоянный и беспрерывный поток перемен, в
котором изменение реальности и развития совпадают. Монады - это силы, и
поскольку они духовны, а в то же время суть "точки", то они представляют
собой центры сосредоточения сил разнокачественных, но всегда идеальных.
Принцип активного стремления у Лейбница распространен на всю природу - в
этом его естественнонаучное значение. Идеалистическое понимание Лейбницем
вопроса о субстратности монад неизбежно сказалось и на трактовке их
динамизма. Сущностные силы - это силы "первичные", вечные, всегда живущие
в своих действиях, неповторимые и соединяющие в себе способность к
изменению и тенденцию к актуализации. Актуализация устремлена из
идеально-духовного в материальное: духовные силы порождают духовное
движение, которое обнаруживает себя затем как движение материальное, и уже
отсюда далее проистекает протяженность и структурность физических
процессов. Монады суть "точки" в том, в частности, смысле, что они суть
сосредоточения неделимых вследствие своей духовности сил, которые нельзя
ни раздробить, ни размножить. Делимо пространство и повторимы его
фрагменты, а монады неделимы не только вследствие своего точечного
характера, но и потому, что по своей сущности они вне пространственных
измерений. Динамические свойства монад не носят векторного характера,
силы монад не имеют направлений.
Монады рассматривались и описывались Лейбницем по аналогии с человеческими
"я". Их жизнь заключается не только в деятельности, но и в сознании.
Спиритуалистический смысл понятия "монада" у Лейбница и основанной на
нем онтологии, то есть постоянно раскрывался философом через аналогии и
примеры из области фактов психологии личности. Лишь рассмотрев свойства
души, подчеркивал Лейбниц, можно понять особенности монад, тем более что
человеческие души также монады.
Так, личность, изменяясь на протяжении всей жизни человека, остается
именно данной личностью, сохраняющей сознание непрерывности своего
существования во времени. "Движение" каждой монады есть ее духовное
изменение, развитие. Вся огромная совокупность монад напоминает "народ",
сознание которого есть сочетание сознаний составляющих его отдельных монад-
личностей.
Имея общую духовную природу и общее происхождение, все монады не
тождественны друг другу, подобно тому, как различаются характеры, ум и
взгляды людей. Различия между монадами, как и между человеческими душами,
могут быть указаны по крайней мере по двум основным параметрам - по
"углу зрения" на мир, т. е. по оригинальности структуры сознания, и по
степени общего развития, активности и совершенства.
Согласно принципу постепенности, монады не только отличаются друг от
друга, но и в той или иной мере похожи друг на друга именно так, как
это бывает у людей, в результате чего образуются различные группы и виды
монадного царства.
Всеобщая совокупность монад похожа и на республику: ведь подобно
душам людей каждая из них - обособленный мир, обладающий своим
содержанием, в которое не может внедриться никакое духовное содержание
извне и из которого не может ничего "просочиться" вовне. Каждая монада -
замкнутый космос, и отсюда знаменитое изречение Лейбница: "Монады вовсе
не имеют окон, через которые что-либо могло бы войти туда или оттуда
выйти". Монады не могут воздействовать ни на что вовне себя и сами не
подвержены никакому внешнему влиянию - в этой самодостаточности их
совершенство, а в их самоограниченности гарантия того, что мир
представляет собой не хаос, а систему.
Лейбниц мечтал как о гармоничной координации монад, так и об их
субординации, образующей систему управления. Но все это недостижимо,
поскольку противоречит самозамкнутости монад, а объяснение Лейбница, что
одни монады охотно подчиняются другим, если близки их взгляды на мир,
крайне искусственно. Если монады самозамкнуты, то невозможна не только их
организация в систему руководства и подчинения, но и диалог.
Изъяв монады из реального вещественно-протяженного мира, Лейбниц
обособил тем самым существенные отношения от феноменальных: факт
взаимодействия между вещами перестал быть в его глазах свидетельством
связей между монадами. "Метафизическим точкам" невозможно общаться друг с
другом, если нет пространства для их общения и сами они
внепространственны.
Перенесение окказионалистского решения проблемы на монады, по которому
бог, беспрерывно воздействуя на них, гармонизирует и приводит во
взаимно однозначное соответствие их состояния, не вполне удовлетворило
Лейбница. Оставалось именно в собственной внутренней деятельности каждой
монады искать причину ее единства со всеми остальными монадами и описать
процессы, ведущие к этому единству. Отсюда вытекала задача
охарактеризовать эту внутреннюю деятельность монад именно как определенную
историю их жизни.
Данный замысел содержал в себе некоторое диалектическое зерно. Оценка
этого замысла носит двойственный характер. Акцент на беспредельную
неисчерпаемость содержания каждой монады усиливает то качественное
многообразие мира, которое определяется фактом различия всех монад друг от
друга. И если их оригинальность и неповторимость говорит скорее против
мирового единства и гармонии, чем в его пользу, то бесконечное многообразие
внутри каждой из них дает надежду на обретение этого единства и гармонии
вновь, потому что в каждой монаде может быть нечто такое, что
соответствует
в тот или иной момент времени состояниям и изменениям всех остальных
монад.
Если же ограничиться лишь самодостаточностью для каждой монады ее
внутреннего индивидуального мира, то тем самым закрепляются метафизические
черты всей системы Лейбница. Внутреннее в таком случае обособляется от
внешнего, монада ревниво замыкается в своем личном и неповторимом, хотя в
этом неповторимом всегда можно найти что-то, приблизительно соответсвующее
неповторимым чертам каждой из всех прочих монад. Иного результат и не
могло быть, коль скоро субстанция Спинозы - весь макромир, а субстанция
у Лейбница - это частный и строго индивидуальный микромир.
Как Лейбниц понимал внутреннее развитие монад? Каждая из них живет
более или менее интенсивной жизнью, которую можно объяснить опять по
аналогии с психической жизнью людей: ощущения, созерцания, представления,
самосознание - вот ее ступени. Монады как бы двулики: стремление и
восприятие - это две стороны их жизни. Саморазвитие каждой монады - это
переход ее ко все более высоким ступеням сознания, что совпадает с
прогрессом ее познания. Впоследствии эту идею Лейбница сделал центральным
принципом своей философии Гегель: развитие субстанции, ее самосознания и
познания есть одно и то же.
Развитие монады происходит в соответствии с принципом непрерывности.
Представления, будучи у одной и той же монады в разное время и у разных
монад в одно и то же время неодинаковыми и обладая разной степенью ясности,
постепенно делаются все более отчетливыми и полными.
Самые низшие монады - "голые"; они составляют главным образом
