Правопреемство по российскому гражданскому праву

Удовлетворяя исковые требования в части взыскания с ответчика основного долга в сумме 7 997,82 руб., суды исходили из их доказанности и правомерности. При этом руководствовались положением статей 307, 309, 382, 779 Гражданского кодекса Российской Федерации.

Вывод судов обоснован тем, что ответчиком представлены расходные кассовые ордера от 27.06.2006, 26.03.2006, 1.03.2006, подтверждающие факт получения истцом от ответчика 70 500 руб.

Доказательства, подтверждающие погашение оставшейся суммы задолженности, суду не представлены.

Поскольку между истцом и ООО "Прогрессмехавтотранс" заключен договор уступки требования (цессии) N 33, право требования от ответчика оставшейся суммы задолженности перешло к истцу в силу ст. 382 Гражданского кодекса Российской Федерации.

Следуя содержанию рассмотренных норм ГК, можно заключить, что современный российский законодатель придерживается взгляда, согласно которому форма договора сингулярной сукцессии зависит от формы сделки, из которой возникло уступаемое требование. Такой взгляд можно обозначить термином теория зависимости (формы одной сделки от формы другой). Теорию зависимости можно без преувеличения назвать господствующей в русской цивилистической литературе. С ней конкурирует взгляд, не имеющий специального наименования, в соответствии с которым форма договора цессии признается подчиняющейся общим правилам Гражданского кодекса о форме сделок и о форме договоров. Большинство сторонников этого взгляда олицетворяли собой время действия ст. 128 ГК РСФСР 1922 г., которая и в самом деле устанавливала, что "уступка требования и перевод долга должны быть совершены, поскольку в законе нет специальных указаний, в форме, установленной для договоров вообще". Но поскольку буквально тут же следовало "специальное указание": "уступка требования или перевод долга, вытекающих из договора, совершенного в письменной форме, во всяком случае, должны быть облечены в такую же форму". Как видим, "теория общего правила" по ГК РСФСР 1922 г. оказывалась органически соединенной с теорией зависимости: общие правила работали только тогда, когда речь не шла о требовании, возникшем из письменного договора, т.е. подлежала субсидиарному применению наряду с теорией зависимости.

Допуская возможность совершения договора сингулярной сукцессии в устной форме законодатель тем самым предполагает возможным возникновение затруднений в доказывании факта заключения и условий подобных договоров. Исключая же такую возможность и допуская только письменную форму договора сингулярной сукцессии, законодатель эти трудности отсекает.

Таким образом, общим законодательным правилом о форме договора сингулярной сукцессии должно быть правило о письменности его формы. Теория зависимости должна применяться только к договорам уступки требований, возникших из сделок, заключенных в форме, более строгой, чем письменная.

По причине отсутствия специальных законодательных предписаний по данному вопросу следует руководствоваться нормами общими, содержание которых таково.

1) Несоблюдение простой письменной формы сделки, по общему правилу, не влечет ее недействительности, а только лишает стороны права в случае спора ссылаться в подтверждение сделки и ее условий на свидетельские показания (п. 1 ст. 162 ГК). Именно это правило и должно применяться как общее при определении последствий несоблюдения простой письменной формы договора сингулярной сукцессии.

2) Несоблюдение простой письменной формы сделки влечет ее недействительность только в случаях, прямо указанных в законе или соглашении сторон (п. 2 ст. 162 ГК). В отношении именно договора цессии таких случаев в законе не указано; в отношении же сделок определенных родов и видов необходимо обратить внимание на норму п. 3 ст. 162 ГК, устанавливающую недействительность внешнеэкономической сделки, совершенной с нарушением простой письменной формы. Следовательно, договор сингулярной сукцессии, относящийся к категории внешнеэкономических сделок, должен быть совершен в простой письменной форме под угрозой его недействительности.

Кроме того, заслуживает внимания норма ст. 390 ГК, допускающая принятие цедентом на себя поручительства за должника перед цессионарием. Нормой ст. 362 ГК установлено, что договор поручительства должен всегда облекаться в письменную форму под страхом его недействительности. Следовательно, договор уступки требования с условием о поручительстве цедента перед цессионарием за должника должен быть совершен в простой письменной форме под угрозой его недействительности.

3) Вопрос о том, будет ли недействительным договор сингулярной сукцессии требования из сделки, несоблюдение простой письменной формы которой влечет ее недействительность (например, из тех же самых внешнеэкономических сделок (п. 3 ст. 162 ГК), соглашений о неустойке (ст. 331), договоров о залоге (п. 2 и 4 ст. 339), поручительстве (ст. 362), предварительного договора (п. 2 ст. 429) и др. - см. еще ст. 550, 560, 651, 658, 820, 836, 940, 1017 и 1028 ГК), должен решаться, по нашему мнению, в положительном смысле, несмотря на отсутствие прямого указания об этом в законе. Иными словами, договоры уступки требования из договоров, для которых законом установлена обязательность простой письменной формы под страхом недействительности, также должны совершаться в простой письменной форме и также под страхом их недействительности.

4) Несоблюдение нотариальной формы сделки в случаях, когда ее обязательность установлена законом (см. ст. 185, 187, 339, 349, 584, 883, 1124) или соглашением сторон, влечет ее недействительность (п. 1 ст. 165 ГК). Следовательно, несоблюдение установленного законом правила о необходимости совершения договора сингулярной сукцессии требования, возникшего из нотариально удостоверенной сделки, в нотариальной письменной форме, влечет ничтожность договора сингулярной сукцессии.

