Впрочем, все это, включая последнюю, на наш взгляд уникальную по своей сомнительности, концепцию, реформу не остановило. Неэффективность и безрезультатность старой системы рассмотрения дел привели к тому, что ббльшая часть академической науки, судейского корпуса и юристов все же благосклонно приняла доклад Вулфа. Детали можно и нужно было обсуждать, но в целом его предложения были одобрены, поскольку необходимость перемен назрела. Приблизительно до мая 1997 г. шло оформление всех материалов в новые Правила гражданского судопроизводства (далее — ПГС) Англии. Окончательное одобрение реформа получила после
140
публикации доклада П. Миддлтона, положительно оценившего соотношение расходов на реализацию предложений Вулфа с ожидаемыми от нее выгодами.[14]
Основой новых ПГС от 17 декабря 1998 г. стала идея-ориентир группы Вулфа для всех участников судопроизводства, прежде всего для суда, при рассмотрении конкретных споров, помещенная в п. 1 ст. 1.1: «Настоящие Правила являются новым процессуальным кодексом, который имеет главную цель: обеспечить суду возможность разрешать дела справедливо». Суд обязан учитывать такую цель, когда он осуществляет любое из предоставленных ему законом полномочий, а также при толковании норм права (ст. 1.2). В свою очередь стороны обязаны способствовать суду в достижении этой цели (ст. 1.3).[15] Стали более детализированными конкретные правила, появились и соответствующие санкции за их нарушение. Участникам нового гражданского процесса пришлось сдать значительную часть состязательного оружия. Как писал судья Высокого суда правосудия, входящего в состав Верховного Суда Великобритании, Г. Лайтмэн, дореформенная система разбирательства дел в Англии была похожа на крикет: скучна, медленна и раздражала всех, кроме навострившихся в нее играть; им же (адвокатам) она и была выгодна.[16] считалось свершившимся, если суд принял решение по представленным сторонами доказательствам (принцип судебной истины) при внешнем соблюдении общих процессуальных правил.
Новая же система задумана как справедливая, причем с многих позиций: прав и обязанностей сторон; распределения судебных расходов; быстрого и компетентного рассмотрения дела; использования судом своих полномочий в случаях, когда процесс отклоняется от указанной цели; «индивидуально справедливого» подхода к нетипичным ситуациям, в которых требуется принятие решения по усмотрению судьи.
Наконец, если до доклада Вулфа сама идея ограничения возможности сторон играть с доказательственным материалом, как им заблагорассудится, казалась посягательством на нечто священное, то теперь она закреплена в законе. Как указывал задолго до реформы экс-председатель Апелляционного суда Дж. Ф. Дональдсон, «в судебном разбирательстве мы исходим из того, что стороны "играют в открытую". Некоторые люди считают это чем-то непостижимым. "Почему, — спрашивают они, — я должен давать своему оппоненту возможность нанести мне поражение?!" Ответ, безусловно, может быть только таким: тяжба — это не боевые действия и не игра. Способ судебной защиты прав разработан для осуществления подлинного справедливого правосудия, и если у суда нет полной картины взаимоотношений
141
сторон, он не может достичь этой цели».[17] Суд должен выкристаллизовать существенные для дела обстоятельства, извлечь их из доступных средств доказывания, пускай даже тяжущиеся хотят их скрыть.
Фактически, на наших глазах произошел сдвиг в сторону усиления активности суда даже в таком оплоте состязательной системы правосудия, как Англия. Разбирательство по гражданским делам стало иным — стороны пытаются помогать суду разрешить дело справедливо либо не мешают это делать. Отметим, что новые положения закона налагают ббльшую ответственность и на правоприменителей. Как отметил лорд Вулф в своем выступлении на Всемирной конференции судей стран общего права, проходившей в Сиднее (Австралия) весной 2003 г., роль судьи меняется не только в направлении усиления его активности при разбирательстве конкретных гражданских дел. Общество ждет от него такого анализа существенных для дела фактов, при котором судья станет «прорицателем» в отношении действительных обстоятельств и найдет, где скрывается правда,[18] предоставит тяжущимся помощь и даст советы, если таковые необходимы. Представляется, что еще долго английских судей будет ожидать жесткий тренинг в правильном применении ПГС соответственно заложенным в них идеям. Добавим, что своеобразная переподготовка, в основном ментальная, требуется и адвокатам, привыкшим участвовать в разрешении споров при традиционном для стран общего права пассивном участии суда. В новом гражданском судопроизводстве теперь многое зависит не только от их желаний и договоренностей.
Конечно, ряд проблем остается нерешенным, в том числе, как сделать более доступным, снизить издержки, предоставить юридическую помощь малообеспеченным слоям населения, оптимизировать оплату труда адвокатов и т. д.[19] Однако фундаментально направление избрано, на наш взгляд, верно. Да и многочисленные публикации и исследования, касающиеся работоспособности предложенных группой Вулфа новелл, в большинстве своем свидетельствуют об их эффективности.[20] Новый режим благоприятствует проведению рассмотрения дела в обстановке совместного сотрудничества, направлен на обмен необходимой информацией; итоговое решение становится результатом более прозрачной и потому прогнозируемой процедуры. Все это позволяет обоснованно надеяться на конечный успех описанных нами преобразований.
