Кавказ представляет собой наиболее динамичный с точки зрения происходящих там важных событий регион постсоветского пространства, сосредоточение международных противоречий и угроз международной безопасности. В этом смысле правомерно утверждение доктора исторических наук, члена-корреспондента РАН Алексея Арбатова о том, что на постсоветском пространстве соперничество "может стать не только экономическим и политическим, но и военным, принять форму военного противостояния ведущих держав и союзов мира.". [4]
Впервые за постсоветскую историю Россия осуществила полномасштабное применение своих вооружённых сил для защиты своих национальных интересов, вступив в прямое вооружённое противоборство с другим государством. [5]
Важно подчеркнуть, что эти события, как неоднократно предупреждало российское руководство, явились логическим продолжением политики, которую проводил Запад при разрешении конфликта в Косово, призывавшего нас рассматривать применённый там силовой сценарий как исключительный. Именно тогда Россия решительно выступила за недопустимость использования военной силы при реализации принципа наций на самоопределение. И именно поэтому достаточно лицемерным выглядят попытки наших западных партнёров и США обвинить Россию в том, что она в одностороннем порядке признала независимость самопровозглашённых республик Южной Осетии и Абхазии. [6]
Сейчас и в Европе, и в США уже мало кто оспаривает тот факт, что тогда военное вмешательство России явилось результатом авантюры грузинской стороны, а поэтому было предсказуемым и оправданным. В то же время в мире, да и в России нет однозначного мнения о том, оправданным ли был выход действий российских войск за пределы Южной Осетии, ведение их в городе Гори и в Абхазии. И если многие в мире эти действия склонны рассматривать в плане логики военной операции, то последовавшее за этими событиями быстрое признание независимости двух республик считается абсолютно неприемлемым.
По заявлению заместителя госсекретаря США Филиппа Гордона, "улучшение отношений с Россией не означает, что США готовы пожертвовать важными принципами и важными отношениями, включая отношения с Грузией. У США есть "нерушимые принципы", от которых мы никогда не откажемся. Это то, что в Европе не может быть сфер влияния, что никогда США не признают независимость Абхазии и Южной Осетии и что демократические европейские страны имеют право выбирать, к какому альянсу они хотят присоединиться. Именно этими принципами мы будем руководствоваться в целом ряде вопросов в отношениях с Россией".
Факт состоит в том, что ни одно государство СНГ, ШОС и ОДКБ в вопросе признания независимости двух республик до сих пор не поддержали Россию. В этом смысле грузино-югоосетинский конфликт и последующие события убедительно свидетельствуют о том, что какими бы близкими ни были отношения России с другими странами, определяющим фактором для них являются собственные национальные интересы, выражающиеся в обеспечении территориальной целостности, полноценного суверенитета, борьбы с сепаратизмом. Можно говорить о том, что ОДКБ как военно-политический и ШОС как военно-политический союзы пока не состоялись. При этом, как отмечает вице-президент Коллегии военных экспертов Александр Владимиров, "цели Америки недвусмысленны - лишить Россию самой возможности защиты ее национальных интересов, ведь именно так говорила госсекретарь США Кондолиза Райе о России, предлагая миру во главе с США "наказать" ее за победу на Кавказе". В этой связи А. Владимиров полагает, что "война США против России не прекращалась и сегодня приобретает все более жесткие, собственно военные (даже вооруженные) черты, и она будет продолжаться".
События в Южной Осетии ясно продемонстрировали, что за фасадом миролюбивых деклараций Брюсселя НАТО продолжает проводить антироссийскую политику: никакой критики, никакого осуждения режима Саакашвили со стороны альянса не последовало. Более того, сразу же после конфликта начато срочное "возмещение ущерба" вооружённым силам Грузии в военной технике и вооружениях.
Вместе с тем данные события не только подтвердили, что Запад по-прежнему рассматривает Россию как "державу, демонстрирующую готовность к конфликтам", но и впервые выявили серьёзные разногласия между членами НАТО и ЕС вокруг вопроса об ответных мерах в отношении России, что создаёт объективную почву для манёвра российской дипломатии.[7]
По мнению Василия Белозёрова, уже и сейчас ясно, что при всей их драматичности "события вокруг Южной Осетии в очередной раз актуализировали закономерность: строительство нового нефтепровода, пересекающего несколько стран, гарантирует смену режимов, гражданские войны, пересмотр границ и т.д. Кстати, современная география дислокации американской армии во многих регионах планеты удивительно точно совпадает с месторождениями углеводородного сырья и маршрутами его транзита".
Историческим фактом является и то, что уход России с того или иного региона Кавказа, как правило, оборачивался незамедлительным обострением тлеющих там межнациональных и межэтнических конфликтов, приводил к многочисленным жертвам.
