Появление альтернативных концепций (Т.Парсонс, Х.Арендт, М.Фуко), а также усилившаяся критика позитивистской методологии, на которой главным образом и основывались исследования 1950-1960 годов, вызвали тенденцию к пересмотру ряда традиционных элементов в концепции власти. Некоторые исследователи (Э.Гидденс, Д.Ронг, Д.Болдуин, Дж.Дебнэм) отказались рассматривать власть как предполагающую обязательный конфликт, репрессии и действия против интересов объекта. Так, Ронг к формам власти, в числе прочих, отнес убеждение, побуждение и манипуляцию. Болдуин предложил не ограничивать власть исключительно негативными санкциями, а рассматривать подчинение на основе позитивных санкций как форму власти. Гидденс определяет власть как "способность достичь определенного результата; связано это с чисто секционными интересами или нет, не имеет отношения к ее определению". Сила и угроза ее применения, пишет он, "не являются типичными случаями использования власти. Кровь и ярость, накал борьбы, прямая конфронтация вражеских лагерей — не относятся к числу тех исторических обстоятельств, в которых ощущаются или формируются самые далеко идущие последствия власти".
Эта критика, однако, в целом не отвергала традиционные воззрения, а скорее была направлена против одностороннего ("негативного") видения власти. Более радикальные возражения были высказаны представителями альтернативной ("несекционной") традиции в понимании власти. Т.Парсонс указывает на три основных недостатка господствующего подхода. Во-первых, его характеризует "концептуальная расплывчатость", следствием которой является "трактовка "влияния" а иногда и "денег", так же, как и различных аспектов принуждения, в качестве "форм" власти, что делает логически невозможным рассмотрение власти как специфического механизма, осуществляющего изменения в действии других единиц, индивидуальных и коллективных, в процессе социального взаимодействия". Во-вторых, он не решил вопрос о соотношении аспектов принуждения и консенсуса во власти: исследователи либо рассматривали эти аспекты как формы власти, либо подчиняли их один другому, характеризуя власть как опирающуюся, в конечном счете, или на принудительные санкции, или на согласие. Оба варианта решения проблемы Парсонс посчитал неправомерными. Наконец, в-третьих, традиционный подход органически связан с концепцией "нулевой суммы", которая, по мнению Парсонса, не применима к достаточно сложным системам.
В отличие от многих других концепций власти, концепция Парсонса с самого начала была вписана в его общую схему анализа социальных систем (общества). Тем самым Парсонс ограничил сферу власти пространством политики, не рассматривая власть как межличностный феномен или как тип отношений в семье или организации. В основе парсонсовской концепции лежит идея изначального сходства концептуальных структур, предназначенных для анализа экономической и политической сфер общества. Сравнивая их, Парсонс приходит к выводу, что власть в политике играет роль, сопоставимую с ролью денег в экономике. Аналогично деньгам, являющимся посредником в экономических операциях, власть выступает средством упорядочения политических процессов. Как обладание деньгами дает возможность приобретать различные блага и услуги, так и обладание властью обеспечивает выполнение широкого набора политических обязанностей и функций.
Это привело Парсонса к существенно отличному от традиционного подхода способу определения власти. Власть у него является не атрибутом акторов или отношений, а свойством (ресурсом) систем. Власть, по Парсонсу, это "генерализованная способность обеспечить выполнение элементами системы своих обязанностей, которая легитимизируется тем, что направлена на достижение коллективных целей и предполагает в случае неповиновения применение негативных санкций". Власть "производится" социальной системой аналогично богатству, создаваемому экономической организацией. Как и деньги, власть не представляет ценности сама по себе; ее роль состоит в том, что она обеспечивает достижение коллективных целей через согласие членов общества легитимизировать лидерские позиции и дать мандат на принятие решений и формирование политики от имени общества тем, кто находится на этих позициях.
Парсонс отвергает идею о том, что власть охватывает все формы подчинения объекта, относя к власти только генерализованные, легитимизированные, институционализированные символические формы, полностью зависящие от доверия людей к самой системе власти. Концепция Парсонса значительно "уже" большинства других подходов, она исключает из власти принуждение, манипуляцию, персональный авторитет, "голую силу" и рассматривает власть лишь как один из способов воздействия субъекта на объект. Таким образом, концепция Парсонса тесно связывает власть с легитимным авторитетом. Последний является не формой власти, как обычно считается, а скорее ее основой; власть фактически становится производной авторитета, понимаемого как институционализированное право лидеров ожидать поддержки членов коллектива. В отличие от критикуемой Парсонсом концепции "нулевой суммы", в данном случае "количество" власти может быть увеличено аналогично кредитованию экономики. Индивиды "инвестируют" свое доверие в тех, кто ими правит, выигрывая от процесса осуществления власти, поскольку власть обеспечивает реализацию коллективных целей.
Критики Парсонса чаще всего указывают на не вполне правомерное, с их точки зрения, сравнение власти с деньгами (Э.Гидденс, Д.Болдуин), а также на то, что, сосредоточившись на "власти для" (достижение коллективных целей), Парсонс пренебрег "властью над" (достижение повиновения через преодоление оппозиции и сопротивления), которая традиционно находится в центре внимания политологов (С.Льюкс). В результате им игнорируются ситуации, когда решения, принятые на основе легитимного авторитета, направлены на реализацию узкокорыстных частных и групповых интересов, и исключается анализ власти в терминах борьбы и взаимодействия политических групп.
Близкие Парсонсу идеи о природе власти были высказаны Ханной Арендт. Арендт, так же как и Парсонс, не разделяет традиционных воззрений, отмечая, что они исходят из "старого понимания абсолютной власти, характерного для периода образования европейских национальных государств, и воспетого Жаном Боденом и Томасом Гоббсом". Этот "древний вокабуляр", пишет Арендт, еще более утвердился и укрепился под влиянием иудео-христианской традиции и ее "императивного права", а также исследований, доказывающих существование врожденных инстинктов к господству и внутренней агрессивности человека. Сущность власти в данном подходе, считает Арендт, фактически сводится к эффективности команд. Из этого вытекает, пишет она, что "не может быть более сильной власти, чем та, которая вырастает из дула винтовки и трудно сказать, чем приказ полицейского отличается от приказания вооруженного бандита". Отвергая данный подход, Арендт указывает на существование другой не менее древней традиции, восходящей к античности и связанной с идеями "правления закона" и "власти народа", символизирующими "конец правления человека над человеком". Концепция власти Арендт является краеугольным камнем ее теории республики как власти народа, осуществляемой без насилия, поддерживаемой людьми и легитимируемой в процессе непринуждаемой коммуникативной деятельности.
Как и Парсонс, Арендт рассматривает власть как принадлежащую не индивидам, а коллективам. Люди совместно создают власть посредством коммуникативной деятельности и взаимодействия. Властные отношения — это отношения между равными субъектами, находящимися между собой в процессе коммуникации. Политика — это "действие словами"; именно коммуникативная деятельность создает и поддерживает политическую общность. Коммуникация должна быть обязательно двусторонней, требующей, чтобы ее участники — "говорящие" и "слушающие", вели постоянные диалоги или дебаты. Власть возникает, когда равные собираются вместе. Она, "соответствует человеческой способности не просто действовать, а действовать совместно". Поскольку власть принадлежит группе людей, она существует только до тех пор, пока есть группа. Если группа распадается, власть прекращается. Когда говорят, что кто-то находится у власти, на самом деле имеется в виду, что данный человек наделен властью коллективом действовать от его имени. Индивиды не имеют власти и не осуществляют власть: они обладают только силой. Арендт, так же как и Парсонс, не отождествляет власть со всеми способами управления. Понятия "власть", "сила", "могущество", "авторитет", "насилие", пишет она, характеризуют средства, с помощью которых одни люди правят другими. Эти слова могут использоваться в качестве синонимов, поскольку выражают одну и ту же функцию, но по сути они относятся к различным явлениям. Их смешение свидетельствует не только о "лингвистической глухоте", но и вызывает "слепоту" в отражении политических процессов, поскольку в этом случае наиболее существенным политическим вопросом становится вопрос "Кто кем правит?", который, по ее мнению, отнюдь не является главным. Однако в отличие от Парсонса, Арендт четко разводит власть и насилие (принуждение). Насилие по своей сути инструментально, оно всегда нуждается в руководстве и оправдании через те цели, которых достигает. Власть же консенсуальна, она не нуждается в оправдании, но всегда нуждается в легитимности. Она не есть средство достижения чего-то; это "цель в себе", она обеспечивает инструментализацию общей воли и общественное согласие. Хотя власть и насилие часто идут рука об руку, они являются противоположностями. Власть не основывается на насилии; более того, насилие может разрушить власть, но не способно создать ее.
Различение власти и насилия ведет Арендт к следующим неожиданным утверждениям: "Тирания ... является наиболее насильственной и наименее властной формой правления"; "Даже наиболее деспотичные виды господства — правление господина над рабами, которых всегда больше, чем господ, опирается не на превосходящие средства принуждения как таковые, а на превосходство в организации власти — то есть в организованной солидарности господ". Таким образом, Арендт рисует образ власти, близкий к идее авторитета — как согласованное действие по осуществлению коллективных целей.