142
Что касается США, то и здесь на протяжении последних десятилетий просматривается четкая тенденция совершенствования гражданского судопроизводства в направлении честного процесса. В литературе все больше указывалось на значительное и постоянно растущее число ошибочных и несправедливых судебных решений, безупречных с точки зрения соблюдения процессуальных правил. Особую роль здесь сыграл американский правовед М. Фрэнкель. Его нельзя назвать единственным, кто затрагивал в своих трудах проблему соотношения ролей адвокатов и судей в adversary-системе, однако блестящая лекция в 1974 г., а в последующем и многократно переиздаваемое исследование «Partisan justice» M. Фрэнкеля стали знаковыми для современной полемики о пределах состязания в суде и до сих пор часто цитируются в американской юриспруденции. Будучи на момент начала дискуссии кадровым судьей, он обратил внимание на то, что истина (правда) стоит слишком низко в иерархии ценностей состязательной системы, чему есть множество причин. Так, в отличие от судей-европейцев, их американские и британские коллеги, как правило, приходят в профессию не из вспомогательного юридического персонала, а являются бывшими адвокатами (аналогично набору судей на спортивных состязаниях из числа экс-спортсменов). Отсюда снисходительное отношение к полувоенным методам достижения победы в судебном состязании, своеобразное олимпийское спокойствие, ностальгия по «старым добрым временам». Не способствует отысканию правды и позиционирование самоотверженной преданности представителей интересам клиента, которые нередко противоречат установлению действительных обстоятельств дела. М. Фрэнкель предложил реформировать процессуальное законодательство, исходя из того, что правда (истина) — это общая цель для всех участников процесса, судья — его руководитель, которому предоставлены полномочия, позволяющие в определенной степени вмешиваться в ход разбирательства дела, а коренным образом измененные положения кодексов профессиональной этики адвокатов — пределы осуществления защиты интересов клиента.[21] Основной упор предлагалось сделать на последний элемент — постулат, согласно которому украсить адвоката может только служение истине, а не шрамы, полученные в битве с противной стороной; причем, чтобы это не осталось пустой, наивной декларацией, были упомянуты и возможные законодательные новеллы (включая специфические санкции).
Выступление М. Фрэнкеля не осталось незамеченным коллегами и было встречено их значительной частью крайне недоброжелательно. Его очевидная радикальность была трансформирована критиками в радикальную неверность. Идеи М. Фрэнкеля были названы непрактичными, нецелесообразными, идеалистичными, противоречащими основным заложенным в Конституцию США правам граждан, достоинство которых необходимо ценить куда выше эфемерного представления об истине; указывалось на смешение уголовно- и гражданско-процессуального методов регулирования
143
правоотношений.[22] Судья не должен тратить понапрасну себя и свое время на ненужные сторонам дополнительные исследования доказательств, давать повод усомниться в своей беспристрастности; он учтив, обходителен и потому величественен в своей высокой роли.
Дискуссия была продолжена. М. Фрэнкель отметил, что все корректные с точки зрения ведения научной полемики аргументы его оппонентов в своей внешней глубине тривиальны и ничем, кроме факта своего произнесения, не доказываются, поскольку не решают конфликт между абстрактной теорией противоборства сторон и жесткой практикой судебного процесса. Представим, что судья оценивает доказательства, представленные только сторонами (причем по их выбору), с целью установить истину, тогда, если такая истина все же невыгодна истцу или ответчику, судья автоматически становится его противником, при этом неважно, какая истина имеется в виду — формальная или объективная.[23] Иными словами, во многих случаях по своей психологии состав участников состязания в суде можно исчерпать не двумя сторонами с противоположными интересами при пассивном судье, а следующим образом: 1) желающая выиграть дело сторона против 2) желающего того же противника, плюс 3) желающий найти истину судья, но уже не в нейтральной роли, а примкнувший к более убедительной позиции одного из тяжущихся. Судья в любом случае не может пойти на поводу сразу у обеих сторон, следовательно, в глазах одной из них он уже враг. В том числе и поэтому классическая структура взаимоотношений при adversary-системе не такая, какой обычно представляется.
Нельзя не отметить и влияние подключившегося к критике американской состязательности компаративиста Дж. Лангбайна. Он заявил о явных преимуществах некоторых аспектов европейской («инквизиционной») системы разбирательства дела над традиционно присущей странам общего права ввиду повышенной роли судьи, который руководит процессом и является гарантом действительного равенства его участников. По его мнению, немецкая схема сохраняет значительные состязательные элементы; вместе с тем она застрахована от многих изъянов противоборства сторон (например, от натренированных свидетелей или предвзятых экспертов).[24]
Несмотря на значительное сопротивление, оказанное рядом правоведов предложениям Фрэнкеля (а впоследствии и Лангбайна), во многом благодаря этим авторам проблемы adversary-системы в данном контексте
144
вообще стали обсуждать, и сделались возможными изменения в тексты законов.[25] В отличие от ситуации в Англии это происходило не путем полной замены нормативной базы, а постепенно. Дискуссии о проблемах состязательной системы не прекращались ни на секунду,[26] однако законодательство с небольшими интервалами времени подверглось значительной корректировке в нескольких направлениях.
Во-первых, в соответствии с отмеченной критикой изменилась судебная процедура. Несколько групп поправок были внесены в Федеральные правила гражданского судопроизводства (далее — ФПГС) в 1980, 1983, 1988 (Judicial Improvements and Access to Justice Act), 1990 (Civil Justice Reform Act), 1993 и 2000 гг. Кратко охарактеризовать их можно следующим образом: увеличилось число санкций за различные злоупотребления участников судопроизводства, а судьи получили более широкие полномочия по обеспечению чистоты разбирательства гражданских дел.[27] Особое внимание
