В 1973 г. А. И. Винберг и с Н. Т. Малаховская выступили с предложением о формировании новой отрасли науки — судебной экспертологии. Сформулированное ими определение экспертологии содержало указание на изучаемые этой наукой закономерности'[68]. Выступая в 1975 г. на заседании Совета ВНИИСЭ с докладом о закономерностях возникновения и развития научных основ судебных экспертиз в системе судебной экспертологии, А. И. Винберг отметил целесообразность включения в определение предмета науки, в том числе и криминалистики, указания на изучаемые ею закономерности объективной действительности. Эта его позиция нашла свое закрепление в уточненном определении предмета судебной экспертологии[69]. В 1979 г., характеризуя сущность судебной экспертологии, авторы писали: “Общая теория судебной экспертологии является формой достоверного научного знания о закономерностях (курсив наш — Р. Б.) и методологии формирования и развития судебных экспертиз”. И далее: “Теория судебной экспертологии, как новая отрасль науки, рассматривается нами в аспекте общей теории конкретной науки как система основных идей, относящихся к области знания, в которой исследуются вопросы предмета и входящих в него закономерностей (курсив наш — Р. Б.)...”[70]. Не касаясь существа этого определения, заслуживающего, по нашему мнению, специального рассмотрения, мы с удовлетворением констатируем близость взглядов указанных авторов и наших взглядов на определение предмета науки.
Противоречивую и путаную позицию по вопросу о предмете криминалистики занял Н. Н. Медведев. Касаясь нашего определения предмета, он в 1970 г. писал: “В этом определении правильно выражена суть предмета криминалистики, заключающаяся в судебных доказательствах — их формировании, собирании и использовании в расследовании и предупреждении преступлений. Однако включение средств и методов в определение предмета науки представляется необоснованным, ибо, как отмечалось, они не составляют предмет исследования”[71]. Буквально через несколько строчек автор объявляет “нецелесообразным указание на изучение закономерностей образования и исследования доказательств, а равно их оценки, потому что определение должно быть кратким и отражающим суть предмета”[72]. Расправившись таким образом со всеми элементами предмета криминалистики, Н. Н. Медведев объявил ее наукой о собирании и использовании доказательств в целях расследования и предупреждения преступлений[73]. Подобное “определение”, по нашему мнению, вообще не требует рассмотрения.
Через год Н. Н. Медведев согласился, что “раскрытие закономерностей следообразования и формирования показаний участников события преступления вовсе не безразлично для науки криминалистики. Процесс познания при расследовании отправляется от этих закономерностей, поэтому не без оснований Р. С. Белкин относит их к криминалистике, хотя это не обусловливает необходимости включения названных закономерностей в определение предмета науки”[74]. Никаких аргументов в обоснование этого довода Н. Н. Медведев не привел.
Небезынтересно отметить, что А. Н. Васильев, ранее, как уже отмечалось, категорически отрицавший, что криминалистика изучает какие-то объективные закономерности действительности, в 1971 г. вынужден был признать, что “в криминалистике действительно имеет важное значение изучение этих закономерностей”[75], а С. П. Митричев в 1973 г. прямо указывает, что “изучая и обобщая следственную и судебную практику, криминалисты вскрывают взаимосвязь отдельных фактов, явлений, событий, устанавливают закономерности возникновения доказательств (выделено нами — Р. Б.) и с учетом их разрабатывают наиболее рациональные средства, приемы и методы раскрытия и расследования преступлений”[76]. Из приведенных цитат можно сделать вывод, что позиции этих авторов фактически стали ближе к предложенному нами определению предмета криминалистики, чем к их собственным определениям, которых они по-прежнему придерживались.
В. И. Попов считал положительной стороной предложенного нами определения предмета криминалистики то, что “оно лаконично охватывает главное в содержании криминалистики с позиций материалистической философии”[77]. Однако он полагал, что в формулировке понятия криминалистики должны найти отражение главные элементы ее содержания. Руководствуясь этим соображением, он писал: “Советская криминалистика является наукой, которая на основе обобщения передовой практики советских органов борьбы с преступностью и привлечения достижений философских, естественных и технических наук разрабатывает в рамках уголовно-процессуального закона рекомендации по собиранию и исследованию доказательств, по установлению личности и розыску преступников, используемые предварительным следствием, дознанием судом в целях выяснения истины и претворения ленинского принципа неотвратимости наказания за совершенное преступление, а также в целях предупреждения преступлений”[78].
Нам кажется, что это определение проигрывает даже при сравнении с традиционным определением криминалистики. Замена в нем указания на криминалистические приемы и средства расследования и предупреждения преступлений упоминанием о безликих рекомендациях не только не способствует уяснению сущности науки, на что претендует автор определения, но, наоборот, размывает представление о ее предмете. В таком виде данное определение может относиться к судебной статистике, судебной медицине и любой другой науке из группы “обслуживающих” уголовное судопроизводство. Думается, что подобным образом можно оценить и определение предмета криминалистики, которое предложил в 1976 г. В. Г. Танасевич. По его мнению, предмет криминалистики — “это система средств, приемов и методов деятельности правомочных на то органов по раскрытию и предупреждению преступлений, состоящая в выявлении, собирании и исследовании фактических данных, на основании которых устанавливаются общественно опасные деяния и виновность лиц, их совершивших, а также принимаются меры по предупреждению преступлений”[79].
