Обращает на себя внимание также то обстоятельство, что если компенсация морального вреда в правовых системах многих стран является способом правовой защиты личных нематериальных благ, то в русском праве с самого начала сказывается его определенный самобытный характер, выразившийся в установлении денежных вознаграждений за посягательства не только на нематериальные блага, но и на довольно широкий круг имущественных прав граждан. Первый отечественный кодекс - Русская Правда, предусматривал целый ряд статей, направленных на защиту жизни, здоровья, чести. При воровстве, незаконном пользовании чужой вещью, помимо возмещения имущественного ущерба устанавливалось особое денежное вознаграждение «за обиду». В статье 34 Пространной редакции Русской правды говориться, что в случае кражи коня, оружия или одежды, кроме вознаграждения похищенного, виновный платит собственнику еще и 3 гривны за обиду.
Немало внимания уделялось материальной ответственности за посягательство на Честь и достоинство человека, например за такое, как «рванее усов и бороды» как символов мужественности, или за удар не обнаженным мечом[64].
Статья 2 Краткой редакции Русской Правды, в случае нанесения телесных повреждений, предоставляет потерпевшему альтернативу: либо самому мстить обидчику, либо, в случае отказа от мести, получить с последнего 3 гривны «за обиду». Большое значение имеет имущественная компенсация родственникам убитого. Русская Правда ограничивает власть родственников погибшего над убийцей путем предоставления возможности замены кровной мести выкупом. Убийца мог уладить дело с родственниками убитого, заплатив названную ими сумму («головщину»). Если виновный оказывался несостоятельным, последние могли наказать его по своему усмотрению, но не имели права лишить жизни. Население местности, где проживал убийца, ручались за него.
Однако, если тот все-таки уклонялся от ответственности, общество «вервь» выплачивало взыскиваемую сумму родственникам убитого[65]. Русская правда в ее Пространной редакции на протяжении нескольких веков оставалась общим законом, определяющим принципы отечественного судопроизводства. Даже в XV - XVI вв. суды нередко назначали стародавние виры и «продажи», а также «поток и разграбление» (отобрание всего имущества осужденного и «выбитая его вон из земли»). В Двинской уставной грамоте 1397 года одним из основных видов наказания является «продажа» (денежный штраф) в пользу пострадавшего или его родственников. Белозерская уставная грамота 1488 года за убийство разбойничьими шайками устанавливает смертную казнь, а за иные формы лишения жизни - денежные взыскания[66].
Изданный в 1497 году Судебник Ивана III, ставший первым кодексом общерусского права централизованного государства, предусматривал наряду со смертной казнью взыскание годовщины из имущества убийцы. В Судебнике Ивана IV (1550 год) также есть положения о возможности предъявления гражданского иска за убийство. Оба Судебника включают и целый ряд статей о взыскании за бесчестие, т.е. о выплате в пользу обиженного определенной денежной суммы, при этом размер суммы зависит от того, к какому сословию принадлежит пострадавший[67]. Российское законодательство XVII века продолжило традиции, по которым при совершении имущественных преступлений пострадавшему выплачивается сверх суммы причиненного собственно имущественного ущерба дополнительное денежное вознаграждение. Соборное уложение 1649 года, сохранившее идеи всесторонней защиты прав личности, только определению «размера бесчестия» было посвящено 73 статьи, т.к. сословная дифференциация достигла в нем высших для средневековья значений. В зависимости от звания и сана ответственность за оскорбление определялось от 1 до 400 рублей. Социальное положение человека влияло на размер денежной компенсации за причинение телесных повреждении.
Правила о взыскании за «бесчестье» в общих чертах действовали и в XVIII веке, дополненные при Петре I законами об оскорблении чести в Уставе воинском (1716 год) и Морском уставе (1720 год), в манифесте Екатерины II о поединках, а затем в большинстве перешли в отдел «О вознаграждении за обиды личные имуществом» Свода законов Российской империи. В соответствии с содержащимися в нем положениями, например, за обиду словом и на письме» городскому обывателю уплачивается столько, сколько тот платит за этот год в казну и в городской доход. В дальнейшем возмещение вреда стало регулироваться Законом от 21 марта 1851 года. Однако в нем отсутствовали, какие либо четкие общие нормы, предусматривающие возможность материальной компенсации морального вреда в качестве одного из способов защиты гражданских прав личности. В законе можно найти только относительные, частные аналоги института компенсации морального вреда, которые, разумеется, не могли охватить все возможные случаи его причинения, например, предусмотренное статями 667-669 (первая часть десятого тома Свода законов Российской империи) взыскание с виновного в пользу пострадавшего от обиды или оскорбления специального платежа, строго зафиксированного в размере от 1 до 50 рублей и заменяющего уголовное наказание, или статья 678 (там же), обязывающей судей, постановивших неправосудный приговор, возместить неправильно осужденному материальный ущерб, а также выплатить ему определенную в законе сумму денег[68]. В то же время при причинении вреда здоровью человек, совершении убийства прослеживалось отсутствие четких и недвусмысленных норм, предусматривающих компенсацию именно физических и психических страданий, что делало крайне затруднительным для потерпевших от этих преступлений или их родственников в получении с виновного лица материального удовлетворения за перенесенные ими страдания. В законе говорится «о вреде и убытках» от деяний преступных (статья 644) и непреступных (статья 684). При этом не ясно, подразумевается ли под вредом, подлежащим возмещению, вред только имущественного характера или данный термин можно трактовать шире.
Главное, что действующее законодательство не запрещало компенсацию неимущественного вреда. Причем, выделяя вред от деяний преступных и непреступных, законодатель говорит о «вреде и убытках». Таким образом, один из использованных терминов, а именно «вред», может быть понят как умаление не только имущественных благ, но и благ неимущественных. Указанный термин следовало рассматривать в значении возмещения имущественного вреда только в том случае, если бы это предусматривалось особой нормой. Но и в отношении экономических преступлений и при нанесении вреда здоровью, и в других случаях закон, предусматривая различные формы возмещения вреда, нигде не говорит о том, что ответственность этим и ограничивается. Следовательно, потенциально Закон 21 марта 1851 года открывал дорогу для функционирования института компенсации неимущественного вреда.
Мнения правоведов того времени по данному поводу разделились. Например, П.Н. Гуссаковский отмечал, что стремление путем денежного вознаграждения доставить возможное удовлетворение лицам, потерпевшим нравственный вред, неизбежно приводит к явно несообразному положению, в силу которого означенное вознаграждение должно соизмеряться не с важностью вреда и даже не со степенью участия злой воли в совершении деяния, причинившего вред, а с большей или меньшей состоятельностью пострадавшего[69]. Противником материальной компенсации морального вреда был также и Г.Ф. Шершеневич, утверждавший: «Нужно проникнуться глубоким презрением к личности человека, чтобы внушать ему, что деньги способны дать удовлетворение всяким нравственным страданиям. Переложение морального вреда на деньги есть результат буржуазного духа. Который оценивает все на деньги, который считает все продажным»[70]. Другой точки зрения придерживался С.А. Беляцкин, который, будучи сторонником идеи компенсации, морального вреда вообще, полагал, что законодательство дореволюционной России не препятствовало возмещению неимущественного вреда. «Пусть даже законодатель не задавался серьезно мыслью о нематериальном вреде, а сосредоточивал внимание главным образом на имущественном ущербе ввиду большинства случаев именно такого ущерба. Но раз закон не выразил категорического веления по этому предмету, он, по меньшей мере, развязал руки практике»[71].
Тем не менее, достаточно продолжительное время в России господствовала точка зрения, опиравшаяся на традицию классического римского права. В 1905 году в России был разработан проект нового Гражданского уложения, в котором нашла отражение тенденция, проявившаяся в законодательстве ряда других стран, по формированию института защиты неимущественных благ. Действительно, проект предоставлял право на компенсацию неимущественного вреда в весьма ограниченном числе случаев. Так, в соответствии со статьей 2626 «в случаях причинения обезображения или телесного повреждения, также как и в случаях лишения свободы или нанесения оскорбления, суд может назначить пострадавшему денежную сумму по своему усмотрению, принимая во внимание, была ли со стороны виновного обнаружена злонамеренность и другие обстоятельства дела, хотя бы пострадавший не понес никаких убытков (нравственный вред)». Предполагалось, что такое же право будет иметь женщина, «с которой совершено любодеяние», и девица, «обольщенная обещанием на ней жениться, если виновный не исполнит своего обещания». Заслуживает внимание попытка авторов проекта распространить деятельность институтов защиты неимущественных благ на общественные отношения, связанные с имущественными отношениями, для чего вводилась статья, по которой должник, умышленно или по грубой неосторожности не исполнивший обязательства, может быть присужден к возмещению и других, кроме указанных выше (имущественных), убытков, хотя бы они заключались не в имущественном, а в нравственном, и не подлежали точной оценке[72].
Идея составителей проекта 1905 года по введению в Гражданское уложение института компенсации нравственного вреда была не только ограничена незначительным числом случаев, но и особыми условиями, необходимыми для реализации указанного права, а именно: «злонамерность виновного» (статья 2626); неисполнение обязательства «умышленно или по грубой неосторожности» (часть 2 статья 1655). Тем не менее, данный проект так и остался на бумаге.
Не сразу и с большими сложностями, но в судебной практике к началу XX века стали предприниматься попытки легализации принципа возмещения морального вреда. В 1909 году по делу Дамбы (№ 46) Сенат развил теорию возмещения нематериального вреда в связи с увечьем, дав толкование понятию вреда, причиненного лицу человека увечьем, понимая под ним всякий вред, всякое зло, которым подвергся потерпевший. Далее Сенат разъяснил, что при исчислении размера вознаграждения суд не только вправе, но и обязан принять во внимание наряду с материальным ущербом и другие вредные, не менее тяжкие и нередко непоправимые последствия увечья, как-то: расстройство здоровья, физическое уродство, большая или меньшая беспомощность потерпевшего и вообще более или менее серьезное ухудшение в условиях его дальнейшей жизни[73].
После революции 1917 года отечественная правовая система претерпела кардинальные изменения, но вплоть до 1990 года в гражданском законодательстве отсутствует как сам термин «моральный вред», так, соответственно, и нормы, предусматривающие его компенсацию. Несмотря на это в 20-е годы, после принятия Гражданского кодекса РСФСР 1922 года, среди юристов возникли споры по поводу допустимости возмещения морального вреда. С одной стороны, например, А. Зейц категорически отвергал саму возможность компенсации морального вреда в советском обществе. В свою очередь, Б. Утевский полагал, что и статья 403 ГК РСФСР 1922 года и статья 44 УК РСФСР 1926 года (о наказании в виде возложения обязанности загладить причиненный вред) давали основание для возмещения не только материального, но и морального вреда. С его точки зрения в статье 403 ГК имущественный вред противопоставлялся вреду, нанесенному личности, а, кроме того, по мнению автора, нет никаких оснований ограничивать понятие « личность» только физической неприкосновенностью, т.к. данное понятие носит скорее нематериальный характер, охватывая духовную, моральную сферу человека.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15
