медицинскую экологию.
Биологическая и социальная формы движения материи «соседствуют» в
эволюционной картине мира: в ходе поступательного развития материи на базе
ее биологической формы возникает качественно новое явление — общество.
Поэтому взаимодействие закономерностей этих уровней действительности
создает сложный комплекс проблем, касающихся роли и места каждого из них в
различных сферах социального. Вследствие этого образуется богатейшая
гносеологическая почва для метафизических и идеалистических ошибок, которые
подкрепляются и закрепляются классовым интересом и включаются в
идеологическое обращение. Наиболее распространенная из этих ошибок связана
с таким сведением (редуцированием) социального к биологическому, которое
ведет к подмене первого вторым. Она-то часто и лежит в основе свойственного
буржуазной философии неисторического подхода к человеку и социальной
действительности в целом.
Поясним это на конкретном примере. Сегодня всякий, кто выступает с
тезисом о биологическом превосходстве одной расы над другой, будет оценен
общественным мнением, по меньшей мере, как реакционер, а категорическое
неприятие этого тезиса мы считаем естественным для каждого здравомыслящего
человека. А между тем такой взгляд на вещи является историческим
завоеванием человечества, и притом завоеванием сравнительно недавним. Еще в
прошлом веке и даже в начале нынешнего было распространено убеждение в
превосходстве «белой расы» над всеми другими, и идеи, которые сегодня мы
оцениваем как расистские, в тех или иных формах высказывались отнюдь не
отъявленными реакционерами, а людьми вполне прогрессивных взглядов. Так,
немецкий биолог Э. Геккель, ревностный пропагандист учения Ч. Дарвина, в
1904 году писал: «Хотя значительные различия в умственной жизни и
культурном положении между высшими и низшими расами людей, в общем, хорошо
известны, тем не менее, их относительная жизненная ценность обычно
понимается неправильно. То, что поднимает людей так высоко над
животными...— это культура и более высокое развитие разума, делающее людей
способными к культуре. По большей части, однако, это свойственно только
высшим расам людей, а у низших рас способности развиты слабо или вовсе
отсутствуют... Следовательно, их индивидуальная жизненная значимость должна
оцениваться совершенно по-разному». Заметим, что подобные воззрения у
многих вполне мирно могли уживаться с чувствами сострадания и жалости по
отношению к людям «низших», то есть обделенных самой природой рас, даже с
интересом к их экзотическим нравам и обычаям. Но и в этом случае то был
взгляд со стороны своего «высшего» на чужое «низшее». Конечно, наше
теперешнее отвращение к подобным высказываниям есть плод не одних лишь
дискуссий, а в большой степени самого опыта XX века, который явил миру
немало ужасающих примеров геноцида. Но нельзя забывать о том, что геноцид
находил себе оправдание и обоснование и в теоретических рассуждениях.
Еще один пример того, как порой быстро и резко может меняться в истории
восприятие биологически обусловленных различий между людьми,— это
социальные взаимоотношения между мужчинами и женщинами. Различие двух
полов, принадлежащее к числу наиболее фундаментальных биологических
различий между людьми, в многообразных формах отражается в социальных
отношениях и в культуре общества. На протяжении многих веков это различие
осмысливалось людьми сквозь призму категорий «высшего» (к которому относили
мужское начало) и «низшего» (женского). Борьба за равноправие женщин
началась по историческим меркам совсем недавно — всего лишь 100 — 150 лет
назад. И хотя сегодня в этой области остается еще много нерешенных проблем,
а движение женщин за свои права приобретает подчас в западных странах
экзотические и даже экстремистские формы, нельзя не заметить того,
насколько активнее и многограннее стало участие женщин в жизни современного
общества. Во всяком случае, ныне в общественном мнении все больше
утверждается понимание того, что различие полов должно пониматься не в
плане их противопоставления как якобы «высшего» и «низшего», а в плане их
взаимодополнительности и одного из важных источников разнообразия
человеческой природы — того разнообразия, которым обеспечивается ее
богатство.
Биологизаторские и социологизаторские концепции.
В ходе дискуссии о соотношении биологического и социального в человеке
высказывается широкий спектр мнений, заключенных между двумя полюсами:
концепциями человека, которые принято называть биологизаторскими, или
натуралистическими, сторонники которых абсолютизируют роль естественных,
биологических начал в человеке, и социологизаторскими концепциями, в
которых человек представлен как всего лишь слепок с окружающих его
социальных отношений, их пассивное порождение. Конечно, в законченном виде
такие полярные точки зрения высказываются нечасто, однако многие трактовки
человека при рассмотрении соотношения в нем биологического и социального
тяготеют к одному из этих полюсов.
К биологизаторским концепциям относится расизм, который, как уже
говорилось, исходит из того, что в главном, существенном, природа человека
определяется его расовой принадлежностью. Подобно расизму, дискредитировало
себя другое биологизаторское течение — социал-дарвинизм, довольно
влиятельный в конце прошлого и начале нынешнего века. Его сторонники
пытались объяснить явления общественной жизни (такие, например, как борьба
классов), опираясь на учение Дарвина о естественном отборе и эволюции (так,
они делали вывод о том, что представители высших классов занимают ведущее
место в обществе, поскольку наиболее высоко развиты).
Поучительно проследить истоки этой концепции. В свое время английский
священник и экономист Т. Мальтус выдвинул тезис о том, что общественная
жизнь является ареной борьбы за существование между отдельными индивидами и
что успеха в этой борьбе должны добиваться наиболее приспособленные. Ч.
Дарвин впоследствии применил идею борьбы за существование в своем
эволюционном учении, понимая ее, как он сам писал, «в широком и
метафорическом смысле». При этом Дарвин наполнил эту идею конкретным
биологическим содержанием. Затем, однако, из биологии эта идея была вновь
перенесена на общественную жизнь, причем ее использование теперь освящалось
авторитетом естественной науки. Утверждалось, что коль закон борьбы за
существование действует в мире природы, то ему должна подчиняться и жизнь
общества. В действительности же не только борьба классов, но и
экономическая конкуренция зиждутся на иных — социально-экономических —
основаниях и развиваются совершенно иными путями, чем внутри- и межвидовая
борьба в мире живого.
Подобный — с логической точки зрения некорректный — прием вообще довольно
широко используется в биологизаторских концепциях. Так, несколько
десятилетий назад в западной литературе со ссылками на этологию (науку о
поведении животных) много писалось о том, что человеку свойственны
врожденные инстинкты агрессивности, которые он унаследовал будто бы от
своих животных предков. Но как возникло само представление об агрессивности
животных? Этологи, наблюдая за их поведением, должны были как-то выделять и
классифицировать различные повторяющиеся формы этого поведения. Для их
наименования часто используются слова, заимствуемые из языка повседневной
жизни. В новом контексте эти слова, конечно же, обретают и новый смысл.
Именно так обстояло дело со словами «агрессия», «агрессивность» при
обозначении форм поведения животных. Затем, однако, снова был осуществлен
незаконный перенос значений терминов, описывающих одну сферу
действительности, на другою сферу, и утверждения о «врожденной»
агрессивности людей получали, таким образом, видимость естественнонаучного
обоснования.
Примерно такой же неоправданный перенос значений характерен и для
получившей ныне широкое распространение в ряде западных стран
«социобиологии». Один из ее основателей, американский ученый Э. О. Уилсон
предлагает рассматривать историю человека глазами зоолога с другой планеты,
составляющего каталог земных животных. Под таким углом зрения, утверждает
Уилсон, все гуманитарные и социальные науки окажутся всего лишь
специализированными разделами биологии, а история и художественная
литература — лишь способами исследования поведения человека как
биологического вида.
Социобиология.
Определяя подходы к «единой науке о человеке», социобиологи, прежде
всего, пытаются избежать как установок социал-дарвинизма, так и
вульгаризаторских концепции «социологического детерминизма». Стремление
«подняться» над этими крайностями в рассмотрении человека вполне искренне,
оно не раз выражено как в серьезных работах, так и в различных научно-
фантастических зарисовках. Вообразим, предлагают социобиологи, среди
огромного числа разумных цивилизаций космоса две особые интеллектуальные
расы — эйдилонов и ксинедринов. Эйдилоны — от греческого «умельцы» — некие
органические машины. Их мышление и поведение генетически запрограммировано.
Напротив, сознание ксинедринов представляет собой как бы чистую доску. В их
мышлении нет и следа генетической детерминации, оно целиком программируется
внешней средой. К кому же ближе мы — задаются вопросом социобиологи. Путь
эйдилонов — это генетическая предопределенность. Путь ксинедринов — диктат
культуры. Оказывается, люди планеты Земля идут особым, третьим путем, суть
которого, по их мнению, в своеобразной генно-культурной трансмиссии, т.е. в
постоянных переходах от генных факторов к культурным и наоборот. И хотя
культура предлагает для развития человека множество возможностей,
биологически предопределенные органы чувств и мозг индивида делают свой
выбор. И именно это в масштабах всего человечества, утверждают
социобиологи, определяет формы и тенденции развития культуры: гены и
культура «держат друг друга на привязи».
Используя образы эйдилонов и ксинедринов, Уилсон и Ламзден фактически
обсуждают давнюю философскую проблему «природа—воспитание». В ее рамках
рассматриваются вопросы о природе сознания, о путях формирования истинно
человеческого в человеке. Как естествоиспытатели, они убеждены в том, что
полярные подходы к человеку возможно примирить лишь на основе научного
