Позиция Р. Г. Домбровского, — прежде всего, противоречива. Отдав предпочтение традиционному определению предмета криминалистики, он в то же время вынужден (хотя бы в своих интересах) признать его неполноту[89]. Не соглашаясь с нашим определением по тем мотивам, что упоминаемые в нем объективные закономерности якобы относятся к предмету уголовно-процессуальной науки, Р. Г. Домбровский тем не менее заявил, что его позиция совпадает с нашей с той лишь разницей, что вместо термина “закономерности” следует употреблять термин “криминалистические отношения”, отвечающий категории менее широкой, чем закономерности[90].

Способы совершения и сокрытия преступлений всегда были объектом изучения криминалистики. Но их познание никогда не было самоцелью. Знание способов совершения преступлений необходимо для того, чтобы определить, какие следы-отражения возникают при применении того или иного способа, с тем, чтобы по ним установить механизм преступления. Следовательно, в криминалистике изучение способов совершения преступлений необходимо для познания закономерностей возникновения доказательств как основы для разработки способов раскрытия и расследования преступлений. Эта связь (между способом совершения и способом раскрытия преступления) традиционно подчеркивалась в криминалистической науке, как связь устойчивая, закономерная. Введение термина “криминалистические отношения” ничего не добавляет к понятию данной связи, только лишний раз подчеркивает ее закономерный характер.

Способы раскрытия и расследования преступлений — это способы доказывания. Доказывание, как известно, заключается в собирании, исследовании, оценке и использовании доказательств. Все элементы доказывания базируются на определенных закономерностях процесса познания объективной истины. Отвергая это положение, мы отрицаем тем самым закономерный характер самого процесса познания. Следовательно, разработка способов раскрытия и расследования преступлений как функция науки криминалистики требует познания закономерностей работы с доказательствами как предмета этой науки.

В итоге объявление “криминалистических отношений” предметом криминалистики как науки оборачивается не чем иным, как фактическим признанием правильности предложенного нами определения, если не считать неоправданного, но нашему мнению, терминологического новаторства Р. Г. Домбровского.

Р. Г. Домбровский прав, когда пишет, что криминалистика изучает определенный аспект деятельности по борьбе с преступностью. Разумеется, в этом положении нет ничего оригинального: оно аксиоматично с момента самого возникновения криминалистической науки и отмечается всеми криминалистами, независимо от их взглядов на предмет криминалистики. Определенный (можно даже назвать его криминалистическим) аспект деятельности по борьбе с преступностью служит объектом изучения криминалистики для познания закономерностей, управляющих этой деятельностью, то есть опять-таки закономерностей собирания, исследования, оценки и использования доказательств. Однако это еще вовсе не означает, что следует, пусть даже условно, различать некую “криминалистическую деятельность”, отличную от уголовно-процессуальной. Принято различать формы деятельности по борьбе с преступностью лишь по характеру их правового регулирования. С этой точки зрения, существуют оперативно-розыскная, процессуальная и административно-правовая формы деятельности, но не криминалистическая форма деятельности. Любая из названных форм деятельности может рассматриваться в криминалистическом аспекте постольку, поскольку она допускает применение для ее осуществления криминалистических средств и приемов. Кстати, с этих позиций оперативно-розыскная, процессуальная и административно-правовая формы деятельности являются не условными, а реальными и существуют самостоятельно, хотя и в связи друг с другом. Изложенное позволяет сделать вывод и о том, что двоякое понимание термина “криминалистика” — как науки и как практики — столь же нецелесообразно, как и употребление терминов “криминалистические отношения” и “криминалистическая деятельность”.

После опубликования первого издания Курса и в последующие годы вышел в свет ряд работ, авторы которых высказывали свое суждение о предмете криминалистики и предложенном нами его определении.

В 1977 г. издан учебник криминалистики для вузов, подготовленный впервые коллективом ленинградских авторов, под редакцией И. Ф. Крылова. И. Ф. Крылов, автор первой главы учебника — “Предмет, методы и система советской криминалистики”, — привел наше определение предмета криминалистики, но воздержался от его комментария, заметив лишь, что “появление данного определения вызвало дискуссию, которая показала, что у него имеются как сторонники, так и противники”[91]. Далее И. Ф. Крылов, констатируя, что “криминалистика, как и другие науки, призвана к познанию закономерностей изучаемых ею явлений”[92], знанием которых обусловлено успешное решение ею своих задач, не включает в свое определение криминалистики, повторяющее, в сущности, традиционную формулу, указание на эти закономерности[93].

Поскольку И. Ф. Крылов и в дальнейшем придерживался традиционного определения предмета криминалистики, можно сделать вывод, что он не поддерживал наше определение. Его позиция в целом близка позиции тех наших оппонентов, которые, признавая важность указания на изучение криминалистикой конкретных объективных закономерностей, считали ненужным включать это указание в определение ее предмета.

Уклончивое отношение к нашему определению предмета криминалистики со стороны И. Ф. Крылова заметили и рецензенты учебника. Так,

Г. Воробьев и Ю. Ильченко писали: “Сейчас ученые-криминалисты разрабатывают теоретические проблемы криминалистики. В связи с этим авторы (авторы рецензируемого учебника ЛГУ — Р. Б.) указывают, что в литературе появилось принципиально новое (предложенное Р. Белкиным) определение криминалистики. Авторы учебника высказали свое отношение к этому определению лишь замечанием, что оно вызвало дискуссию. Авторскому коллективу следовало более четко определить свою позицию. Новое определение науки криминалистики в своей основе верно и об этом нужно было сказать четко и определенно”[94]. Заметим попутно, что если в учебнике МГУ 1971 г. автор первой главы А. Н. Васильев упомянул о нашем определении, выразив свое к нему отношение (с. 7), то в учебнике 1980 г. он обошел этот вопрос молчанием. Думается, что это не лучший способ выражения своей позиции по дискуссионному вопросу.

