Характер преступного последствия в мошенничестве
Характер преступного последствия в мошенничестве
Мошенничество направляется, с одной стороны, к нарушению чужого имущественного права, с другой - к получению имущественной прибыли. В настоящем подразделении мы займемся рассмотрением характера этих его последствий.
Примечание. Обыкновенно при рассмотрении объективного состава мошенничества довольствуются указанием первого момента, второе же последствие; – имущественную прибыль–считают достаточно установленным тем требованием, чтоб действие виновного совершалось с корыстным намерением. С этим согласиться нельзя. Оба имущественные последствия мошенничества – прибыль и вред – должны стоять между собою в определенном соотношении, верное выражение которого возможно только тогда, если они будут изложены совместно при анализе объективной стороны. Выставление корыстного мотива деятельности для этого недостаточно; легко может случиться что даже употребляя обман исключительно как средство повреждения или истребления чужого имущества, виновный руководится корыстным мотивом, что, однако, не превращает его действия в мошенничество благодаря несоответствию потери и прибыли. Таково, напр., побуждение обманом огласить факт, заведомо для виновного могущий подорвать кредит фирмы лица, оглашающего его, с тем именно намерением, чтоб подрывом чужой фирмы упрочить свою; сюда же относятся все обманы как средство истребления чужого имущества, совершаемые виновным по подкупу третьего лица. Во избежание смешений, подобных случаев с мошенничеством я признал более верным включить, указание имущественной прибыли в объективный состав рассматриваемого преступления.
Мы уже видели, что мошенничество как преступление против чужого имущества необходимо требует нарушение или посягательство на нарушение чужого имущества, стоящего под юридической охраной. Но понятие имущественного ущерба или нарушения необходимо предполагает:
Изъятие или посягательство изъять тот или другой предмет имущественного права из сферы юридической власти лица, которому оно принадлежит. Все законодательства той семьи, которой знакомо мошенничество как альтернатива кражи, требуют непременно этот признак. Французский Code penal ставит непременным условием мошенничества выманивание чужой движимости, капиталов, обязательств, распоряжений и англо-американские статуты также требуют необходимым последствием мошенничества потерю потерпевшим каких либо имущественных ценностей. В русском праве признак этот совершенно ясно высказан тем условием мошенничества, по которому оно есть «похищение чужого имущества», т.е. взятие его из юридической власти управомоченного. – Конечно, в имущественной сфере возможны и нарушения другого рода, нарушения нематериальные. Легко представить себе, что то или другое лицо вследствие обмана распоряжается своим имуществом не так, как бы оно распорядилось им без влияния обмана, и, однако, не теряет ничего из своих имущественных ценностей. Напр., А. посредством обмана убеждает Б. не покупать билета в театр, не дарить свою вещь тому лицу, которому бы оно хотело подарить ее, и т. под. Свобода Б. распоряжаться своим имуществом здесь, несомненно, нарушена и обман имел своим последствием даже изменение в его имущественной сфере, но только изменение формальное; последствие обмана, таким образом представляется здесь чисто формальным и имущественное право в объективном смысле, т.е. предметы имущественного обладания, не подверглось никакому нарушению; оно осталось в прежних размерах и нисколько не уменьшилось. След., здесь нет материального изменения имущества, потери имущественной ценности, которая составляет необходимое условие мошенничества.
Однако практика многих германских государств, не признает его необходимым, что объясняется неловкостью редакции законодательств тех государств, упоминающей об имущественной прибыли как последствии мошенничества только в субъективном составе его и довольствующихся для объективного состава «повреждением чужого имущества» без более точного определения этого признака. Таково именно прусское уложение § 241: кто с корыстным намерением повреждает чужое имущество» обманом, тот» и пр. В виду такой редакции прусская судебная практика расчленяет оба элемента преступного последствия – ущерб и прибыль, превращает последний в «корысть» (Gewinn) и видит наличность его во всяком улучшении имущественного положения виновного (jede Verbesserung der Vermögenslage), между прочим и в получении права временно распоряжаться как бы то ни было вещью, в получении денег в долг, хотя бы заемщик имел намерение возвратить их и т. под. [1]. Это не могло не отозваться и на отношении к имущественному ущербу, требуемому законодательством. В самом деле, наличность его признается во всяком ухудшении положения имущественной сферы обманутого, хотя бы только в причинении преходящего ущерба, притом совершенно безразлично, принадлежит ли потерпевшему в данном случае право гражданского иска или нет, состоит ли ущерб в действительном уменьшении или только в опасности уменьшения имущественной сферы лица [2]. Впрочем, даже германская юридическая литература восстает против такого чрезмерного расширения состава мошенничества, замечая, что для наличности его необходимо требовать не только ухудшение или опасность ухудшения, но действительное уменьшение имущественных прав обманутого [3].
Хотя этот признак, повторяю, весьма ясно требуется нашим законодательством в общем определении мошенничества, но некоторые особенные постановления его могут возбудить сомнения, не следует ли в предусматриваемых ими случаях переносить на почву русского права взгляды прусской судебной практики. Сюда принадлежат ст. 518, 1195 и 1688 Улож. о нак.
Но ст. 518 по точному смыслу ее не ограничивается формальным нарушением; напротив. Она требует, чтоб обман имел своим последствием вступление обманутого в обязательство наняться в рекруты, след., чтоб действительно произошло нарушение права лица располагать своим трудом, имеющее для него вредные последствия, которые сводятся к нарушению имущества в обширном смысле.
Тоже должно сказать о 1195 ст.; правда, редакция ее: «кто, в намерении ввести страховое общество в ошибку, дозволит себе какой либо обман или подлог», далеко не может быть признана удовлетворительной по своей неопределенности. Но из существа предусматриваемых в этой и следующей 1196 статье отношений, несомненно, следует, что субъектом преступления здесь признается страхователь, потерпевшим – страховое общество; и так как отношения страхования имеют часто имущественный характер, то очевидно, что указанная в ст. 1195 «ошибка» имеет уголовно-юридическое значение лишь на столько, на сколько она вызывает потерю или возможность имущественной потери на стороне страхового общества.
Наконец и ст. 1688, при всей неудовлетворительности своей редакции, не может дать сколько-нибудь прочных основ для защиты противоположного мнения. Она требует, чтоб, сделка, в которую вовлекается обманутый, была невыгодна по имуществу, или предприятия и обороты, в которые он заманивается, были убыточны или, по крайней мере, весьма неудобны для него. Следовательно, во всех предусматриваемых ею случаях законодатель условливает наказуемость не голым фактом нарушения свободы распоряжения лица в его имущественной сфере, а напротив наличностью при этом более или менее значительного вреда, т.е. наличностью материального ущерба. Сомнения в справедливости этого толкования, если они и могут представиться по поводу употребления в этой статье выражений «убыточной» или «невыгодной» и вполне устраняются мотивами редакторов проекта Уложения к ст. 2133 и 2134 его (ст. 1688, 1689 Улож.). Показав неосновательность существовавшей в Своде Законов рубрики «лживых поступков» в виду того соображения, что ею смешивались веления нравственности с началами юридическими, они продолжают: «На сем основании большая часть обманов, или так называемых лживых поступков, и все те из них, которые чаще являются в гражданской жизни каковы: обмер, обвес, обманы в игре, отнесены нами в отделение о воровстве-мошенничестве. Есть, однако, преступления, хотя по свойству своему совершенно того ж рода, но имеющие, так сказать, особый характер, который, по мнению нашему, должен быть отличен и указан в законах, определяющих разные виды нарушения прав собственности. Таковы суть подлоги в письменных актах и преступление, о коем упоминается в 2133 статье. Оно есть одно, из самых обыкновенных в наше время и едва ли не из самых вредных, именно злоумышленное через лживые известия или внушения побуждение легковерных, легкомысленных или же слабоумных людей к явно невыгодным по имуществу их сделкам. Этим редакторы и заканчивают, свидетельствуя таким образом, что указанный признак они также имели в виду говоря об убыточных, и неудобных для обманутого предприятиях и оборотах.
Однако, один из видов, отнесенных нашим общим законодательством к мошенничеству, для состава своего не требует непременно наличность имущественного ущерба на стороне обманутого. Это–продажа вещей не клейменными мерами. В Уложении встречаются о нем два постановления:
Ст. 698. Виновный в продаже питей не клейменными или хотя клейменными, но неверными мерами, подвергается: наказаниям по статьям 1175, 1176, 1177, 1666 и 1667 сего Уложения и по статьям 173–176 устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями.
Отсюда, конечно, еще нельзя заключить, что факт продажи питей не клейменными мерами уже достаточен сам по себе для признания состава мошенничества; напротив, совместное указание здесь с постановлениями о мошенничестве ст. 1175 Улож. определяющей незначительные денежные штрафы за употребление верных, но не клейменных мер и весов, показывает, что и к питейным торговцам не должны бы иметь применения законы о мошенничестве, если употребленные ими меры были верны или даже больше клейменных. Но этот взгляд – очевидно единственно верный–опровергается 2-ю ч. 1177 ст. Улож.:
«Продавцы напитков, питейному и акцизному сбору подлежащих, за употребление, при продаже оных, не клейменной посуды, подвергаются: наказанию, определенному за обмер, а найденная посуда немедленно истребляется».
Другое исключение из общего правила, также не могущее подыскать себе логических оснований, введено в систему нашего права декларацией русского министерства иностранных дел с французским от 6/18 мая 1870, данной в дополнение к трактату о мореплавании и торговле 1857. Согласно ст. 1 ее виновные в продаже или выпуске в обращение товаров с знаками французских фирм, подделанными в одном из государств, не состоящих с Россией в международных торговых обязательствах (см. стр. 38), подвергаются ответственности установленной за мошенничество, хотя бы обманутый вследствие лучшего качества проданных товаров сравнительно с товарами той фирмы, за которую они выданы, не понес никакого имущественного ущерба. Это исключение тем более шатко. что рядом с ним в нашем законодательстве существует противоположный верный взгляд для тех же случаев, если только подделка совершена в России или в одном из государств, состоящих с нею в международных торговых трактатах. Таким образом декларация 6/18 мая создала в нашем праве по одному и тому же вопросу два противоположные течения, очевидно только потому, что составители ее упустили из виду ст. 1354 Улож., более соответствующую существу предусматриваемых ею отношений, чем законы о мошенничестве.
Таким образом имущественный ущерб, как непременное условие мошенничества, может иметь место только при действительном уменьшении имущественных благ потерпевшего, при изъятии того или другого предмета имущественного права из сферы его юридического обладания. Но в практике могут представиться затруднения, при каких условиях признавать его в наличности. Остановимся на двух случаях этого рода, которые могут служить прототипами всех остальных.
