Просвещение

Особое место занимает просветительское движе­ние в Шотландии. История общественной мысли в Шотландии XVIII в. — это история мучительных поисков выхода из унизительного положения, в котором, по убеждению многих просвещённых шот­ландцев, оказалась их родина. Продолжать ли по­литическую борьбу за восстановление независимо­сти или же служить отечеству, содействуя его экономическому, социальному и культурному про­цветанию? Философ Эндрю Флетчер, «отец» шот­ландского Просвещения, дал толчок формированию новой гражданской этики, обосновывавшей иные, альтернативные войне и политике, методы испол­нения гражданами своего долга перед отечеством.

Просвещение в Шотландии опиралось на мощ­ный интеллектуальный потенциал, которым рас­полагали в середине XVIII в. университеты Эдин­бурга, Глазго и Абердина. Среди преподававших там замечательных учёных выделяется философ, историк, экономист Дэвид Юм. Откликаясь на ду­ховные запросы шотландского общества, он обос­новал мысль о том, что добродетель гражданст­венна по своей сути, ибо добро — это всё, что полезно людям.

Юма, конечно же, волновала судьба Шотландии, её культурных традиций в едином британском го­сударстве. Это наложило отпечаток на его рассуж­дения об этике взаимоотношений гражданина с обществом и государством. Юм считал, что взаи­моотношения возникают из тяги людей к взаимно­му общению, а также из-за их полезности, посколь­ку они увеличивают возможности удовлетворения потребностей людей. И прежде всего они призва­ны обеспечить политическую стабильность, от ко­торой зависит всякая упорядоченная жизнь. Имен­но в интересах стабильности государство и общество должны признавать всё многообразие взглядов и убеждений граждан, обусловленное их индивиду­альным опытом. Современное общество Юм рассматривал как плюралистическое, основанное на сложном разделении труда и различиях в положе­нии людей, которые вследствие этого различаются и своими представлениями о нравственности и справедливости. По мнению Юма, не может быть стабильным общество, не уважающее многообразия социальных и региональных различий между людь­ми. В равной мере не может быть добродетельным и гражданин, не признающий, что его личное бла­гополучие в конечном счёте связано с благополу­чием всего общества.

На шотландское Просвещение большое влия­ние оказала деятельность Философского общест­ва в Эдинбурге, объединявшего лучшие умы того времени. Его секретарём был Юм, а одним из членов — философ и экономист Адам Смит. Этот выдающийся теоретик товарно-денежных отноше­ний стал их горячим защитником и активным пропагандистом во многом по морально-этическим соображениям. Смит считал, что именно рынок освободил человека от отупляющей системы за­висимости при феодализме. По его мнению, лю­ди воспитывают в себе чувство справедливости и вырабатывают навыки цивилизованного общения, лишь находясь друг с другом в отношениях про­изводителя и потребителя. Общество мыслилось ему гигантской мануфактурой, а разделение тру­да — всеобщей формулой сотрудничества людей в интересах «богатства народов» (так назывался его основной экономический труд). В своей тео­рии Смит отводил рынку ту же функцию, кото­рую английские просветители отдавали правово­му государству или цивилизованному общению, — функцию социализации эгоизма.

Но место гражданина в системе Смита зани­мал «экономический человек», моральная свобода которого была обусловлена его ролью в экономи­ческой жизни. Тем самым шотландское Просве­щение поставило новый и чрезвычайно важный вопрос о мотивах и стимулах хозяйственной дея­тельности. Согласно Смиту, главнейшим из них является своекорыстный интерес. Но преследовать его человек может, лишь оказывая услуги дру­гим людям. Поэтому каждый отдельный человек, хотя и заботится только о своих интересах, не­вольно содействует общественной пользе, или, по словам Смита, «он невидимой рукой направляет­ся к цели, которая совсем не входила в его на­мерения... Преследуя свои собственные интересы, он часто более действенным образом служит ин­тересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится делать это».

Интерес просветителей к экономической тео­рии отражал общее повышение престижа хозяй­ственной деятельности. Однако в шотландском обществе длительное время сохранялось недове­рие к свободной игре рыночных сил. Многие представители просвещённой элиты воспринима­ли их как разрушительную стихию, обуздать ко­торую было призвано государство. Не кто иной, как Смит, воспевший преимущества рынка, вы­ражал опасение, что экономические законы, накоторых основываются отношения производителей и потребителей, могут привести к социальной и нравственной деградации наёмных рабочих. В такое состояние, — писал он, — должны неиз­бежно впадать трудящиеся бедняки... если толь­ко правительство не приложит усилий для пред­отвращения этого».

