«Беловоротничковые» формы теневой экономической деятельности в коммерческом секторе рыночного хозяйства
Еще в 1949 американский криминолог Эдвин Сатерленд сформулировал концепцию «преступности среди людей в белых воротничках», согласно которой скрытая, противоправная деятельность фактически является неотъемлемым компонентом повседневной деловой практики «большого бизнеса». Проанализировав статистику судебных процессов по обвинению 70-ти крупнейших нефинансовых корпораций США в нарушениях хозяйственного законодательства, Сатерленд обнаружил, что им было вынесено 980 обвинительных приговоров (в том числе 307 – за нарушение свободы торговли, 222 – за нарушение обязательств, 158 – за нарушение норм трудового законодательства) – в среднем по 14 на каждую корпорацию. Это позволило ему сделать парадоксальный вывод, что крупные фирмы являются своего рода «идеальными преступниками»: они преднамеренно, организованно и систематически (подобно рецидивистам) нарушают в широких масштабах правовые нормы, что не мешает им сохранять престиж в деловом мире [6, 7].
Последующее изучение теневых сторон бизнеса в развитых странах подтвердило относительную зыбкость границ между преступным и законопослушным поведением. Специалисты выделяют шесть основных видов экономической преступности:
- нарушение правил конкуренции – коммерческие взятки, нарушения антимонопольного законодательства, промышленный шпионаж;
- нарушение прав потребителей – ложная реклама, выпуск недоброкачественных товаров;
- нарушение прав наемных работников – невыполнение трудовых контрактов, несоблюдение норм техники безопасности;
- нарушения прав кредиторов – злоупотребления заемным капиталом (ложные банкротства, мошенничество с субсидиями и др.);
- нарушение прав государства – укрывательство доходов от налогов, экологические преступления [12].
Многие из этих нарушений становятся настолько обыденными, что, по сути, перестают восприниматься как отклонение от нормы. Например, такой тип подкупа должностных лиц как «ускоряющие» взятки – плата за выполнение взяткополучателем своих прямых должностных обязанностей (к примеру, плата таможенникам за более быстрое растаможивание партии товаров) – стало в постсоветской России считаться обычным элементом деловой жизни. Уплачиваемые при зарубежных сделках комиссионные вознаграждения («чаевые») в США даже разрешено вычитать из налогооблагаемых сумм. Преступным в Америке считается применение лишь «тормозящих» взяток – их дают, чтобы должностное лицо «притормозило» выполнение своих прямых обязанностей (например, чтобы таможенник пропустил контрабанду). Еще более тонкая грань между законным поведением и правонарушением возникает при уплате налогов: различают «избегание (avoidance) налогов», когда налогоплательщик законно использует недостатки законодательных норм, чтобы уменьшить налоговые платежи, и уголовно наказуемый «уклонение (evasion) от налогов», когда налогоплательщик просто скрывает истинную величину своих доходов. Ухищрения налоговой полиции, стремящейся пресечь «уклонение от налогов», наталкиваются на ловкость специалистов по финансам, искушенных в поиске законных «лазеек» [11].
2. Основные закономерности развития «серой» теневой экономики
Неформальный сектор экономики был открыт исследователями «третьего» мира в конце 1960-х; позже схожие явления были обнаружены сначала в развитых странах Запада, а затем в социалистических и постсоциалистических государствах. Во всех современных обществах «серая» теневая экономика имеет некоторые общие черты.
Неформальное производство основано на применении не капитало -, а трудоемких технологий: для приобретения сложной техники необходим доступ к кредиту, а, самое главное, ее почти невозможно применять скрытно от глаз государственных чиновников. Занятые в неформальном секторе обладают в основном одним капиталом – «человеческим»; поэтому их производство концентрируется главным образом в сфере услуг, а также в производственной сфере с простыми технологиями. Например, в Италии 1980-х «неформалы» производили более 33% коммерческих услуг (в т. ч. 65 % услуг в гостиничном деле и коммунальной сфере, 50% ремонтно-восстановительных работ), но лишь немногим более 10% промышленного производства.
Для неформального сектора характерна раздробленность, высокая степень конкурентности. В этой сфере могут существовать и подпольные мастерские и даже мини-фабрики, но основную долю «фирм» составляют предприятия чисто семейного бизнеса или индивидуальная занятость (например, «левые» такси). Концентрация в неформальном бизнесе затруднена – в силу не столько технологических факторов, сколько из-за быстрого увеличения трансакционных издержек (прежде всего, необходимости откупаться от блюстителей порядка).
Неформальный бизнес характеризуется также высокой степенью уязвимости: нет стабильных заказов, невозможно страхование, защита прав собственности. Поэтому занятые в этой сфере получают довольно нерегулярные и часто весьма низкие доходы.
Наряду с общими чертами следует выделить особенности, характерные для качественно различных обществ.
Наиболее масштабно неформальный сектор представлен в развивающихся странах, где теневая занятость часто становится основной стратегией выживания бедных слоев населения, причем ее рост обгоняет рост легальной занятости. Неквалифицированные работники («трудящаяся беднота») обеспечивают производство и реализацию дешевых товаров и услуг первой необходимости для нужд столь же небогатых покупателей.
Если ранее основной причиной разрастания неформального сектора в «третьем мире» считалась слабость общего экономического развития, которая не обеспечивает занятости в легальном секторе, то теперь внимание исследователей обращено в основном на институциональные факторы. Современный перуанский экономист Эрнандо де Сото провел серию исследований, которые доказали, что незаконность бизнеса есть мера вынужденная: издержки легализации («цена законности») в бюрократизированной экономике стран «третьего мира» настолько высоки, что потенциальные предприниматели вынуждены уходить в тень. Например, когда для регистрации маленькой фабрики по пошиву одежды в Перу нужно затратить примерно 10 месяцев для хождения по инстанциям и раздать в качестве пошлин и взяток сумму, равную минимальной зарплате за 3 года, то мелкие предприниматели просто вынуждены предпочесть теневой бизнес легальному. Таким образом, неформальный сектор оказывается порождением не столько общей бедности, сколько бюрократизированности государства, которое покровительствует «большому бизнесу», но препятствует развитию малого. Более того, именно неформальные предприниматели, по мнению Э. де Сото, – это истинные носители «духа капитализма», которые желают и умеют добиваться успеха за счет личной инициативы и конкуренции, а не путем «рентоискательства» (поиска политических привилегий). Этот вывод во многом применим и в отношении более развитых стран [11, 12].
В развитых странах «гнет законов» также толкает многих предпринимателей на организацию подпольного производства обычных товаров и услуг, где трудятся в основном нелегальные эмигранты и безработные. Неформальное производство здесь меняется в противофазе с ритмом легальной экономики: когда легальная экономика страдает от кризиса, теневая экономика расширяется; когда же начинается фаза роста, рост теневой экономики приостанавливается или даже сокращается. В целом величина теневой экономики довольно стабильна с некоторой тенденцией к росту.
Когда в странах социалистического лагеря началась рыночная модернизация, то резкое снижение среднего уровня доходов и их дифференциации привело к столь же резкому разбуханию «теневой» занятости («челноки», тиражирование «пиратских» аудио- и видеокассет, торговля без лицензий и др.), а некоторые успехи в экономическом развитии после кризиса 1998 привели к ее сокращению. Видимо, динамика «серой» теневой экономики может служить своеобразным индикатором удачи или неудачи реформ.
3. Основные закономерности развития «черной» теневой экономики
Хотя преступность известна со времен рождения цивилизации, организованная преступность окончательно сложилась только к 20 веку. Традиционная преступность (кражи, грабежи и др.) основана на насильственном перераспределении, и создание преступных групп мало увеличивало бы добычу, повышая риск обнаружения. Современная же организованная преступность – это, прежде всего, деятельность по «социальному заказу», «преступления без жертв». Посетители подпольных казино и публичных домов, жаждущие «кайфа» потребители спиртного или наркотиков, работающие под мафиозной «крышей» предприниматели – все они являются не столько жертвами, сколько добровольными клиентами гангстеров. С появлением устойчивого спроса на запрещенные товары и услуги, преступность частично трансформируется в специфическую разновидность бизнеса, когда для минимизации трансакционных издержек становится выгодным создание стабильных «фирм» – преступных группировок.
Мафиозный бизнес, как и легальный, обычно является диверсифицированным (многопрофильным). Пока правовая защита предпринимательства слаба, мафия специализируется на рэкете – нелегальной правоохранительной деятельности (занимающиеся легальным бизнесом вынуждены за обеспечение безопасности платить регулярную дань контролирующей данную территорию группировке); когда же правовые институты упрочиваются, организованная преступность уходит в основном в сферу наркобизнеса. Хотя наркотики обеспечивают примерно половину доходов организованной преступности в мировом масштабе, тем не менее, современные преступные организации сохраняют позиции и в контроле над азартными играми, и в порнобизнесе, и в подпольном ростовщичестве, и в иных криминальных промыслах.
Экономика организованной преступности олигополистична по форме и монополистична по существу. В большинстве стран, как правило, действует несколько мафиозных организаций (кланов), занимающихся схожими промыслами. Как и в легальном бизнесе, олигополистическая конкуренция в «черной» экономике заведомо неэффективна. Во избежание потерь от самоубийственной междоусобной борьбы, контролируемые территории делятся на районы, закрепленные за отдельными мафиозными группами. Центральное руководство гангстерского сообщества, если оно есть, выполняет координирующие функции (аналогично национальным союзам предпринимателей в легальных отраслях). Мафиозное сообщество в результате представляет собой федерацию относительно самостоятельных, часто враждующих организаций. На своем «участке» каждая мафиозная группа действует монопольно, однако время от времени происходит силовой передел территорий (часто в ходе мафиозных «разборок»).
Мафиозный бизнес высокоприбылен, причем средняя норма гангстерской прибыли отличается от нормальной средней нормы прибыли на несколько порядков. В легальном бизнесе 10% годовых считаются очень высоким показателем, в то время как в наркобизнесе норма валовой прибыли в одной торговой сделке может превышать 1000%. Но оборотной стороной высокой валовой прибыли являются не менее высокие издержки. В этом бизнесе невозможна обычная страховка предпринимательских рисков, которые достаточно высоки (при транспортировке наркотиков правоохранительные органы перехватывают примерно 10% всех грузов). В результате полицейского преследования мафиозный предприниматель рискует оказаться на длительный срок в заключении и даже расстаться с жизнью. Своеобразной страховкой можно считать систематический подкуп полиции и политиков. Однако эти «страховые взносы» огромны и доходят до 1/3–1/2 валовой прибыли. Высоки также издержки «отмывания» (легализации) преступных капиталов – 5–10% доходов. Очень своеобразны в мафиозном бизнесе издержки конкурентной борьбы: обычный бизнесмен рискует потерять свой капитал, мафиозный – и свою жизнь. В силу этих причин средний уровень чистой прибыли членов преступных организаций не так уж велик, а ее легальное использование затруднено.