Вызывает сожаление тот факт, что в указанном определении В. Г. Танасевич отвлекся от собственных правильных, на наш взгляд, посылок. Ведь несколько раньше он говорил о том, что исследование закономерностей следообразований, связанных с преступлениями, всегда занимало в криминалистике важное место и оказывало большое влияние на совершенствование деятельности по раскрытию преступлений. Характеризуя же содержание и задачи методики расследования как раздела криминалистической науки, В. Г. Танасевич высказывался еще более категорично о том, что важнейшей задачей методики расследования является выяснение закономерностей возникновения упомянутых выше следов преступления, собирания и исследования их и на основе криминалистических исследований формулирование конкретных для данной группы преступлений типичных обстоятельств, имеющих значение для дела. Как видим, предложенное им самим определение предмета криминалистики не стало базой для решения методологических вопросов науки, и автор фактически занял позицию, сходную с нашей.
Ф. Ю. Бердичевский, выразив мнение, что предложенное нами определение предмета криминалистики наиболее удачно из всех существующих, посчитал целесообразным модифицировать его. В его представлении предметом криминалистики “являются закономерности возникновения информации о преступлении и совершивших его лицах и основанные на познании этих закономерностей средства и методы обнаружения такой информации с целью использования ее в качестве доказательств по уголовному делу”[80].
Анализируя данное определение, мы отмечали в первом издании “Курса” (т. 1, с. 31), что употребляем выражение “закономерности возникновения доказательств” в некотором смысле условно, поскольку возникают не доказательства, а фактические данные, которые в будущем могут стать доказательствами. Эти фактические данные есть не что иное, как информация о преступлении и преступниках. С этой точки зрения, нам представлялось, что определение Ф. Ю. Бердичевского отличается от нашего определения лишь терминологически. Но в то же время он сузил предмет криминалистики, исключив из него закономерности работы с доказательствами (уже не просто с информацией, а с доказательственной информацией), с чем, как нам кажется, согласиться нельзя, ибо это превращает криминалистику в науку только “поисковую”, исключает весь арсенал средств и методов исследования и использования доказательств и фактически сближает его взгляды со взглядами тех, кто рассматривал криминалистику как вспомогательную науку.
Помимо рассмотренных определений предмета криминалистики, в юридической литературе в те годы была высказана еще одна точка зрения на предмет криминалистической науки. Мы имеем в виду работы
Р. Г. Домбровского об объекте и предмете науки криминалистики, криминалистической деятельности и криминалистических отношениях.
Суть взглядов Р. Г. Домбровского сводится к следующему.
По его мнению, наиболее приемлемым является традиционное определение криминалистики, которое относит к ее предмету научно-технические и тактические приемы, методы расследования и предупреждения преступлений[81]. Конкретные совокупности этих приемов, средств и методов составляют соответственно разделы криминалистики: технику, тактику и методику. В то же время понятиями “криминалистическая техника”, “криминалистическая тактика” и “криминалистическая методика” обозначаются не только разделы криминалистической науки, но и некоторые формы, аспекты практической деятельности, они составляют предмет каждого из трех разделов науки криминалистики[82]. “Исходя из двоякого значения понятий “криминалистическая техника”, “криминалистическая тактика” и “криминалистическая методика”, — рассуждает далее Р. Г. Домбровский, — следует прийти к выводу, что понятием “криминалистика” также обозначается не только определенная область знания, наука, но и определенная практическая деятельность... Вполне логично рассматриваемую деятельность именовать криминалистической деятельностью”[83]. Правда, он сразу же оговаривается, что это понятие условное: “На наш взгляд, вполне допустимо говорить о процессуальной, криминалистической, оперативно-розыскной, этической, психологической деятельности в сфере борьбы с преступностью, но с известной долей условности, так как в “чистом” виде, отдельно и самостоятельно не существует ни одного из названных видов деятельности. Существует одна единая деятельность по расследованию преступлений, лишь мысленно она расчленяется на различного рода деятельности”[84].
Р. Г. Домбровский далее заключил, что поскольку расследование преступлений как деятельность выступает одной из областей общественной жизни, постольку его можно рассматривать как совокупность общественных отношений: уголовно-процессуальных, криминалистических, оперативно-розыскных, нравственных, психологических и некоторых других, и что криминалистика, понимаемая как практическая деятельность, представляет, таким образом, собой совокупность общественных — криминалистических — отношений[85]. Криминалистические отношения, — писал автор, — это отношения между правонарушителем и следователем, выражающие связь между способом совершения и сокрытия преступлений и способом их раскрытия и расследования, причем для их существования не имеет значения “то обстоятельство, что между действиями правонарушителя и действиями следователя может быть разрыв во времени и отсутствие непосредственного контакта”[86].
На основании изложенных посылок Р. Г. Домбровский сделал вывод, что “предметом науки криминалистики являются определенные общественные отношения, названные нами криминалистическими, а сторонами, формами проявления криминалистических отношений выступают взаимные действия индивидов: приемы подготовки, совершения и укрытия преступлений, с одной стороны, и приемы раскрытия преступлений, с другой. Каждое из взаимных действий индивидов представляет собой то, что в философском аспекте именуется явлением. Наука криминалистика изучает эти явления и в то же время не останавливается на них, а стремится установить связи между ними, стремится выявить более глубокие, скрытые за явлениями, связывающие явления сущностные отношения — криминалистические отношения как разновидность общественных явлений”[87]. Позже он указал, что предмет криминалистики следует определять в зависимости от уровня познания: на эмпирическом уровне — это определенные явления (криминалистические приемы и методы), на теоретическом уровне — объяснение происхождения тех или иных приемов и выявление зависимости криминалистической деятельности от способов совершения и сокрытия преступлений, то есть криминалистические отношения[88].
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16
