Однако уже в ХVII веке ситуация радикально изменилась. Переход от патримониальной к национальной государственности объективно актуализовал проблему отдельной личности как творца политико-правовой истории, как активного участника государственных преобразований. Ответом на вызовы общественного развития того времени стал ряд фундаментальных политико-правовых документов о правах и свободах личности. И опять в авангарде реформ находилась Англия.
В истории Англии XVII-XVIII веков наиболее значимым документами о правах человека были Петиция о праве (1628 г.), Акт о лучшем обеспечении свободы подданного и о предупреждении заточений за морями (1679 г.), Билль о правах (1689 г.), Акт об устроении (1701 г.), Акт о дальнейшем ограничении короны и лучшем обеспечении прав и вольностей подданного (1701г.) и др. В частности, Акт о лучшем обеспечении свободы подданного и о предупреждении заточений за морями закрепил понятие неприкосновенности личности, которая затем прочно вошла в практику не только Англии, но и многих зарубежных государств. В Билле о правах содержались гарантии против чрезмерных штрафов и жестоких наказаний. Акт о дальнейшем ограничении короны содержал положения, признающие естественный характер прав народа и законов Англии, а также обязательность исполнения монархами этих законов и соблюдения прав. Заслуживает особого внимания тот факт, что новеллизация законодательства о правах человека происходила в органичном единстве с развитием политико-правовой теории о правах человека. Богатство идей, заложенных в выше названных законах, взято из работ выдающихся мыслителей той эпохи – Дж. Мильтона, Т. Гоббса, Дж. Локка. Прежде всего – это идеи свободы, естественных прав человека, возникновения государства из свободного соглашения людей.
Так, у Т. Гоббса развернутое определение свободы гласит: «Под свободой, согласно точному значению слова, подразумевается отсутствие внешних препятствий, которые нередко могут лишить человека части его власти делать то, что он хотел бы, но не могут мешать использовать оставленную человеку власть сообразно тому, что диктуется ему его суждением и разумом»[3]. Именно Т. Гоббсу принадлежит и иное определение свободы личности, – в ее соотношении с правовыми предписаниями, – ставшее классикой современного конституционализма: «Наибольшая свобода подданных проистекает из умолчания закона. Там, где суверен не предписал никаких правил, подданный свободен делать или не делать согласно своему собственному усмотрению»[4]. Это, последнее, определение является одним из первых юридических по сути дефиниций свободы личности, поскольку переводит категорию свободы в плоскость правоотношений. Не даром оно получило широкую поддержку среди государствоведов и, как следствие, отражено во многих конституционно-правовых актах.
В свою очередь, Дж. Локк считал свободу естественным правом человека, который не обязан подчиняться воле и власти другого человека[5]. Понимая свободу как право человека распоряжаться своими действиями, владениями и собственностью в рамках законов, не подвергаясь при этом деспотической власти другого человека, Дж. Локк ставил свободу гражданского общества выше свободы, которой располагает политическая власть. У него «сообщество постоянно сохраняет верховную власть для спасения себя от покушений и замыслов кого угодно, даже своих законодателей, в тех случаях, когда они окажутся настолько глупыми или настолько злонамеренными, чтобы создавать и осуществлять заговоры против свободы и собственности подданного»[6].
Традиции британского либерализма во Франции были восприняты и развиты Ш. Монтескье. Для него политическая свобода человека состоит не в том, чтобы делать все то, что хочется. В обществе, где есть закон, свобода может заключаться лишь в том, чтобы делать то, чего должно хотеть, и не быть принуждаемым делать то, чего не должно (по закону) хотеть[7]. Обладание политической свободой поэтому предполагает у него правление законов, при котором гражданин не боится другого гражданина. Для него свобода означала также право придерживаться собственного мнения при условии, что государство никому не будет навязывать своей позиции. Ш. Монтескье одним из первых жестко увязал степень обеспечения политической свободы с формой государства, прежде всего с его институционально-функциональной организацией. «Если власть законодательная и исполнительная будут соединены в одном лице или учреждении, – писал французский мыслитель, – то свободы не будет, так как можно опасаться, что этот монарх или сенат станет создавать тиранические законы для того, чтобы так же тиранически применять их»[8]. Иначе говоря, Ш.Монтескье разграничивает политическую свободу, выраженную в государственном строе ( и осуществляемую посредством разделения и взаимного уравновешивания властей), и политическую свободу, реализуемую в чувстве уверенности гражданина в собственной безопасности.
Идеи Т.Гоббса, Дж. Локка, Ш. Монтескье, равно как и других выдающихся представителей европейской политико-правовой мысли Нового времени, были восприняты лидерами Великой французской революции и отчетливо проявились в наиболее выдающемся документе той эпохи – Декларации прав человека и гражданина 1789 г. В ней, в частности, было провозглашено: « Свобода состоит в возможности делать все, что не приносит вреда другому. Таким образом, осуществление естественных прав каждого человека встречает лишь те границы, которые обеспечивают прочим членам общества пользование теми же самыми правами. Границы эти могут быть определены только законом… Закон может воспрещать лишь деяния, вредные для общества. Все же, что не воспрещено законом, то дозволено, и никто не может быть принужден к действию, не предписываемому законом»[9]. Эти положения на столетия вперед предопределили конституционно-правовую регламентацию свободы личности, жестко увязав ее, с одной стороны, с интересами общества, а с другой – с правами окружающих лиц.
