Этот взгляд поддерживается и кассационным сенатом, хотя, впрочем, решение, высказывающее его, нельзя назвать верным, так как сенат смешал имущественный ущерб с опасностью для имущественной сферы лица (см. ниже), признав предметом мошенничества даже последнюю. Псковской окружной суд в деле Волейко и Фролова требовал для признания мошенничества, чтобы виновный не имел права собственности на ту вещь, которая стала предметом преступления; поэтому обманные действия относительно собственных вещей, подлежащих продаже за долг другому лицу, он отказался признать преступным похищением чужого имущества, Но сенат (IV, 321) нашел, что как скоро определенное имущество лица стало обеспечением имущественного права другого (что, при отсутствии заклада, начинается только с момента описи), то оно может быть предметом мошенничества со стороны самого собственника. Правда, в деле Волейко представлялось лишь притворное обязательство ко вреду прав кредитора, что вовсе не соответствует условиям обмана как способа действия его, но это уже другой вопрос.
На основании этого же начала, разделяемого и судебною практикою, для признания имущества «своим» в делах о мошенничестве вовсе не следует требовать, чтоб виновному принадлежала та именно вещь, которую он выманил посредством обмана; достаточно, чтобы ему принадлежало выманенное им право, так что приобретением вещи он только делает возможным осуществление своего права, все равно, опирается ли оно на формальные документы или нет. В краже, наоборот, вопрос ставится о тождестве похищенной вещи с вещью, принадлежащею виновному, и если напр., я краду у закладчика не заложенную мною, а другую хотя и равноценную вещь, то о наличности кражи не представляется никаких сомнений. Поэтому выманивание обманом должной мне или равноценной долгу вещи не составляет мошенничества, так как я осуществляю свое имущественное право. Этот взгляд признан и уг. кас. сенатом в решении по делу Фомина (IV, 122). Фомин послал к Бабанову работника с 35 руб. для покупки мяса; свесив мяса на всю эту сумму и получив деньги, Бабанов затем отпустил мяса только на 13 руб., а остальные 22 руб. удержал за долг ему Фомина, который, впрочем, долга этого при разбирательстве не признал. Бабанов был подвергнут ответственности только за самоуправство, что одобрено сенатом.
Рассмотрение видов имущества, могущих быть предметом мошенничества, приводит к тому заключению, что предмет его и кражи не Одинаков. С одной стороны он шире, что обусловливается способом действия, благодаря которому многие виды имущества оказываются гарантированными против кражи и беззащитными от мошенничества; таковы право фирмы, права отвлеченной собственности, права в чужой вещи, обязательственные отношения и пр. В этом отношении с мошенничеством ближе сходится другое имущественное преступление, не имеющее у нас того значения, какое придает ему уголовное право западной Европы под названием вымогательства, extorsion, Erpressung. Под ним разумеется побуждение лица посредством насилия отказаться в пользу виновного от какого либо имущества или выдать на себя какое либо обязательство и т. под так что, оно обнимает всякое имущество в тех же размерах, как и мошенничество. У нас также существует преступление вымогательства, но оно разбито на несколько, совершенно отдельных видов: насильственное побуждение к выдаче на себя обязательств (ст. 1686, 1687 Улож.), грабеж и разбой в смысле насильственных действий, которыми другое лице побуждается передать виновному какую либо наличную вещь (ст. 1627, 1637) и служебное вымогательство (ст. 377 Улож.)— Различие предмета мошенничества и кражи вытекает само собою из различия способа действия; в том и другом преступлении; поэтому оно обыкновенно не указывается законодательствами, которые с полным основанием могут предоставить разработку этого вопроса деятельности юристов. В самом деле, мы повсеместно замечаем, что судебная практика понимает предмет мошенничества гораздо шире, чем предмет кражи и, след., не считает их тождественными [18]. Но криминалисты— теоретики, высказывая приводимыми ими примерами свое согласие с взглядами судебной практики, продолжают утверждать в общем определении мошенничества, что предмет его и кражи один и тот же [19]. Они забывают, что различие в способе действия обусловливает и различие в предмете нарушения, так что хотя законодатель, указывая способ действия мошенничества, имеет полное право удержаться от указании тех влияний, какие производит характер действия на объем предмета нарушения, но наука не может сваливать с себя этой обязанности.
Но, с другой стороны закон, придавая чересчур большое значение способу действия кражи как тайному похищению, не ограничивает ее нарушением имущественных прав. Так в ст. 1657 и 1658 Улож. о наказ. к краже отнесено похищение принадлежащих другому крепостей, межевых планов, книг, или других какого либо рода актов, документов или бумаг, или актов и иных официальных бумаг, принадлежащих к делам какого либо суда или управления, лишь бы только виновный руководился намерением «доставить себе или другому какую либо противозаконную выгоду». Ясное дело, что кара, составляющая санкцию этих статей, существует не исключительно для охраны отношении имущественных: похищаемые акты могут не иметь никакой имущественной ценности—кроме разве стоимости бумаги, на которую закон, очевидно, не мог обращать серьезного внимания. Так, например, практика относит сюда похищение чужого вида на жительство, видя намерение получить противозаконную выгоду в том, что виновный избегает платежа денег за собственный паспорт или вообще неудобств по получению его (кк. рр. III, 254; IV, 40; V, 298). Спрашивается, можно ли переносить это узаконение и на мошенничество?
Здесь, думаю, нужно различать случаи двоякого рода:
а) документы, не имеющие значения имущества и выманиваемые обманом, не составляют юридического обеспечения имущественных прав потерпевшего или выманиваются не для лишения его такого обеспечения. Напр. А. выманивает у Б. обманом его паспорт для проживания по нему. Для разрешения поставленного вопроса относительно таких случаев нужно принять в соображение: 1) что ст. 1657 и 1658 Улож. о наказ. предусматривают не противозаконное приобретение права на имущество, а доставление себе какой либо имущественной выгоды, хотя бы без нарушения чужого имущественного права (к. р.V, 298); 2) в общем правиле для понятия кражи и мошенничества требуется нарушение чужого права на имущество и только для кражи состав преступления специальным законом раздвинут и на некоторые случаи доставления себе или другому какой бы то ни было противозаконной выгоды без нарушения чужого имущества; 3)относительно мошенничества подобных специальных узаконение не имеется, кроме одного случая самовольного пользования чужим имуществом (т. 5 ст. 17 4 уст. о наказ.), неправильно включенного в узаконения о мошенничестве. Поэтому ответ на предложенный вопрос должен быть отрицательный.
б) Напротив, если документы и иные акты или бумаги, сами по себе не составляющие знаков имущественных ценностей, составляют, однако обеспечение имущественных прав потерпевшего и выманиваются для лишения его такого обеспечения, то действие виновного может быть признано средством для совершения мошенничества; причина та, что ими охраняется имущественное право другого лица, след. лишение его этой охраны есть посягательство на нарушение чужого имущества. Но для признания полного состава мошенничества в этих случаях, согласно общему правилу, необходимо требовать наличность действительной имущественной потери. Практика кас. сената также признает, что посягательство на обеспечение имущественного права входит в группу имущественных нарушений; так предъявление обманом для заклада ящика с чугунными черепками вместо часов признано мошенничеством [20] (V, 67), а в делах об обманах для побуждения к выдаче письменных обязательств вышеуказанное начало указывается буквою самого закона; так, напр., побуждение обманом вступить в обязательство, в силу которого потерпевший сообщает виновному документы, содержащие в себе секреты ремесленной или фабричной промышленности, вполне обнимается ст. 1688 Улож. о наказ.
Наконец нельзя не заметить, что предмет мошенничества шире предмета других имущественных преступлений и потому, что один из особенных видов его, предусмотренный ст. 518 улож., обнимает обманы для побуждения к вступлению в военную службу за другое лицо, совершаемые посредником между сдатчиком и нанимающимся. Здесь предметом преступления, впрочем, все-таки оказывается имущественное право нанимающегося — право требовать любое количество за свой будущий труд, — с тем лишь, что к нему примешивается посягательство на свободу распоряжения своею личностью (к. р. IV, 1102),
Представляя собою в общем, правиле чужое движимое имущество, мошенничество необходимо предполагает потерпевшего, хотя бы, впрочем, как мы видели в § 6, в процессе нельзя было выставить конкретного представителя его.
Потерпевшим от мошенничества может быт всякое лицо как физическое, так и юридическое; так в ряду последних особо указаны страховые общества и, в некоторых случаях, казна. Совершение обмана против страхового общества есть обстоятельство, значительно увеличивающее наказуемость мошенничества (ст. 1195 Улож.); объем и условия его мы рассмотрим во II отделении. Казна упоминается особо только в тех случаях, где нарушение ее имущественных интересов производится посредством обмана чиновника или в соучастии с ним; особенность здесь та, что при согласии чиновника обман казны все-таки предполагается в наличности, с тем лишь, что чиновник подвергается обыкновенно служебным наказаниям и действие его не признается мошенничеством, а частное лицо, виновное в обмане, наказывается как за мошенничество; см. напр. ст. 493 Улож. Однако, нередко правила о мошенничестве распространяются как на частное, так и на должностное лицо; напр. ст. 655 Улож.
Хотя таким образом в общем правиле мошенничество непосредственно нарушает лишь частные интересы лица потерпевшего, но некоторые виды его имеют более близкое соотношение с общественными интересами, представляя собою опасность для имущества неопределенного множества граждан. В первое время развития мошенничества только эти обманы обращали на себя внимание уголовного законодателя, но хотя теперь он во многих странах признал преступными и другие виды, однако ему не следовало бы упускать из виду, что эти случаи представляются более вредными для гражданского общества и потому должны вызывать против себя более строгую репрессию. Таковы, например, обманы для изменения цен на бирже, рассчитанные на биржевую игру, особенно если они производятся путем печати; открытие мнимых торговых предприятий для более легкого похищения чужого имущества и т. под. Несомненно, что и по нашему законодательству случаи этого рода должны будут подлежать ответственности как мошенничество, и потому редактор, условившийся с корреспондентом о присылке себе обманчивых телеграмм с намерением спекулировать на бирже, должен будет занять место на скамье подсудимых. Но здесь следовало бы назначить более строгое наказание, чем за другие виды простого мошенничества, так как действие виновного, посягая на имущество неопределенного множества граждан, несравненно более вредно и преступно.
К обманам же, имеющим такой усиленный общественный интерес и подрывающим прочность взаимного доверия в обществе, относятся передачи виновным за настоящие фальшивых ассигнаций и монеты, случайно полученных им. Здесь важность преступления умеряется началом: «за что купил, за то и передал.». Но тем не менее общественный характер их проявляется весьма резко в том, что здесь состав мошенничества установляется фактом заведомой передачи подложного за действительное совершенно независимо от того, в каких отношениях произошла и эквивалентом чего служила эта передача. Поэтому передал ли я такие ассигнацию и монету в виде платежа за купленные товары, или в форме подарка, или расплатился ими в доме терпимости, или произвел ими платеж за забранное мною в кредит вино, я во всяком случае рискую подпасть ответственности по 2-й ч. 567 или 576 ст. Улож. о наказ., но отсюда вовсе не следует, будто бы предметом мошенничества может быть право по долговой расписке за вино или непотребный труд публичной женщины. Эту сторону вопроса упускают, из вида многие криминалисты и, между ними, Меркель.