Анализируя концепцию Арендт, Ю.Хабермас приходит к выводу, что она отражает слишком узкий и одновременно ностальгический взгляд на сферу власти (политику), ограничивающий последнюю ненасильственной коллективной коммуникативной деятельностью индивидов, направленную на достижение согласия (а не индивидуальных или групповых интересов). Между тем политическое правление, пишет Хабермас, "функционировало и функционирует не так, как утверждает Арендт". Хотя Арендт безусловно права, указывая, что политические системы и институты "держатся не на насилии, а на признании", политика не может полностью исключить силу и насилие из своей сферы. Сила как способность воспрепятствовать реализации индивидуальных или групповых интересов, всегда в этом смысле является средством достижения или удерживания позиции легитимной власти. "В современных государствах, — пишет Хабермас, — борьба за политическую власть даже институционализирована; тем самым она стала естественным компонентом политической системы. С другой стороны, не совсем ясно, как кто-то может генерировать легитимную власть просто в силу того, что он находится в позиции, позволяющей препятствовать другим реализовать их интересы". Кроме того, отмечает Хабермас, концепция Арендт не позволяет объяснить в терминах власти, каким образом в современном обществе происходит разрушение взаимопонимания и единства людей, основанных на общности убеждений и их превращение в ложное единство. По мнению Хабермаса концепция власти у Арендт является своеобразным стандартом, к которому необходимо стремиться, но которого в современном мире нельзя достичь. С этой точки зрения концепция оказывается изолированной от экономического, политического и социального контекстов.
К близким по сути выводам в отношении концепций Арендт и Парсонса пришел Льюкс. Хотя он и считает обе точки зрения "рационально обоснованными", тем не менее утверждает, что они уступают его собственной концепции по двум основным причинам. Во-первых, они фокусируют внимание на "власти для" (власти сделать что-то), игнорируя "власть над" (власть над кем-то), то есть оставляют в стороне то, что и является предметом особого интереса исследователей: а именно, "достижение подчинения людей путем преодоления или предотвращения их оппозиции". Во-вторых, Льюкс убежден: все, что могут выразить концепции Парсонса и Арендт, "может быть объяснено с большей ясностью в рамках предлагаемой (Льюксом. — В.Л.) концептуальной схемы". Льюке, в частности, указывает, что "случаи сотруднической деятельности, где индивиды или группы оказывают значимое воздействие друг на друга при отсутствии конфликта интересов, определяются (в его схеме. — В.Л.) как случаи "влияния", но не "власти". Однако по сути речь идет не о недостатках концепций Парсонса и Арендт, а, скорее, о преимуществах альтернативного подхода.
К числу концепций, стоящих особняком в современной крато-логии (хотя и примыкающей к "несекционной" традиции) относится концепция Мишеля Фуко. Бросив вызов традиционному подходу, Фуко, как Парсонс и Арендт, считает его однобоким, сводящим власть к "власти над", к негативной репрессивной силе. Фуко полагает, что данная модель может быть использована для характеристики досовременных властных отношений, но вряд ли способна адекватно описать и объяснить современные формы власти, основанные на новых способах управления и тесно связанные со знанием, экспертизой и специализированными технологиями. Современная власть, пишет Фуко, принимает форму "дисциплинарной власти". Под дисциплинарной властью он понимает власть, трансформирующую людей в объектов с помощью "дисциплин", присущих психиатрии, медицине, криминологии и социальным наукам. Эти "дисциплины" помогают сформировать "общество нормализации" — частично через их специализированные дискурсы, используемые в специфических социальных "точках" (госпиталях, психиатрических лечебницах, тюрьмах и т.д.), частично через применение "аппарата знания", присущего этим дисциплинам и их дискурсам.
Некоторые авторы обозначили концепцию Фуко как "четвертое лицо власти", поскольку "власть-4" появляется в тех структурах человеческих отношений, которые ранее считались свободными от власти. "Власть, — пишет Фуко, — находится везде; не потому, что она охватывает все, а потому что она исходит отовсюду". Фуко рассматривает власть как специфический механизм вынуждения, как "способ видоизменения действий с помощью других действий". Власть "не располагается здесь или там, никогда не находится в чьих-то руках, никогда не присваивается как товар или часть богатства". В отличие от других концептуализации, "власть" не может рассматриваться как власть А над Б; скорее и А и Б являются продуктами власти, они создаются властью и составляют важнейший элемент в ее конструкции. Власть — это тотальность, постоянно подчиняющая индивидов путем структурирования возможного поля их деятельности. При этом индивиды не являются "инертными и согласными на все" объектами власти: "индивид, конституированный властью в то же время является ее двигателем". В отличие от силы, которая воздействует на тело и разрушает какие-либо возможности или закрывает доступ к ним, власть "осуществляется только над свободными субъектами... которые имеют поле выбора и несколько различных вариантов поведения, реакций и действий. Там, где все предопределяется детерминирующими факторами, отношение власти отсутствует: рабство не есть властное отношение, поскольку человек находится в цепях".
В соответствии со своим пониманием власти, главную задачу ее изучения Фуко видит в том, чтобы "рассмотреть, каким образом происходит постепенное, прогрессивное, реальное и материальное подчинение объектов через многообразные организмы, силы, энергии, материалы, желания, мысли и т.д. Мы должны понять подчинение в его материальной инстанции как производство объектов... мы должны попытаться исследовать мириады тел, которые создаются как периферийные объекты в результате действия власти" . Его подход направляет исследование на анализ появления и формирования властных отношений, их историческое происхождение. Фуко предлагает осуществлять "восходящий анализ власти, начинающийся с его элементарных механизмов, имеющих свою собственную историю, свою траекторию, свою технику и тактику, и потом посмотреть как эти механизмы власти были и продолжают инвестироваться, колонизироваться, использоваться, расширяться и т.д. в более общих механизмах и формах глобальной доминации.
Разумеется, никто из исследователей не поставил под сомнение необходимость тщательного изучения механизмов "дисциплинарной власти": необходимость эта очевидна. Сомнения однако могут возникнуть и возникают относительно правомерности столь широкого толкования власти, которое, в отличие от большинства других концепций, уже не так четко разводит власть и механизмы объективной социальной регуляции, власть и господство. Хотя Фуко и подчеркивает, что субъект власти обладает свободой выбора, он, будучи продуктом власти, по сути лишь играет роль носителя властных отношений, элемента ее производства и воспроизводства, а не самостоятельного актора, ответственного за подчинение объекта. При этом в отношении концепции Фуко может быть высказано то же самое замечание, которое Льюке отнес к концепциям Парсонса и Арендт: в ней не отражаются те аспекты, которые традиционно интересуют исследователей, а именно власть субъекта над объектом, возможность преодоления сопротивления и оппозиции.
Вывод
Как видно, ни один из подходов не избежал тех или иных критических атак, часто предпринимаемых с противоположных позиций. В большинстве случаев концепции рационально обоснованы, логичны, последовательны, вписываются в более общие схемы своих создателей и тесно связаны с их мировозренческими, методологическими и теоретическими взглядами. Поэтому отнюдь не просто отдать предпочтение той или иной концептуализации власти. Следует также учесть, что исследователь "выбирает" концепцию власти, позволяющую ему обратить внимание на те аспекты социальной реальности, которые он считает наиболее важными и которые являются объектом его интереса. В связи с этим многие авторы пришли к выводу, что власть является "по существу оспариваемым понятием" (essentially contested concept), и, следовательно, концептуальные диспуты вокруг нее в принципе не разрешимы рациональным способом. Однако у этой идеи есть и серьезные оппоненты, считающие такую позицию сомнительной и ведущей в случае принятия к отказу от конструктивных концептуальных исследований и, в конечном счете, к разрушению самого политического дискурса.
Последняя позиция представляется наиболее обоснованной: концептуальные дебаты, разумеется, будут всегда, но это не исключает возможности рационального сопоставления и оценки различных концептуализации. Несомненно, дискуссия вокруг понятия власти продолжится.
Литература
1. Болл Т. Власть // Полис. - 1993. - N 5.
2. Дегтярев А.А. Политическая власть как регулятивный механизм социального общения // Полис. - 1996. - N 3.
3. Зуев В.И. власть в системе политических категорий // Государство и право. - 1992. - №5.
4. Краснов Б.И. Теория власти и властных отношений. // Социально-политический журнал. - 1994. - N 3-6.
5. Легитимность // Полис. - 1993. - №5.
6. Ницше Ф. Воля и власть. М., 1994 г.
7. Тоффлер О. Проблемы власти на пороге ХХ1 века // Свободная мысль. - 1992. - № 2.
8. Халипов В.Ф. Власть. Основы кратологии. - М., 1995 г.
9. Шварценбергер Дж. Политическая власть. Изучение мирового общества. - Социально-политический журнал. - 1997. № 6.
10. Шпакова Р.П. Легитимность и демократия (Уроки Вебера) // Полис. - 1994. - № 2.