Рассматривая влияние тех или иных представителей политико-правовой мысли на идеологию и конституционно-правовые акты Великой французской революции, нельзя обойти вниманием творчество апологета идеи народного суверенитета Ж.-Ж. Руссо. Для него свобода – это участие в делах сообщества, в назначении правителей, благодаря чему граждане могли бы считать, что они подчиняются лишь самим себе. «Необходимо твердо различать естественную свободу, которая ограничена только силами индивида, от свободы гражданской, которая ограничена общей волей, – отмечал Ж.Ж. Руссо. – Если исследовать, в чем именно состоит наибольшее благо для всех, которое должно быть целью всякой системы законодательства, то мы найдем, что благо это сводится к двум важнейшим вещам: свободе и равенству; свободе – потому что всякая частная зависимость равносильна отнятию у государственного организма некоторой силы; равенству – потому что свобода не может существовать без равенства»[10]. Со времен Великой французской революции, благодаря идеям Ж.-Ж. Руссо, свобода как некая конституционно-правовая ценность начала традиционно рассматриваться в неразрывной связи с равенством, проявляясь в требовании «равной свободы для всех».
Рассматривая эволюцию политико-правовых взглядов о свободе человека и их закрепление в конституционных актах, следует признать, что приоритет в этой сфере, безусловно, принадлежит европейским странам. Однако было бы серьезной ошибкой связывать либеральную традицию исключительно с Европой. Заметный вклад в развитие законодательства о свободах и правах человека внесли и Соединенные Штаты Америки. Эти бывшие британские колонии вместе с собственной независимостью переняли у своей метрополии пальму первенства в деле юридического закрепления и защиты человеческой свободы во всех её проявлениях. К числу важнейших североамериканских политико-правовых документов в этой сфере следует отнести Первую колониальную хартию, принятую в Виргинии в 1601 г., Массачусетский свод свобод 1641 г. и Хартию Пенсильвании. В 1776 г. Дж. Мэйсон пишет Декларацию прав Виргинии, где провозглашаются свобода, независимость и равенство всех жителей штата, право собственности. Безусловно выдающимся историческим документом, развивающим идеи свободы и неотчуждаемых прав человека и народа, является Декларация независимости, написанная Т. Джефферсоном, принятая единогласно тринадцатью Соединенными Штатами и утвержденная в 1776 г. Она воплотила начала свободы личности, ее автономии, и установила, что права подлежат защите от любых посягательств государства. Идея свободы, прав человека в единстве с принципами разделения властей и федерализма составляет ее основные постулаты[11]. Следует особо отметить, что многие лидеры войны за независимость США после ее успешного завершения переехали в Европу, прежде всего – в охваченную революцией Францию; вместе с ними на «историческую родину» вернулись те либеральные идеалы, за которые сражались бывшие британские колонии. Не спроста во французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г. слышны отголоски колониальных хартий, Декларации независимости и многих других политико-правовых документов североамериканской революции.
Торжество конституционализма в США, Франции, Великобритании и последовавшее в ХIХ веке «триумфальное шествие» конституций по Европе закономерно повлекли за собой «укоренение» принципа свободы личности в качестве одного из базовых принципов любого цивилизованного государства. Вместе с тем, уже на ранних стадиях конституционализма произошло «расщепление» понятия свободы на два аспекта: свобода (англ. “liberty”) как основополагающий, абстрактный принцип, отражающий положение человека в обществе и государстве, и свобода (англ. “freedom”) как конкретная мера его возможного поведения. Одним из первых на «двойственность» свободы обратил внимание еще классик британского либерализма Дж. Ст. Милль, а на переломе ХIХ-ХХ вв. этот феномен четко охарактеризовал германский государствовед Г. Еллинек: «Существование ограничений, являвшихся особенно тягостными для индивида, исторически обусловило требование признания определенных прав свободы … При ближайшем рассмотрении нетрудно, однако, убедиться, что мы имеем дело не с отдельными правами, а только с особо признанными направлениями индивидуальной свободы, которая сама по себе едина и означает свободное от вмешательства государства состояние индивида»[12]. К сожалению, в русском языке, в отличие от английского, оба аспекта свободы имеют тождественное наименование, что вносит элемент неопределенности и дополнительные сложности для правоприменительной деятельности.
Анализ конституций «первого поколения» дает возможность утверждать, что на протяжении ХІХ века сформировался и получил нормативное закрепление определенный перечень гражданских свобод (“freedoms”), которые в совокупности давали представление о свободном положении человека в конституционном государстве (“liberty”).
К числу таковых можно отнести право на личную свободу и неприкосновенность, свободу слова и печати, свободу собраний, свободу вероисповедания (свободу совести), свободу обучения (свободу образования) и, наконец, свободу союзов (право на объединение). Первые три названные свободы наиболее часто встречаются в конституционных текстах; не даром именно о них говорит А.В. Дайси в своем классическом труде об основах государственного права Англии, иллюстрируя на их примере собственное концепцию господства права[13]. Вместе с тем, лучшие образцы европейских конституций (Конституция Норвегии 1814 г., Конституция Бельгии 1831 г., Конституция Румынии 1866 г. и др.) содержат более широкий перечень гражданских свобод, прибавляя к названным выше свободу передвижения и выбора места жительства, а также свободу петиций. Одновременно происходит постепенная детализация и конкретизация конституционно-правовых норм о свободах личности, их декларирование подкрепляется установлением институциональных и процессуальных гарантий реализации.