Потребовалось время, чтобы шотландские про­светители избавились от страха перед рыночной стихией. Новое их поколение, вступившее в пору зрелости-ближе к концу XVIII в., уже не упо­вало на поддержку правительства или парламен­та. Для них образцом гражданского поведения являлся специалист в какой-либо области профес­сиональной деятельности, знания и усердие ко­торого приносили обществу ощутимую пользу.

Общественно-политическая жизнь Фралции в XVIII в. характеризовалась большой инерцией привычек и традиций, унаследованных от фео­дального прошлого. Влиятельные общественные слои сопротивлялись новым веяниям, которые несло с собой Просвещение. В борьбе с ним про­светители не могли в полной мере опереться ни на общественное мнение, ещё не вполне сфор­мировавшееся, ни на правительство, подчас от­носившееся к ним с нескрываемой враждеб­ностью. Поэтому во Франции просветители не имели такого влияния в обществе, как в Анг­лии и Шотландии, где цели и идеалы Просве­щения вошли в плоть и кровь национальной культуры. Во Франции уделом просветителей было своего рода «отщепенчество», порождавшее в их среде политический радикализм и месси­анские настроения.

Большинство видных деятелей просветитель­ского движения Франции подвергались преследо­ваниям за свои убеждения. Дени Дидро побывал в заключении в Венсенском замке, Вольтер (на­стоящее имя — Франсуа Мари Аруэ) — в Басти­лии. Клод Гельвеций из-за нападок был вынужден отречься от своей книги «Об уме». По цензурным причинам не раз прерывалось печатание знамени­той «Энциклопедии», выходившей в свет отдель­ными томами в течение 1751—1772 гг. Всё это заставляло просветителей облекать свои мысли в оболочку абстрактных теорий, недоступных по­ниманию широкой публики.

Французское Просвещение испытывало сильное влияние аристократической культуры. Это прояви­лось в утончённости и изысканности литературных произведений, составивших его славу. У аристо­кратии просветители заимствовали и салонную фор­му общения. Атмосфера избранности, царившая в салонах, усилила склонность французских просве­тителей к отвлечённому теоретизированию.

Французское Просвещение во многом исходи­ло из идей философов XVII в. Рене Декарта и Локка. Согласно разработанному Декартом рацио­налистическому методу познания, истина должна чётко и ясно усматриваться человеческим разу­мом. Немало последователей во Франции нашло учение Локка об обществе и государстве.

Постоянные конфликты с властями создали французским просветителям репутацию потрясателей основ и радикалов. На самом деле в своих конституционных воззрениях многие из них не шли дальше принципов английского Про­свещения. Вслед за Локком идею разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную разрабатывал Шарль Монтескьё. При этом он выступал не просто за разграничение функций между органами государственной влас­ти, а за разделение властей как политических сил, каждая из которых могла бы реально слу­жить противовесом другой. Монтескье трудно признать радикалом ещё и потому, что он ощу­щал пределы, в которых только и возможно изменить общество и государство. Он считал, что «дух законов» того или иного народа определя­ется совокупностью объективных предпосылок: климатом, характером почвы, размерами терри­тории, ландшафтом, образом жизни народа, ре­лигией, численностью населения, формами хо­зяйственной деятельности и др.

То же касается и шумных конфликтов про­светителей с Католической Церковью. Её идеоло­гическая жёсткость, не допускавшая отступления от догматов вероучения, исключала возможность компромисса наподобие того, какой сложился меж­ду Англиканской Церковью и Просвещением в Анг­лии. В этих условиях свойственное большинству просветителей признание факта Божественного творения мира приобрело антицерковный оттенок, а критика религиозных догм, даже самая умерен­ная, — ореол отчаянной смелости. Как известно, Вольтер, имея в виду Церковь, часто заканчивал свои письма к друзьям призывом: «Раздавите га­дину!». Но тот же Вольтер утверждал, что рели­гия необходима как опора морали: «Вера в Бога, вознаграждающего за добрые поступки и наказы­вающего за дурные, а также прощающего неболь­шие проступки, является для человеческого рода самой полезной верой».

