Уголовная ответственность свидетеля и потерпевшего

Воспринимать этот опыт автоматически все же не следует. Ссылки на законодательство и практику зарубежных стран не совсем корректны, необходимо учитывать реальность осуществления права на защиту. В этих странах подсудимые, как правило, используют свое право отказаться от дачи показаний, а защиту осуществляют опытные адвокаты, в том числе и тогда, когда подсудимый не имеет личных средств для оплаты их труда Россия еще не вышла на такой уровень массового обеспечения квалифицированной защитой, часто подсудимому приходится в одиночку бороться с обвинением и даже с судьей, исповедующим обвинительный уклон. Поэтому установление уголовной ответственности за дачу ложных показаний уничтожило бы остатки презумпции невиновности и во многих случаях лишило бы подсудимого реального права на защиту, тем более, что ложные показания могут быть способом не только уклониться от ответственности за действительно совершенное преступление, но и спастись от ложного обвинения в преступлении, совершенном другим лицом, что в жизни встречается не так уж редко.

Прямое отношение к понятию субъекта и определению пределов действия привилегии от самообвинения имеет вопрос об ответственности за самооговор (ложную информацию о том, что ее автор якобы совершил преступление). В литературе высказаны различные взгляды на уголовно-правовую оценку самооговора его предлагают квалифицировать либо как ложный донос (ст. 306 УК), либо как дачу ложных показаний (ст. 307 УК), либо как укрывательство (ст. 316 УК), либо при определенных обстоятельствах как действия, не содержащие признаков какого-либо преступления (иногда с предложением криминализировать его путем принятия специальной нормы).

В реальной жизни самооговор встречается сравнительно редко, но постоянно, причем его мотивы многообразны. Одним из них может быть стремление оказаться в местах лишения свободы, «затеряться» там, чтобы отвлечь подозрения в совершенном более тяжком преступлении Типичным мотивом является желание взять на себя вину в совершении «чужого» преступления, чтобы спасти от ответственности подлинного преступника. Это может быть результатом добровольного волеизъявления автора самооговора либо просьбы или давления со стороны действительного преступника, его родственников, причем часто используется расчет на то, что автора самооговора строго не накажут, особенно если это несовершеннолетний, престарелый либо многодетная женщина. Например, когда в период действия УК РСФСР преступлением считалось изготовление крепких спиртных напитков домашней выработки (самогоноварение), то при обнаружении в доме самогонного аппарата вину охотно брали на себя пожилые бабушки, в настоящее время аналогичным образом иногда поступают многодетные матери, если в квартире найдены наркотические средства. В результате может быть осужден невиновный человек, а подлинные преступники останутся безнаказанными.

Опасность самооговора существенно повышается, когда он причиняет вред еще и другим интересам, например, общественной безопасности, что наблюдается при распространившихся в последнее время случаях заведомо ложного сообщения об акте терроризма, якобы совершенном заявителем. Эти действия представляют собой самостоятельное преступление, предусмотренное ст. 207 УК.

Исходя из изложенного, сосредоточим внимание на ситуациях, когда самооговор совершен с целью освободить от ответственности лицо, фактически совершившее преступление. В этом случае нарушаются интересы правосудия, заключающиеся в том, чтобы каждый виновный в преступлении понес наказание, но ни один невиновный не был осужден.

М.X. Хабибуллин считает, что самооговор следует квалифицировать либо как ложный донос (если ложное самообвинение в совершении преступления совершается путем явки «с повинной» или подачи заявления в следственные органы), либо как дачу заведомо ложных показаний (если лицо делает самооговор в процессе его допроса на предварительном или судебном следствии). Однако самооговор не всегда может быть признан преступлением субъектом дачи ложных показаний может быть только лицо, непричастное к совершению преступления, а если самооговор сделан с целью принятия на себя вины других соучастников, то такие действия нельзя квалифицировать как дачу заведомо ложных показаний, ибо субъектом данного состава не может быть подозреваемый, обвиняемый, подсудимый[73].

С критикой такого решения выступила С.С. Кузьмина, которая считает, что уголовно наказуемый ложный донос возможен только в отношении действий другого лица, поэтому самооговор не может квалифицироваться как ложный донос Аналогично должен решаться вопрос и о самооговоре в процессе дачи ложных показаний свидетелем, поскольку последний сообщает сведения о преступном поведении других лиц, а не о собственных уголовно наказуемых действиях Наконец, самооговор подозреваемого или обвиняемого также не может влечь ответственность за дачу ложных показаний, ибо эти лица не являются субъектами данного состава[74].

На невозможность квалификации самооговора как лжесвидетельства оказывают также В.А. Блинников и В.С. Устинов, которые в подтверждение своего вывода отмечают, что на этот случаи распространяется конституционное положение о свидетельском иммунитете[75]

Таким образом, в приведенных высказываниях даны разные толкования конституционной нормы о свидетельском иммунитете. Однако, по нашему мнению, в данном случае речь должна идти вовсе не о нем, а о другом положении, зафиксированном в ст. 51 Конституции РФ, а именно — о привилегии от самообвинения (никто не должен свидетельствовать против себя самого), при которой содержанием показаний является ложная информация о неправомерных действиях, якобы совершенных лицом, предоставляющим эти сведения. Поскольку самооговор заключается в заявлениях или показаниях о собственных действиях (пусть даже фактически не совершенных данным лицом), то в силу привилегии от самообвинения автор этих заявлений не может нести ответственность ни за ложный донос (ст. 306 УК), ни за дачу ложных показаний (ст. 307 УК).