В конце 1976 г. Ю. И. Краснобаев успешной защитой завершил работу над диссертацией, посвященной понятию предмета советской криминалистики. Совпадение наших с ним позиций по данному вопросу[95] было недолговременным. В 1968 г., как об этом говорилось выше, мы предложили уточненную формулировку предмета. В свою очередь, Ю. И. Краснобаев, продолжая исследования, пришел в конечном счете к выводу, что “предметом советской криминалистики являются закономерности формирования и функционирования способа подготовки, совершения и сокрытия преступления, возникновения следов преступной деятельности, судебного исследования доказательств и закономерности ее развития как науки”[96]. Очевидно, заметив, что выражение “судебное исследование доказательств” может натолкнуть на мысль, что другие закономерности работы с доказательствами — их собирания, оценки, использования — не являются предметом науки, Ю. И. Краснобаев в своей брошюре, увидевшей свет после кончины автора, опустил в этой фразе слово “доказательств”[97].

Это определение, базирующееся на тех же методологических принципах, что и наше, вызывает, тем не менее, у нас определенные возражения. Представляется, что если уж называть в определении преступную деятельность как предмет познания, то следует говорить не столько о способе преступления, сколько о механизме преступления, то есть о системе преступной деятельности, в которой способ преступления — лишь одно из звеньев.

Вызывает возражения и еще один элемент определения Ю. И. Краснобаева. По нашему мнению, закономерности развития криминалистики, как и любой науки, составляют предмет не столько этой науки, сколько науковедения. В криминалистике они рассматриваются в настоящее время лишь в силу того, что науковедение на современном этапе своего развития еще не в состоянии охватить весь комплекс вопросов, относящихся к ее предмету, и поэтому вынуждено рассматривать лишь самые общие из них. Разумеется, это не означает, что в будущем криминалисты будут отстранены от исследования закономерностей развития своей науки. Надо полагать, что именно они, как наиболее компетентные специалисты, займутся ее изучением, но в науковедческом аспекте, с использованием полученных результатов в интересах развития, в первую очередь, криминалистики.

В 1977 г. была опубликована интересная статья Н. А. Селиванова “К вопросу о понятии и системе криминалистики”[98]. Оспаривая в ней ряд замечаний А. Н. Васильева по поводу нашего определения предмета криминалистики и, в свою очередь, критикуя предложенное А. Н. Васильевым определение, Н. А. Селиванов высказал мнение, что слабостью нашего определения является отсутствие в нем указания на технический, тактический и методический характер разрабатываемых криминалистикой средств и методов[99]. С учетом этого он сформулировал свое определение: “Криминалистика — это наука о закономерностях возникновения судебных доказательств, а также общих методах, технике, тактике, методике их собирания и использования в целях расследования и предупреждения преступлений”[100]. Комментируя свое определение, Н. А. Селиванов писал: “Для обозначения форм работы с доказательствами в данном определении употребляются два слова — “собирание” и “использование”. Представляется, что этих терминов вполне достаточно, поскольку они довольно емки. В широком значении термин “собирание доказательств” охватывает их обнаружение, фиксацию и изъятие, а термин “использование доказательств” — их исследование, оценку, применение в тактических, оперативных целях, а также для обоснования обвинительных актов и судебных приговоров”[101].

На наш взгляд, определение Н. А. Селиванова, которое можно оценить как компромиссное по отношению к нашему и традиционному определениям предмета криминалистики, содержит ряд неточностей и противоречий. Анализируя наше определение, он пишет: “В рассматриваемом определении наряду с закономерностями возникновения доказательств указываются закономерности их собирания, исследования и использования. Если перевести сказанное на более простой язык, станет очевидно, что подразумеваются закономерности практики расследования преступлений. Действительно эту практику криминалисты изучают, но лишь в некоторых аспектах. Ее изучают и другие науки, смежные с криминалистикой: наука уголовного процесса — в аспекте соблюдения процессуальной процедуры и наука уголовного права — в отношении применения уголовно-правовых норм. В настоящем определении криминалистический аспект изучения следственной практики не обозначен, да вряд ли вообще нужно ссылаться в нем на последнюю, поскольку ее изучение не является самоцелью. Он лишь один из методов разработки и совершенствования технических средств, тактических приемов и методик расследования”[102]. Видимо, исходя из этих соображений, Н. А. Селиванов и не включил указание на закономерности работы с доказательствами в свое определение.

Известная непоследовательность Н. А. Селиванова зависит, как нам кажется, от того, что, оставляя за рамками определения закономерности работы с доказательствами, он включает в него закономерности возникновения доказательств, хотя и их изучение не является самоцелью науки, а необходимо для того же, для чего необходимо и изучение закономерностей работы с доказательствами, то есть для разработки и совершенствования криминалистических средств, приемов и методик, на чем и делается упор в нашем определении (“...и основанных на них средствах и методах судебного исследования и предотвращения преступлений”). При этом, как мы уже неоднократно отмечали, речь идет именно о тех закономерностях работы с доказательствами, которые изучаются криминалистикой, а не смежными с ней науками. Определение предмета науки не может содержать детального перечня закономерностей, из которого были бы видны их принадлежность именно предмету науки криминалистики, а не других наук, или криминалистический аспект их изучения. Это было бы уже не определение, а развернутое объяснение предмета науки, которое дается при комментировании определения, как это делает и Н. А. Селиванов в отношении терминов “собирание” и “использование” доказательств.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16