Десятилетия бесплодной оппозиции вызвали глубокое разочарование просветителей. Среди них усилилось стремление к переоценке ценностей, повлекшее глубокое размежевание в их рядах. Часть просветителей сохраняла надежды на со­трудничество с властями в решении конкретных проблем управления страной. Среди них выделя­лась группа экономистов-физиократов (от греч. «физис» — «природа» и «кратос» — «власть»), во главе которых стоял Франсуа Кенэ. Он счи­тал, что земля есть единственный источник богат­ства и только земледелие умножает его. Поэтому он выступал за поощрение класса земледельцев, прежде всего богатых фермеров. «В деревни сле­дует привлекать не столько людей, сколько богат­ство (т. е. капитал. — Прим. ред.)», — подчёр­кивал Кенэ. Добивался он и реформы налоговой системы, лежавшей тяжким бременем на про­изводителях. Надежды на подъём сельского хо­зяйства он связывал также со свободой внутрен­ней и внешней торговли. Попытку осуществить эту программу реформ предпринял другой представитель школы физио­кратов — Анн Робер Тюрго. В 1774 г. молодой король Людовик XVI назначил его генеральным контролёром (министром) финансов. Тюрго ввёл свободную торговлю хлебом и мукой, добился упразднения средневековых цехов и гильдий, приступил к коренной реформе налогообложения. Но сопротивление придворных кругов, дворянст­ва и цеховой верхушки свело на нет все его уси­лия. Отставка Тюрго в 1776 г. предрешила и судь­бу его реформ.

Сознание недостижимости целей Просвещения в рамках существующего строя побудило многих просветителей замкнуться в непримиримой оппо­зиции. Их протест порой принимал форму атеиз­ма, резкой критики религии и Церкви, харак­терных для плеяды философов-материалистов середины столетия: Дидро, Поля Гольбаха, Гель­веция и др. Иногда он проявлялся в идеализа­ции прошлого, например республиканского строя античных государств. Жан Жак Руссо противо­поставлял их прямую демократию всем формам представительного правления, включая и англий­ский парламентаризм. «Всякий закон, — писал он в трактате "Об общественном договоре", — если народ не утвердил его непосредственно сам, недействителен... Английский народ считает себя свободным: он жестоко ошибается. Он свободен только во время выборов членов парламента: как только они избраны — он раб, он ничто... В древ­них республиках и даже в монархиях народ ни­когда не имел представителей; само это слово было неизвестно».

С именем Руссо связан новый этап в разви­тии просветительского движения Франции — ра­дикальный пересмотр некоторых его фундамен­тальных целей и идеалов. Радикализм самого Руссо коренился в его этических воззрениях. В противоположность философам, считавшим себя­любие и эгоизм совместимыми с общественным благом, он требовал подчинения личности благу общества. Руссо писал: «Всякий человек добро­детелен, когда его частная воля во всём со­ответствует общей воле». Добиться этого соответ­ствия он предлагал политическими методами. В стремлении Руссо связать мораль с политикой ясно различим зародыш тоталитарных теорий позднейшего времени.

Руссо разделял общую веру просветителей в природу как гармоническую систему, частью ко­торой был человек. Но в отличие от них он был убеждён, что сам человек разрушил это «естест­венное состояние» и окружил себя противореча­щими закону природы учреждениями. «Исчезло равенство, появилась собственность... — писал Руссо, — и обширные леса превратились в ра­дующие глаз нивы, которые надо было орошать человеческим потом и на которых вскоре были посеяны и выросли вместе с урожаем рабство и нищета». Цивилизация настолько изменила лю­дей, что отказаться от неё они уже не могут. Но если нельзя вернуться к «естественному состоя­нию», то ещё можно, устранив чрезмерное нера­венство, восстановить утраченные добродетели. Сделать это не просто, потому что на страже не­равенства стоит деспотизм. Требуется сила, что­бы его низвергнуть: «Восстание, которое приводит к убийству или свержению с престола какого-нибудь султана, — это акт столь же закономер­ный, как и те акты, посредством которых он только что распоряжался жизнью и имуществом своих подданных».

Эта мысль вдохновляла поколение революци­онеров конца XVIII в., которое разделяло также отвращение Руссо к себялюбию и эгоистической морали, а вместе с ним — и ко всему строю, основанному на свободной игре рыночных сил. Критикуя средневековую регламентацию торгово-промышленной деятельности, Руссо не одобрял и свободу торговли. Он считал, что государство должно направлять торговлю и промышленность в соответствии с общим благом, следить за пра­вильным распределением продуктов питания, де­нег, товаров. Отрицательное отношение к свободе торговли имело у Руссо этическое обоснование. Он считал, что торговля, равно как и другие дос­тижения цивилизации — богатство, наука, искус­ства, способствует порче нравов. Стремясь возро­дить утраченные добродетели, он объявлял их основным носителем «народ», трудящиеся низы общества, поскольку они меньше всего подверг­лись пагубному воздействию цивилизации и по­этому в наибольшей мере сохранили нравствен­ное здоровье.

Так как простодушный народ не способен по­нять, в чём заключаются его истинные интере­сы, то ему нужен мудрый правитель, предначерта­ния которого воплощаются в законах и политике государства. От этой мысли Руссо — один шаг до оправдания революционной диктатуры «во имя народа».