Конечно, заслуживает внимания возражение, заключающееся в том, что при самооговоре речь идет о преступлении, которое автор самоотвода фактически не совершал. Но это соображение вряд ли является весьма существенным, так как привилегия от самообвинения, закрепленная в Конституции РФ, является абсолютной, из нее не может быть никаких исключений. Другое возражение - что самооговор причиняет вред интересам правосудия - также имеет под собой реальную основу, но такой же вред причиняет любая ложь, однако не любая ложь является преступлением (например, ложные показания обвиняемого, не признающего себя виновным в совершенном им преступлении).

Обсуждались также предложения квалифицировать самооговор с целью освободить от ответственности лицо, фактически совершившее преступление, как укрывательство МX Хабибуллин выступил против такого решения, мотивируя это тем, что самооговор не является физическим действием по сокрытию преступления. Эта позиция основана на том, что ее автор вообще отрицает возможность совершения укрывательства интеллектуальными способами[76]. Однако С. С. Кузьмина полагает, что самооговор следует квалифицировать именно как укрывательство[77]. К этому мнению присоединяется Н.С. Косякова, которая одновременно предлагает сделать дачу ложных показаний квалифицированным видом в составе укрывательства[78].

Возможность интеллектуального укрывательства была обоснована выше, при изложении объективной стороны этого состава. Другие авторы, как было показано выше, при обзоре разных позиций по поводу оценки самооговора, вносят предложения о применении норм о ложном доносе или ложных показаниях, но не приводят каких-либо аргументов против квалификации самооговора как укрывательства. В то же время самооговор содержит как объективные (препятствует установлению подлинного виновника), так и субъективные (когда совершается именно с этой целью) признаки укрывательства и тем самым причиняет правосудию вред, типичный для данного преступления. Поэтому такого рода самооговоры должны влечь ответственность по ст. 316 УК.

Субъективная сторона заведомо ложных показаний заключается в прямом умысле. Заведомостъ относится к ложности сообщения, т. е. виновный осознает, что излагаемые им сведения не соответствуют действительности, и желает, чтобы они стали известны следствию или суду. Сообщение не соответствующих действительности фактов ввиду ошибки восприятия, запамятования и т. д. не образует состава преступления.

Мотивы и цели заведомо ложных показаний могут быть различными: месть обвиняемому или, наоборот, жалость к нему, стремление оказать услугу истцу или ответчику и др. Как показывает практика, чаще всего ложные показания даются в пользу обвиняемого, а их мотивами выступают традиционные для российского менталитета сострадание, желание сохранить отношения со знакомыми, а нередко незаконное воздействие обвиняемого, его родственников и соучастников и вызванное им опасение мести. По данным И. В. Дворянскова в пользу обвиняемых (подсудимых) дастся 88,1% ложных показаний, из них из-за боязни расправы 34,6%[79].

В ч. 2 ст. 307 УК содержится одно квалифицирующее обстоятельство - обвинение в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления. По содержанию это обстоятельство аналогично тому, которое указано в ч. 2 ст. 306 УК. В. Сверчков правильно отмечает, что для наличия данного обстоятельства не является обязательным предъявление потерпевшему от ложных показаний обвинения в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления - достаточно, чтобы представленные сведения способствовали привлечению к ответственности в совершении такого преступления[80].

Ряд авторов обоснованно предлагает расширить перечень квалифицирующих обстоятельств и включить в него наступление тяжких последствий (осуждение невиновного, длительное содержание под стражей, вред здоровью) и совершение преступления группой лиц[81]. Следовало бы «вернуть» в ст. 307 УК и создание искусственных доказательств обвинения, которое было в аналогичном составе ст. 182 УК РСФСР 1960 г. и сейчас существует в родственном составе заведомо ложного доноса (ч. 3 ст. 306 УК).

В соответствии с примечанием к ст. 307 УК свидетель, потерпевший, эксперт, специалист или переводчик освобождаются от уголовной ответственности, если они добровольно в ходе дознания, предварительного следствия или судебного разбирательства до вынесения приговора или решения суда заявили о ложности данных ими показаний, заключения или о заведомо неправильном переводе.

Споры возникли по поводу того, является ли это основание освобождения деятельным раскаянием, о котором в общем виде говорится в ч. 2 ст. 75 УК, и, следовательно, должны ли соблюдаться все условия, указанные в этой норме, либо достаточно установить обстоятельства, предусмотренные в примечании к ст. 307 УК. Подробно проанализировав этот вопрос и сформулированные по нему позиции разных авторов, Л. В. Лобанова приходит к обоснованному выводу, что примечание к ст. 307 УК (как и ко многим другим нормам Особенной части УК) является самостоятельным основанием освобождения от ответственности, которое не совпадает полностью с условиями деятельного раскаяния, описанными в ч. 2 ст. 75 УК[82].

Косвенным подтверждением этого вывода служит то, что в ч 1 ст. 28 УПК отдельно предусмотрено прекращение уголовного преследования на основании ч 1 ст. 75 УК и отдельно, в ч 2 ст. 28 УПК, в случаях, специально предусмотренных соответствующими статьями Особенной части УК, при этом отсутствует ссылка на ч 2 ст. 75 УК, на что правильно обратил внимание Ю И Кулешов.[83]

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17



Реклама
В соцсетях
скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты