материалистическая диалектика имеет своим объектом (предметом) не какую-
либо одну область исследования, а пронизывающие все эти области (природы,
общества и мышления) наиболее общие законы всякого движения, всякого
развития. Поэтому по отношению ко всем остальным наукам—фундаментальным и
прикладным—материалистическая диалектика выступает в качестве
интегративного фактора, способствующего их взаимодействию и их
взаимосвязыванию между собой. Диалектика, будучи логикой и теорией познания
материализма, рассматривает как в общей форме, так и применительно к любой
конкретной ситуации гносеологический вопрос об отношении субъекта к
объекту, об общем методе научного познания, о связи с практикой и т. д. При
этом марксистско-ленинская философия действует не в отрыве от частных наук,
не обособляясь от них, а в полном единстве с ними, воплощая этим единство
противоположностей общего и отдельного.
Второй класс наук. Это науки, различающиеся по методу исследования,
который, в конечном счёте определяется природой изучаемого объекта
(предмета), но в который дополнительно вкраплена известная доля
субъективного момента. Ибо речь тут идёт не просто об объекте (предмете),
существующем вне и независимо от нашего сознания, а о применённых нами
приёмах и способах его изучения, т.е. о том, каким образом он
последовательно, шаг за шагом фиксируется в нашем сознании.
Третий класс наук. Его составляют прикладные, практические, в том числе
технические, науки. Здесь субъективный момент при сохранении
детерминирующего значения объективного момента возрастает в наибольшей
степени при определении практической значимости научных достижений,
практической целенаправленности научных исследований. Если при выработке и
применении метода исследования субъективный момент носит как бы
переходящий, временный характер, то в практических науках он органически
входит в качестве реализованной цели в конечный результат. Все
практические, прикладные науки основаны на сочетании объективного момента
(законы природы) и субъективного момента (цели технического использования
этих законов в интересах человека).
До сих пор мы строго придерживались рамок трёх вопросов: что, как, зачем
изучается? Ответы на эти вопросы позволили нам выделить три основных класса
наук и рассмотреть их в объектно-субъектном аспекте с позиции единого
общего принципа построения полной системы наук. Но можно поставить ещё и
другие вопросы. Например, следующие: кто, где, когда, почему, при каких
условиях проводил исследования, делал открытия, осуществлял обобщения и т.
д.? Ответы на такие вопросы очень важны и интересны, но не для разработки
классификации наук, а для изучения истории науки, и в особенности научного
и технического творчества, что выходит за пределы этой темы.
5. Методология наук по И.Лакатосу
Решительную попытку спасти логическую традицию при анализе исторических
изменений в науке предпринял ученик Поппера Имре Лакатос.
Вслед за К.Поппером И.Лакатос полагает, что основой теории научной
рациональности (или методологической концепции) должен стать принцип
критицизма.5 Этот принцип является универсальным принципом всякой научной
деятельности; однако, при обращении к реальной истории науки становится
ясно, что “рациональный критицизм” не должен сводиться к фанатическому
требованию беспощадной фальсификации. Непредвзятое рассмотрение
исторических перипетий научных идей и теорий сразу же сталкивается с тем
фактом, что “догматический фальсификационизм” есть такая же утопия, как
формалистические мечты о “евклидовой” рациональной науке. “Контрпримеры” и
“аномалии” отнюдь не всегда побуждают ученых расправляться со своими
теориями; рациональное поведение исследователя заключает в себе целый ряд
стратегий, общий смысл которых - идти вперед, не цепенея от отдельных
неудач, если это движение обещает все новые эмпирические успехи и обещания
сбываются. И.Лакатос очень остро ощутил существующий разрыв между
“теоретической рациональностью”, как ее понимает “критический рационализм”
и практической рациональностью развивающейся науки и признал необходимость
реформирования “критического рационализма” . Результатом усилий по решению
этой задачи стала выработанная И.Лакатосом методологическая концепция
“утонченного фальсификационизма” или методология научно-исследовательских
программ. Эта теория получила выражение в его работе “Фальсификация и
методология научных исследовательских программ”.
Согласно Лакатосу, в науке образуются не просто цепочки сменяющих одна
другую теорий, о которых пишет Поппер, но научные исследовательские
программы, т.е. совокупности теоретических построений определенной
структуры. “У всех исследовательских программ есть “твердое ядро”.
Отрицательная эвристика запрещает использовать modus tollens, когда речь
идет об утверждениях, включенных в “твердое ядро”. Вместо этого мы должны
напрягать нашу изобретательность, чтобы прояснять, развивать уже имеющиеся
или выдвигать новые “вспомогательные гипотезы”, которые образуют “защитный
пояс” вокруг этого ядра, modus tollens своим острием направляется именно на
эти гипотезы. Защитный пояс должен выдержать главный удар со стороны
проверок; защищая таким образом окостеневшее ядро, он должен
приспосабливаться, переделываться или даже полностью заменяться, если этого
требуют интересы обороны”. К.Поппер рассматривает только борьбу между
теориями, Лакатос же учитывает не только борьбу опровержимых и
конкурирующих теорий, составляющих “защитный пояс”, но и борьбу между
исследовательскими программами. Поэтому развитие науки Лакатос представляет
не как чередование отдельных научных теорий, а как “историю рождения, жизни
и гибели исследовательских программ”.
Однако и методология исследовательских программ Лакатоса не может
объяснить, почему происходит смена программ. Лакатос признает, что
объяснения логики и методологии здесь бессильны, но, в отличие от Куна, он
верит, что логически можно “соизмерить” содержание программ, сравнивать их
между собой и поэтому можно дать ученому вполне рациональный ориентир для
того, чтобы выбрать - отказываться или нет от одной программы в пользу
другой. По мнению Лакатоса смена и падение устоявшихся взглядов, то есть
научные революции, должны объясняться не “психологией толпы”, как считает
Кун. Для описания того, как соизмерить или сравнить две конкурирующие
программы, Лакатос вводит представление о сдвиге проблем.
“Исследовательская программа считается прогрессирующей тогда, когда
ее теоретический рост предвосхищает ее эмпирический рост, то есть когда она
с некоторым успехом может предсказывать новые факты (“прогрессивный сдвиг
проблемы”). Программа регрессирует, если ее теоретический рост отстает от
ее эмпирического роста, то есть когда она дает только запоздалые объяснения
либо случайных открытий, либо фактов, предвосхищаемых и открываемых
конкурирующей программой (“регрессивный сдвиг проблемы”). Если
исследовательская программа прогрессивно объясняет больше, нежели
конкурирующая, то она “вытесняет” ее и эта конкурирующая программа может
быть устранена (или, если угодно “отложена”).6 Лакатос считает, что,
безусловно, следует сохранять “жесткое ядро” научно-исследовательской
программы, пока происходит “прогрессивный сдвиг” проблем. Но даже в случае
“регрессивного сдвига” не следует торопиться с отказом от программы. Дело в
том, что в принципе существует возможность найти внутренние источники
развития для стагнирующей программы, благодаря которым она начнет
неожиданно развиваться даже опережая ту программу, которая до недавних пор
одерживала над нею верх. “Нет ничего такого, что можно было бы назвать
решающими экспериментами, по крайней мере, если понимать под ними такие
эксперименты, которые способны немедленно опрокидывать исследовательскую
программу. Сгоряча ученый может утверждать, что его эксперимент разгромил
программу... Но если ученый из “побежденного” лагеря несколько лет спустя
предлагает научное объяснение якобы “решающего эксперимента” в рамках якобы
разгромленной программы (или в соответствие с ней), почетный титул может
быть снят и “решающий эксперимент” может превратиться из поражения
программы в ее новую победу”.
Таким образом из рассмотрения вышеизложенной концепции “исследовательских
программ” Лакатоса видно, что научные революции, как он их понимает, не
играют слишком уж существенной роли еще и потому, что в науке почти никогда
не бывает периодов безраздельного господства какой-либо одной “программы”,
а сосуществуют и соперничают различные программы, теории и идеи. Одни их
них на некоторое время становятся доминирующими, другие оттесняются на
задний план, третьи - перерабатываются и реконструируются. Поэтому если
революции и происходят, то это не слишком уж “сотрясает основы” науки:
многие ученые продолжают заниматься своим делом, даже не обратив особого
внимания на совершившийся переворот. Великое и малое, эпохальный сдвиг или
незначительное изменение - все эти оценки совершаются лишь ретроспективно
при методологической, “метанаучной” рефлексии. По мнению Лакатоса, история
науки является “пробным камнем” любой логико-методологической концепции, ее
решительным и бескомпромиссным судьей.
6. Эволюция наук и взаимодействие наук.
Разделение наук, приведшее к возникновению фундаментальных отраслей
естествознания и математики, развернулось полным ходом начиная с эпохи
Возрождения (вторая половина XVв.). Объединение наук сначала отсутствовало
почти полностью. Важно было исследовать частности, а для этого требовалось,
прежде всего, вырывать их из их общей связи. Однако во избежание того,
чтобы все научное знание не рассыпалось бы на отдельные, ничем не связанные
между собой отрасли, подобно бусинкам при разрыве нити, на которую они были
нанизаны, уже в XVII в. стали предлагаться общие системы с целью объединить
все науки в одно целое. Однако никакой внутренней связи между науками при
этом не раскрывалось; науки просто прикладывались одна к другой случайно,
внешним образом. Поэтому и переходов между ними не могло быть.
Так в принципе обстояло дело до середины и даже до конца третьей
четверти XIXв. В этих условиях продолжавшееся нараставшими темпами
разделение наук, их дробление на все более и более мелкие разделы и
подразделы были тенденцией, не только противоположной тенденции к их