Многообразие путей, которыми шло француз­ское Просвещение, сделало его уникальной лабо­раторией человеческой мысли. Именно там истоки многих основополагающих идей либерализма, социализма и коммунизма, столь повлиявших на мировое развитие в XIX—XX вв.

Просвещение в Германии представляло собой сложное и противоречивое явление уже в силу по­литической раздробленности страны и разнообра­зия местных условий. Распространению новых вея­ний способствовала интенсивная культурная жизнь провинций. Монархи мелких государств, не имея возможности утвердить свой авторитет великодер­жавными методами, стремились прославиться ме­ценатством. Почёт, которым была окружена в Гер­мании французская культура, также способствовал проникновению просветительских идей.

Один из парадоксов немецкого Просвещения заключался в том, что оно нередко получало импульсы со стороны правящих верхов. В Прус­сии инициатором публичного обсуждения его про­блем выступил сам король Фридрих Великий. Не без старания властей одной из характерных черт немецкого Просвещения стал его преиму­щественно теоретический характер. Однако в его активе числились и практические дела. В Прус­сии просветители не только разработали важную реформу образования, но и добились осуществле­ния её. В результате была расширена сеть на­чальных школ и создана система профессиональ­ного обучения ремёслам, сельскому хозяйству, торговле и государственной службе. Утилитарный характер этой реформы во многом объяснялся тем, что просветительское движение в Пруссии черпало приверженцев главным образом из сре­ды государственных служащих: армейских офи­церов, дипломатов, чиновников, преподавателей учебных заведений.

На фоне общей робости просветительской мыс­ли в Германии смелостью и последовательностью отличались воззрения Канта. Он подвёл итог тео­ретическим исканиям эпохи Просвещения. Осо­бенно значителен его вклад в разработку концеп­ции правового государства. Назначение последнего Кант видел не в заботе о практических потреб­ностях членов общества, а в поддержании режима справедливости между ними. Гражданами такого государства, по его мнению, являются морально полноценные люди, которые не нуждаются в опе­ке со стороны кого бы то ни было. «Правление отеческое, — писал он, — при котором поддан­ные, как несовершеннолетние, не в состоянии различить, что для них действительно полезно или вредно... такое правление есть величайший деспотизм». Заключая общественный договор, люди не жертвовали своей свободой, а лишь соз­давали правовые условия для более надёжного и упорядоченного пользования ею. Гарантию от деспотизма Кант видел не в формах правления (республика, монархия), а в разделении законо­дательной и исполнительной власти. Он допус­кал, что при любой форме правления часть гра­ждан будет недовольна политикой правительства и будет стремиться её изменить. Но их действия не должны нарушать законы, дискредитировать государство или вообще его разрушать. Кант обос­новал правовые формы и методы борьбы за из­менение государственного и общественного строя, которые предполагают путь постепенных реформ и исключают грубое насилие.

Глубиной и оригинальностью отличалась эти­ческая концепция Канта. Он выступил против утилитаризма современной ему просветительской мысли. Представление, что добрые дела можно совершать лишь с задней мыслью, в расчёте на успех или награду, Кант отвергал как радикаль­ное зло, так как такая нравственная установка требует от человека приспособления к обсто­ятельствам, из которых самое важное — отно­шение к нему власть имущих. Поэтому эгоизм, даже разумный, толкает бесправные низы об­щества к раболепию, неуверенные в своём зав­трашнем дне «средние слои» — к лицемерию, упоённые властью верхи — к беззастенчивости.

Этому принципу Кант противопоставлял импе­ративное истолкование нравственности: «Посту­пай так, чтобы ты всегда относился к человече­ству и в своём лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству». Объявляя лич­ность самоцелью общественной организации, Кант боролся с представлениями, широко рас­пространёнными в Пруссии, об оправданности безоговорочного подчинения личности государ­ственным интересам.

Французская революция и вызванные ею соци­ально-политические катаклизмы на рубеже XVIII— XIX вв. на европейском континенте похоронили веру просветителей в возможность постепенного не­насильственного прогресса. По отношению к этим событиям просветительское движение быстро поли­тизировалось и раскололось на отдельные противо­борствующие группировки и течения. Кризис Про­свещения усугубила консервативная критика его целей и идеалов за то, что они внесли в умы лю­дей путаницу, а в общество — смуту, нарушившие естественное, органичное развитие стран и народов. От этих ударов Просвещение уже не оправилось. Оно внезапно сошло со сцены, заставив потомков ломать голову над вопросом: так в чём же заклю­чалось его историческое предназначение?


Страницы: 1, 2



Реклама
В соцсетях
скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты