· отсутствие формальной судебной процедуры;
· упрощенное судопроизводство, сводившееся в основном к беседе судьи с подростком при участии его попечителя;
· в основном применение в качестве меры воздействия попечительского надзора;
· обжалование решения судов для несовершеннолетних в особое отделение съездов мировых судей (апелляционную инстанцию на решение мировых судей).
В законах России конца XIX в. содержались юридические нормы, предусматривающие уменьшение тяжести уголовного наказания несовершеннолетних. Как уголовное, так и уголовно-процессуальное законодательство содержало положения о повышенной юридической защите несовершеннолетних по сравнению с взрослыми подсудимыми. Вместе с тем значительный объем судейского усмотрения по этим делам (решение вопроса о действиях «с разумением», вынесение приговоров без установленного срока) все же ставило несовершеннолетних в положение лиц, не защищенных законом.
Говоря о правовой базе ювенальной юстиции этого периода, нельзя забывать об одном российском законе (Закон от 2 июля 1897 г. «О малолетних и несовершеннолетних преступниках»), сыгравшем не положительную роль в уголовной политике в отношении несовершеннолетних, тем более что этот закон действовал и в период работы в России судов для несовершеннолетних, вплоть до его отмены в 1918 г.
Этот закон сохранил для подростков наказания в виде заключения в тюрьму, хотя и в специальных для них помещениях. Для несовершеннолетних в возрасте от 17 лет до 21 года (совершеннолетие в дореволюционной России наступало с 21 года) закон предусматривал каторгу и поселение.
Закон был явно реакционный, так он оценивался прогрессивными русскими юристами. Любопытный исторический факт: отмена Закона от 2 июля 1897 г. декретом Советской власти от 17 января 1918 г. приветствовали юристы – и приверженцы либеральных взглядов, и сторонники советской власти.
Автономная российская юстиция перестала существовать по декрету Совнаркома России от 17 января 1918 г. и была заменена другой системой, которая, по мнению создателей, мыслилась более гуманной, более приспособленной к обращению с детьми и подростками.
Преобразования судебной системы начались в январе 1918 г. и были продолжены через два года после этого – в марте 1920 г.
Декрет от 17 января 1918 «О комиссиях о несовершеннолетних» внес существенные изменения в российское правосудие по делам несовершеннолетних: отменил тюремное заключение и суды для несовершеннолетних.
Для тех лет непривычной была ведомственная принадлежность созданных комиссий по делам несовершеннолетних, они находились в ведении Наркомата общественного призрения. Комиссии включали представителей трех ведомств: общественного призрения, просвещения и юстиции. Обязательным членом комиссии был врач.
В компетенции комиссий входило освобождение несовершеннолетних от ответственности или направления их в одно из «убежищ» Наркомата общественного призрения (сообразно характеру деяния).
30 июля 1920 г. была опубликована разработанная Инструкция о работе комиссии о несовершеннолетних. Это медико-психологический и педагогический документ, определяющий деятельность комиссий, отражал общую ориентацию уголовной политики в отношении несовершеннолетних.
Заседание комиссий о несовершеннолетних были публичными, разрешалось присутствие прессы, но было запрещено публиковать фамилии несовершеннолетних.
Справедливости ради надо отметить, что комиссии о несовершеннолетних восприняли опыт судов для несовершеннолетних дореволюционной России в части, касающейся организации социальных служб по изучению личности и условий жизни несовершеннолетних.
Преимущественное участие неюристов в заседаниях и в принятии решения о судьбе несовершеннолетних снижало юридический уровень деятельности комиссии и соответственно защищенность детей и подростков в этих комиссиях. Приходиться с сожалением заметить, что этот изъян оказался живучим и, несмотря на серьезные перемены, низкий уровень правовой защищенности подростков в указанных комиссиях сохранился до наших дней.
В то время реальности жизни очень скоро заставили вспомнить о судах. Ведь подростки совершали не только малозначительные проступки, но вполне серьезные и опасные преступления. Сами по себе преступления исчезнуть не могли, а бороться с ними у комиссий не было средств.
В феврале 1920 г. был разработан и внесен на рассмотрение правительства проект декрета «О суде над несовершеннолетними». Он был утвержден постановлением СНК РСФСР 4 марта 1920 г.
В отличии от декрета 17 января 1918 г. новый декрет допускал передачу дел несовершеннолетних в возрасте с 14 лет до 18 лет в народный суд, если комиссия о несовершеннолетних установила невозможность применить к ним медико-педагогические меры.
В 20-е гг. вновь произошла переориентация законодательства и практики на судебные формы борьбы с преступностью несовершеннолетних.
В УПК РСФСР (ред. 1923 г.) была сформулирована послереволюционная модель российской ювенальной юстиции, которая включала правила подсудности дел о несовершеннолетних, требования к профессиональному подбору народных заседателей, сроки рассмотрения дел.
Впервые было сформулировано правило о недопустимости рассмотрения дел несовершеннолетних без участия защиты.
К огромному сожалению, эта «вторая модель» ювенальной юстиции развития не получила. Однако, последующие нормативные акты (30–40‑е гг.) выявляют отчетливую тенденцию карательной переориентации правосудия в отношении несовершеннолетних.
Формальным рубежом карательной переориентации уголовной политики в отношении несовершеннолетних стало постановление ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 г. «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних».
Постановление это определило на долгие годы недемократическую прокурорскую и судебную практику в отношении несовершеннолетних. Содержание этого документа дает основание связать его с другими постановлениями, положившими начало политических репрессиям и массовым нарушениям прав человека в нашей стране.
2. Правосудие в отношении несовершеннолетних – российский и зарубежный опыт
2.1 Ювенальная юстиция зарубежных стран в наши дни
Эффективность отправления правосудия в отношении несовершеннолетних в США в конце XIX – начале XX века во многом определялось фигурой судьи.
«Личность судьи, – отмечал известный судья по делам несовершеннолетних Бэрроу, – является элементом огромного значения для успеха всякого «детского» суда. Такой суд не может быть отправляем по автоматическим или механическим моделям… Стойкий гуманный человек, обладающий тактом, большим личным влиянием и знанием закона, знающий детей и могущий снискать их доверие, является тем человеком, который нужен для этого дела».
Неформальный контакт судьи с несовершеннолетним стал важнейшей частью процедуры, поскольку необходимо было добиться осознанного включения ребенка в реабилитационные программы. Кроме того, сами воспитательные учреждения в период действия первых ювенальных судов находились под патронажем благотворительных организаций. И успехи первых судов обусловлены именно этими факторами: личностным характером работы судьи и участием в работе по реабилитации многочисленных общественных (благотворительных) организаций. Реабилитационная работа строилась как определенный способ личностного участия представителей различных организаций и граждан в поиске выхода из трудной жизненной ситуации ребенка. Такая деятельность включала задержание, неформальный контакт судьи и несовершеннолетнего, попечительский надзор, работу с родственниками. При этом поле ювенальной юстиции охватывало целый спектр значимых подростковых ситуаций: прогулы и нарушение школьного режима, конфликты в семье, бездомность, правонарушения и преступления.
Таким образом, в первый период деятельности ювенальных судов в США стали возникать ростки общественно-государственной системы деятельности по работе с детьми, «выпадающими» из позитивной социализации.
Однако позже эти мотивы личностного участия и неформальной заботы были утрачены, и ювенальный суд не смог победить определенных негативных тенденций, которые, в конечном счете, привели к кризису ювенальной юстиции в США.
Создателей системы попечительского надзора, приютов и реформаториев (закрытых воспитательных учреждений для подростков) не мог не волновать ключевой вопрос реабилитационного воздействия на подростков: каким образом в обозримые сроки изменить характер и поведение, которые являются естественно выросшими в определенной социальной среде и фактически становятся фундаментом человеческой личности? Однако опыт первых судов, практика взаимодействия общественности и государства технологически не закрепилась. Массовая практика пошла по линии упрощения способов работы с правонарушителями, закрытые воспитательные учреждения стали вытеснять участие местных сообществ. Надзор за отклоняющимся поведением несовершеннолетних, который был учрежден и воплощен в работе органов ювенальной юстиции США, привел к широкому распространению «организационного принуждения» как способа обращения с молодыми людьми. Изоляция от общества, жесткий контроль и дисциплинарные санкции – вот в чем виделись условия надлежащего изменение поведения подростков-правонарушителей.
Тенденции огосударствления и помещение несовершеннолетних правонарушителей и детей группы риска в закрытые воспитательные учреждения без соблюдения надлежащих процессуальных гарантий вызвали резкую критику. В этом контексте общественное движение «За спасение детей», обвиняли в том, что оно «способствовало распространению государственного контроля на целый ряд явлений, борьба с которыми не велась или велась неформальными методами, а именно проступки характерные для детей бедняков: тунеядство, попрошайничество, бродяжничество, половая распущенность, невосприимчивость к воспитанию, пьянство, прогулы».
Во многом эта критика уводила в сторону от ювенальной юстиции, поскольку здесь никак не учитывалась ее реабилитационная миссия. По сути, эта критика, объединяясь с требованиями обеспечить защиту общества и наказание нарушителей, вела к возврату к формам обычного (взрослого) уголовного правосудия, необходимости организации гласного состязательного процесса, вынесения наказания по заслугам и т.п.
Эти факторы привели к тому, что в последние 20 лет многие штаты приняли законы, облегчающие передачу дел несовершеннолетних правонарушителей в суды для взрослых. По мнению некоторых исследователей, это было следствием разочарования и специалистов, и общественности в реабилитационной доктрине как таковой.
Современные исследователи (например, Гордон Бейзмор) отмечают, что в основе миссии ювенальной юстиции с самого начала был акцент на заботе о детях и подростках в смысле ответа на их специфические проблемы и нужды, а не на решение проблем общества и граждан, испытывающих на себе последствия подростковой преступности.
Такую ограниченную ориентацию закрепляла парадигма, характеризующая первый этап истории ювенальной юстиции, известная как реабилитационная парадигма (или парадигма «индивидуализации обращения»):
«…обращение в этих судах [для несовершеннолетних] основывалось на медицинской модели, определенным образом объясняющей причины преступного поведения: оно рассматривалось как симптом скрытых нарушений, при этом природа и серьезность преступления были сравнительно менее важны, чем обеспечение терапевтических услуг для исцеления этих предполагаемых нарушений… Преступление не рассматривалось само по себе, оно являлось знаком нарушенных процессов социализации. Вмешательство (компетентных органов) старалось исправить это социальное отклонение, применяя методы, адекватные личностным проблемам и нуждам молодого правонарушителя».
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12