Отвечая на вопрос, кто подтолкнул президента Грузии к военной авантюре в Южной Осетии, директор Института стратегических оценок и анализа Вагиф Гусейнов аргументировано указывает на американский след. Все последние годы именно США вооружало и оснащало грузинскую армию, финансировало её, готовило к активным наступательным действиям. Неслучайно именно Грузия стала безусловным лидером по уровню милитаризации среди стран СНГ. Добавим к этому всемерную морально-политическую поддержку со стороны США и других стран НАТО, которая продолжается и после известных событий. Достаточно вспомнить визит боевого корабля ВМФ США в порт Батуми накануне встречи Б. Обамы и Д. Медведева в Лондоне в марте-апреле с. г., учения НАТО на территории Грузии в мае с. г., заявления Саакашвили о том, что Грузия и США "переходят к новому этапу стратегического сотрудничества", которое приведёт к "деоккупации Грузии" и выдворению с её территории "последнего солдата-захватчика". [8]
Жёсткое пресечение военной авантюры руководства Грузии В. Гусейнов связывает не только с государственной моралью и взятыми Россией на себя миротворческими обязательствами. В противном случае непосредственно на её южных границах была бы сосредоточена "военная машина недружественной, даже враждебной Грузии, а затем и НАТО. Ведь, по мнению заместителя директора ИСОА Алексея Денисова и заведующего отделом ИСОА Николая Савкина, "речь идет о новой стратегии США на Кавказе, в основу которой заложен принцип единства Южного и российского Северного Кавказа". И очень скоро можно было бы ожидать дестабилизации ситуации в северокавказских республиках России, активизации действий здесь террористических банд, ваххабитских джамаатов, сепаратистских движений. Резко возросла бы угроза дальнейшего расчленения России, которую и теперь ещё рано сбрасывать со счетов". Собственно, о попытках реализации этих планов свидетельствуют и события последних месяцев в Дагестане и Ингушетии.
Возникает закономерный вопрос: понимало ли российское руководство неизбежность возникновения вооружённого конфликта на Южном Кавказе? Мне представляется, что понимало и готовилось к нему. Неслучайно в конце июня 2007 года Россия неожиданно и с опережением согласованного графика закончила вывод своих войск с крупной военной базы в Ахалкалаки, а к 15 ноября того же года завершила полный вывод своих войск с баз в Грузии. Таким образом, процесс, на который, согласно заявлениям российских властей, требовалось не менее одиннадцати лет, был завершён менее чем за пять месяцев. Тогда это выглядело нелогичным, но позже выяснилось, что Москва хотела избежать ситуации, которая неизбежно возникла бы в условиях вооружённого конфликта, когда российские базы могли быть окружены, военнослужащие - оказаться в заложниках, а боевая техника и вооружение - захвачены Грузией.
Примечательно, что именно на рубеже 2006-2007 годов в прессе стали периодически появляться материалы, в которых политические и военные аналитики единодушно прогнозировали "скорую грузино-российскую войну". Так, 27 февраля 2007 г. российская газета "Сегодня" опубликовала статью "независимого военного аналитика" Заура Алборова, выступавшего, очевидно, от имени военных и спецслужб Южной Осетии, "Почему Грузия проиграет будущую войну". В этой статье Алборов подробно описал действия российских войск в будущем вооружённом конфликте с Грузией за Южную Осетию - в конфликте, который в действительности начался семнадцатью месяцами позже.
Эксперт АВП Александр Перенджиев не без оснований предлагает рассматривать грузино-осетинский конфликт как пример террористической войны. Наряду с общими чертами, по его мнению, между войной и терроризмом имеются существенные различия в предмете воздействия (не вооружённые силы, их системы управления и коммуникации, а представители власти или случайные люди или массы людей), в отношении к степени информированности населения (террористы заинтересованы в широком общественном резонансе с использованием разнообразных информационных каналов как источников психологического воздействия на население: террористические репрессии крайне редко бывают тайными, поскольку тогда утрачивается их смысл - устрашение), в степени возможности противодействия насилию и защиты собственной жизни (жертвы терактов, как правило, не готовы оказывать сопротивление террористам), в различии соотношения внешних и внутренних сторон социально-политических противоречий (терроризм, как правило, возникает при наличии в обществе между различными социальными, этнокультурными группами конфликтов, протекающих в тяжёлой и острой форме).
Вооружённый конфликт в Южной Осетии показал настоятельную необходимость реформирования военных структур России, в том числе создание подразделений, специализирующихся на информационном противоборстве с противником.
Анализируя действия России в информационном пространстве, эксперт АВП Олег Зазубов приводит слова известного российского политолога Глеба Павловского, который полагает, что в ходе грузино-южноосетинского конфликта Россия столкнулась не с обычной информационной войной (в которой стороны обмениваются пропагандистскими и контрпропагандистскими ударами), а со своеобразным "антироссийским расизмом". При этом О. Зазубов акцентирует внимание на необходимости укрепления информационных структур Минобороны России, которые бы обеспечили эффективное противоборство в информационном пространстве. Об этом же рассуждает сопредседатель АВП, профессор Российской экономической академии им. Г.В. Плеханова Сергей Мельков, предлагающий всемерно наращивать информационные ресурсы и возможности за рубежом, усиливать аналитическую составляющую в деятельности Минобороны. Кроме того, он полагает необходимым срочно развернуть массовое применение беспилотных ударных самолётов, оснащение войск средствами глобальной навигации путём развёртывания орбитальной группировки космических аппаратов ГЛОНАСС, усилении роли разведывательных подразделений и др.
В связи с августовским конфликтом профессор Владимир Серебрянников (Институт социально-политических исследований РАН), используя методологию оценки политики предотвращения войн, подробно анализирует Военную доктрину России и задачи, стоящие перед нашими Вооружёнными Силами. Он справедливо указывает на серьёзное отставание отечественной науки о войне и военной стратегии от потребностей современной политики обороны и безопасности.
Можно согласиться с мнением Вагифа Гусейнова и Сергея Демиденко (ИСОА), что, признав суверенитет Абхазии и Южной Осетии, Россия фактически предоставила им гарантии от применения в их отношении силы со стороны Тбилиси. Нельзя недооценивать и морального аспекта данного шага российского руководства: после продолжительного периода отступления от своего внешнеполитического курса, Москва впервые твёрдо и открыто заявила о самостоятельности в политических делах, продемонстрировала готовность защищать своих союзников, не бросать их на произвол судьбы в угоду сохранения партнёрских отношений с Западом.