5) Несоблюдение (в случаях, установленных законом) требования о государственной регистрации сделки также влечет ее недействительность (п. 1 ст. 165 ГК). Иначе говоря, договоры уступки требования из договоров, для которых законом установлена обязательность их государственной регистрации под страхом недействительности, подлежат государственной регистрации под страхом их недействительности, если иное не будет установлено законом (п. 2 ст. 389 ГК). В ином случае (т.е. когда требование о государственной регистрации договора есть, но указания на недействительность как последствие его несоблюдения нет) применяется общее правило п. 3 ст. 433 ГК, согласно коему "договор, подлежащий государственной регистрации, считается заключенным с момента его регистрации, если иное не установлено законом". Следовательно, если имеет место договор сингулярной сукцессии требования из договора, подвергнутого государственной регистрации, но в отношении которого законом не установлено страха его недействительности по мотиву отсутствия государственной регистрации, то такой договор без его государственной регистрации не считается заключенным.

ГК установлено, что "уступка требования по ордерной ценной бумаге совершается путем индоссамента на этой ценной бумаге" (п. 3 ст. 146, п. 3 ст. 389 ГК). Буквальное толкование этих предписаний позволило ряду ученых прийти к совершенно ложному выводу о том, что индоссамент - это не более, как особенная форма договора сингулярной сукцессии, так называемая "передаточная надпись". В действительности, термином "индоссамент" обозначается не только надпись о сделке, но и, прежде всего, сама сделка, хотя и приводящая к сингулярному обязательственному правопреемству, но с договором цессии ничего общего не имеющая. К сожалению, большинство современных авторов, не специализирующихся на вопросах теории ценных бумаг, ошибочно полагают, что индоссамент представляет из себя особую разновидность договора уступки требования.

Содержание договора сингулярной сукцессии (активной цессии, уступки требования), как, впрочем, и содержание всякого договора, составляют его условия. Российским законодательством не установлено, какие именно условия являются существенными для наличности и действительности договора сингулярной сукцессии. Из этого (с точки зрения практики - весьма прискорбного) обстоятельства, нужно сделать вывод, что единственным существенным (с точки зрения закона) условием данного договора является условие о его предмете (как и для всех договоров, см. об этом ч. 2 п. 1 ст. 432 ГК).

Предметом договора сингулярной сукцессии может быть субъективное обязательственное право или право требования. При делимости предмета обязательства - предметом уступки может быть как полное требование (в отношении всего предмета обязательства), так и его часть. При всем том негативном отношении к сделкам уступки частей требования, какое периодически продолжает являть нам и по сию пору российская арбитражная практика, мы должны еще раз констатировать, что в уступке части требования нет ничего незаконного или противоестественного. Больше того, Гражданский кодекс (ст. 384 ГК), постановляя, что "...право первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода права" лишь в том случае, "если иное не предусмотрено законом или договором", можно сказать, прямо позволяет кредиторам в их цессионных соглашениях "дробить" делимые требования в целях их уступки на любое количество частей любого размера - лишь бы наименьшая часть каждого, образуемого таким способом нового требования, не выходила бы за пределы делимости его предмета.

Индивидуализация предмета договора цессии может иметь различную степень точности. Подобно тому, как денежные купюры можно индивидуализировать как путем фиксации их серий и номеров, так и помещением их в какой-нибудь кошелек или бумажник, также и с требованиями. Выше мы приводили пример, когда надлежащая точность в обозначении предмета договора сингулярной сукцессии обеспечивают сведения по числу позиций от пяти до семи. Но на практике нередко встречаются случаи, когда оказывается достаточным и меньшее число известных признаков. Таковы, например, ситуации, когда предмет договора сингулярной сукцессии формулируется как "все требования, возникшие (имеющие возникнуть) из кредитного договора такого-то между А. и Б.". Здесь содержатся определенные сведения только о сторонах обязательственного отношения, содержанием которого являются искомые требования (А. и Б.) и основания их возникновения (кредитный договор такой-то). Сведения по двум другим позициям определимы из норм указанного кредитного договора и самого договора уступки - по тому, кто выступает в нем цедентом, можно узнать, какой именно комплекс прав (кредитора или заемщика) он передает цессионарию. Возможно представить себе и ситуацию, в которой предметом уступки является единственное требование (определенного рода или вообще), связывающее в момент совершения уступки определенного кредитора с определенным должником. Конечно, такие ситуации чаще будут встречаться в отношениях с участием граждан и, скорее всего, окажутся лишены предпринимательской окраски (один коллега "перехватил" у другого несколько тысяч рублей "до получки", один сосед помог другому с ремонтом квартиры, а с оплатой согласился обождать и т.п.). Если никаких иных обязательственных отношений между данными лицами в момент уступки просто не было, то ясно, что о цессии иного требования, кроме одного-единственного, реально существовавшего, речи быть не могло; никакой надобности в какой-то особенной его индивидуализации, стало быть, и нет.

Уступая требование, цедент должен помнить, что одновременно он уступает и все связанные с ним (дополнительные) права, в частности права, обеспечивающие исполнение, а также право на неуплаченные (точнее - не набежавшие) проценты, если иное не предусмотрено законом или договором (ст. 384 ГК). Мнение о подобном "подразумеваемом" предмете уступки является общепризнанным не только в законодательстве и арбитражной практике, но и в научной литературе.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14



Реклама
В соцсетях
скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты