3.4 Предприниматели
Предприниматели видят мир скорее горизонтальным, чем вертикальным. Вертикальность в нем только частный случай, относящийся в основном к сфере взаимоотношений работника и работодателя. В мире, конечно, сосуществуют разнозначимые величины, но, во-первых, в силу динамичности мира трудно предугадать, какими они будут уже завтра, а во-вторых, в отношениях между ними отсутствуют элементы, какой бы то ни было подчиненности – они вполне равноправны. В связи с этим предприниматели склонны уважать даже незначительные «величины» – при условии, что те самодостаточны и обладают неким минимальным «капиталом», дающим им право голоса.
Несмотря на высокий уровень конкуренции, основной чертой, наиболее высоко котирующейся среди предпринимателей, является не столько жесткость в борьбе за прибыль, сколько гибкость, умение договариваться ко взаимной пользе, а также способность нести ответственность за принятые на себя обязательства. Именно способность договариваться и следовать достигнутым договоренностям воспринимается предпринимателями как главный залог успеха.
В принципе, отношения, практикующиеся между предпринимателями, можно охарактеризовать как договорные, или, в точном смысле слова, гражданские, на что, собственно, и указывает происхождение термина «буржуазия», «бюргеры» (т.е. горожане, граждане). Общественный договор, о котором писал Руссо [Руссо Ж.-Ж. 1998], – это и есть тип отношений, связывающий как представителей буржуазии между собой, так и в целом класс предпринимателей с пользующимся его поддержкой государством. Не зря парламентаризм – это способ достижения договоренностей, наиболее понятный буржуазии. Именно в парламенте каждая из сторон, опираясь на имеющуюся в ее активе поддержку избирателей, добивается наиболее выгодных для себя условий, признавая при этом необходимость нести некие обязанности перед социумом. Данная модель во многом воспроизводит повседневную предпринимательскую практику. Нельзя при этом не отметить, что идеал парламента для буржуазии – это парламент, избираемый в соответствии с имущественным цензом. Человек, не способный заработать, не имеет, по мнению предпринимателей, и права голоса, поскольку предъявлять права может только тот, кто несет обязанности, – иждивенцам в их мире места нет.
Как и чиновник, предприниматель отнюдь не идеократичен. Абстрактной идее он всегда предпочитает конкретный интерес. Тем не менее, его жизненный опыт убеждает его в необходимости гарантий личной свободы, частной собственности и общественной безопасности. Предприниматель, как правило, – стихийный либерал и сторонник имущественно-цензовой демократии. Он отнюдь не противник насилия как метода политической и правовой практики (должен же кто-то в случае чего силой оружия защитить его собственность и свободу), но и не принадлежит к его горячим сторонникам. Насилие для него – лишь один из инструментов решения проблем, и отнюдь не главный. Предприниматель всегда стремится разрешить коллизию путем переговоров и к силовым методам прибегает только в случае крайней необходимости.
Показательно в этом плане данное одним из сторонников плюралистской (т.е. антиэлитистской) теории Р. Далем описание управленческих методов мэра г. Нью-Хэвен (США): «Он был не центром пирамиды, но центром заинтересованного круга. Он редко отдавал приказы. Он договаривался, просил, призывал поучаствовать, очаровывал, давил, апеллировал, урезонивал, предлагал компромисс, настаивал, строго спрашивал, угрожал; он очень нуждался в поддержке других лидеров, которые тоже сами не командовали. Он не командовал, а, скорее, торговался» [Dahl 1961]. Вот типичный образец деятельности представителя буржуазной политической элиты, существующей в условиях не столько вертикальных, сколько горизонтальных связей.
3.5 Интеллигенция
В глазах интеллигенции мир в еще большей степени горизонтален. В нем вообще отсутствует иерархичность, а отношения между индивидуумами и группами лишены даже малейшего намека на подчиненность. Кроме того, для этого мира нет более значительных и менее значительных фигур. Каждый субъект воспринимается как имеющий право на собственную нишу и, следовательно, в любом случае обладающий правом голоса. В этом мире нет конкуренции, поскольку места в нем хватает для всех, кто готов жить в согласии с окружающими. Чувство социальной ответственности возведено интеллигенцией в ранг нравственного императива. Интеллигенция является единственным классом, представители которого чувствуют себя ответственными за состояние мира в целом. Отсюда ее идеократизм, готовность бороться не за конкретные интересы, а за идею. Отсюда ее рационалистический идеализм, уверенность в том, что если людям все объяснить, то они согласятся действовать исходя не из своей личной корысти, а из интересов всего общества. Отсюда ее готовность к самопожертвованию, готовность поступиться собственным благополучием ради общественного.
По сути, картина мира, выстраиваемая интеллигенцией, представляет собой то, что принято определять как «социалистический идеал», понимаемый не в казарменно-бюрократическом духе, а как максимально широкая социальная демократия, не приемлющая к тому же насилие как метод достижения политической цели. Интерпретируемая подобным образом социалистическая доктрина была рождена именно интеллигенцией. В реальной политической борьбе, однако, сливки с эксплуатации этой доктрины снимали и продолжают снимать, как правило, представители совсем других классов, охваченные стремлением отнюдь не к мировой гармонии, а к удовлетворению собственных, весьма прагматических, интересов и при этом не церемонящиеся в выборе средств. Так же прагматично они относятся и к самой интеллигенции, используя ее идеализм и готовность к самопожертвованию, а по достижении своих целей загоняя ее в гетто.
В литературе достаточно распространен взгляд, согласно которому интеллигенция как социальная группа представляет собой «продукт модернизации традиционных обществ», возникший по инициативе государства, но не получивший достаточного рынка труда и в силу этого не столько выполняющий конкретные специализированные профессиональные функции, сколько занимающийся распространением в обществе «европейского», «западного», современного образования и образа жизни [Российская элита 1995]. Как представляется, в данном случае вопрос о существовании интеллигенции как социальной группы подменяется вопросом о ее политической роли. Вряд ли будет правильным утверждать, что в США интеллигенции нет как таковой. Она есть (и с многими ее представителями многие из нас знакомы лично), но американская интеллигенция фактически лишена, что называется, «сословной спеси» – не в последнюю очередь, видимо, потому, что ее роль в политике трудно назвать сколько-нибудь самостоятельной. В России же эта «спесь» бьет из интеллигенции через край – и опять же в силу ее политической роли: на протяжении более чем столетия она вновь и вновь оказывается единственной силой, способной бросить вызов всевластию чиновничества. В каком-то смысле интеллигенция замещает отсутствие на политической сцене других классов. Стоит тем самим заняться политикой, и влияние интеллигенции резко падает.
Описанные выше типы мировоззрения не сложно выстроить своеобразную иерархию – по степени социальности их носителей. Люмпены и люмпеноиды, в силу своей асоциальности, займут в этой иерархии нижнюю ступень, интеллигенция, способная на самопожертвование ради общественного блага, – высшую, бюрократия и буржуазия – соответственно, вторую и третью. Установление такой иерархии позволяет определить степень зрелости любой политической элиты и степень участия общества в ее формировании.
Преобладание в политической элите люмпенов свидетельствует о крайней раздробленности общества и крайне напряженных, а то и враждебных отношениях между различными его составляющими. Обычно подобная ситуация – следствие глубочайшего кризиса, разрушающего систему социальных связей и ставящего общество на грань выживания. В условиях «войны всех против всех» старая элита, опиравшаяся на прежние социальные связи, лишается этой опоры, а на первый план выходят авантюристы, действующие по принципу «пан или пропал». Поскольку общество в целом стоит перед точно такой же дилеммой, оно и не может породить иных лидеров. Чтобы не ходить за примерами далеко – к эпохе Великого переселения народов, ограничимся отсылкой к России времен гражданской войны 1917–20 гг., когда значительная часть страны находилась под властью всевозможных батек и атаманов, или к Чечне 1990-х (особенно 1996–99 гг.).
Доминирование чиновничества свидетельствует о высокой степени организованности элиты, но слабости обратной связи между нею и остальным обществом, соединенном в одно целое во многом принудительно-механически, т.е. фактически самою же элитой. Бюрократия выступает в качестве активной стороны, общество – в качестве пассивной. Та легкость, с которой общество признает над собой господство элиты, объясняется не только его атомизированностью, но и тем, что внутриобщественные связи также строятся по принципу «господство – подчинение», т.е. носят патронально-клиентельный характер. Политическая элита в условиях господства чиновничества хотя и пополняет свои ряды за счет выходцев из прочих общественных классов, но делает это исключительно по инициативе вышестоящих инстанций и ими, же установленным порядком.
Буржуазность элиты говорит о том, что способ формирования элиты содержит в себе механизмы саморегуляции – выборность власти, партийная система, прочие институты гражданского общества. Наличие таких механизмов позволяет бескровно корректировать баланс интересов различных групп политической элиты, а кроме того, закладывает основы для обратного воздействия – общества на расстановку политических сил. Договорные, гражданские связи между представителями элиты в той или иной степени отражают гражданские связи внутри всего общества. В случае преобладания представителей буржуазии в политической элите социальная база последней достаточно широка, поскольку сама по себе буржуазия (если подразумевать под ней не узкий слой коммерсантов, а всех тех, основой чьей жизненной деятельности является частная инициатива и частная собственность) – достаточно массовый класс. Кроме того, прочие элитные группы, бюрократия и интеллигенция, также имеют возможность опереться на структуры гражданского общества – например, на профсоюзы – и таким образом выступать от имени рабочего класса и т.п.
Наконец, если в политической элите существен удельный вес интеллигенции (о ее доминировании речь пока не идет), это значит, что либо интеллигенция выполняет политические функции других классов – прежде всего буржуазии (реальная ситуация), либо значительная часть политиков ориентируется непосредственно на общественные интересы, что, в свою очередь, объясняется высоким уровнем консолидированности общества, решенностью значительной части социальных проблем, готовностью сильного прийти на помощь слабому исключительно из альтруистических побуждений (ситуация скорее гипотетическая). В последнем случае социальная база элиты наиболее широка, а структура элиты наиболее соответствует структуре общества в целом.
Хотелось бы особо подчеркнуть, что описанная иерархия – всего лишь схема, своего рода линейка, а не попытка изложить реальную историю развития политической элиты.
Начать с того, что сами по себе перечисленные группы – люмпены, чиновники, предприниматели и интеллигенция – это, прежде всего идеальные типы, которые к тому же поддаются вычленению только с относительно недавних времен. На формирование политической элиты в течение даже не столетий – тысячелетий существенное влияние оказывали родовые и сословные отношения, а также господство религиозного мировоззрения, обусловливавшее сакральное отношение к власти. Так, бюрократия как класс – прямая наследница военно-феодального сословия (недаром в течение столетий ее высшие слои формировались по сословно-родовому принципу). Только полное искоренение родовых и сословных пережитков позволило бюрократии стать «классом в себе». Буржуазия как класс – несмотря на то, что зачатки гражданских отношений возникли еще внутри античной общины – также возросла в рамках феодального общества на базе одного из сословий. Вход в политическую элиту открылся для ее представителей только после зарождения парламентаризма и существенного ограничения сословного принципа. Интеллигенция может вести свою родословную от духовенства, но в сколько-нибудь развитом виде она вообще не укладывалась в рамки сословного строя, поэтому ее представителям если и удавалось войти в политическую элиту, то исключительно путем чиновной службы. Далее, люмпенов во все времена выносило наверх только в переходные эпохи, когда рушились прежние общественные отношения, а новые утвердиться, еще не успевали. Когда же переход завершался, на периферии политической элиты оседал довольно мощный слой люмпеноидов, грезивших о возвращении былого и находивших в этом отклик в тех слоях общества, которые так же тяжело адаптировались к новым реалиям. Однако только относительно недавно сколько-нибудь значительная прослойка люмпенов смогла цивилизоваться настолько, чтобы претендовать на роль хоть и низшей по статусу, но все-таки элитной группы. До этого – когда господствующие классы сами зачастую вели себя по отношению к остальному обществу откровенно грабительски, т.е. совершенно по-люмпенски, – собственно люмпенам оставалось разве что промышлять на большой дороге. Наконец, что касается люмпеноидов, то старая элита и социальные слои, на которые она опиралась, – питательная среда люмпеноидов – лишь в последние столетие-полтора (а в нашей стране речь вообще идет всего о нескольких десятилетиях) получили шанс остаться на политической сцене в качестве отдельной группы, а не быть физически уничтоженными.
Другой фактор, вносящий заметную путаницу в соотношение сил между различными группами политической элиты, – возрастной. В своем индивидуальном развитии человек проходит этапы, напоминающие ступеньки иерархии политической элиты (хотя некоторые люди еще в детстве проявляет способность к бескорыстной отдаче и самопожертвованию, а иные до самой старости остаются эгоцентристами и волюнтаристами). Но, в принципе, преобладание в обществе молодежи – одного из самых активных общественных слоев – создает благоприятные условия для выплывания на поверхность разного рода авантюристов. Недаром основными участниками революций и гражданских войн являются люди достаточно юного возраста. С другой стороны, к старости большинство людей начинает нуждаться в опеке, и потому весьма благосклонно относится к установлению патронально-клиентельных отношений между политической элитой и обществом. Поэтому увеличение в населении доли пожилых в значительной степени способствует укреплению позиций чиновничества. Наконец, пору зрелости, когда человек уже достаточно опытен, чтобы отличить золото от медной обманки, и еще достаточно уверен в своих силах, чтобы не нуждаться в покровителях, можно считать наиболее «гражданским» возрастом.
Заключение
Итак, в заключении я делаю вывод по данной работе о исследовании особенностей политических элит России, изучении структуры, процесса формирования и внутренней иерархии.
Сосуществование в любом развитом обществе всех четырех элитных групп, а также неравномерная индивидуальная эволюция разных их представителей, накладываясь на соответствующие тенденции в развитии общественных отношений, приводят в итоге к тому, что каждая из этих групп подразделяется на несколько подгрупп, воспроизводя ту же самую стратификацию, какая свойственна для всей политической элиты. Например, буржуазная политическая элита включает не только «чистых» предпринимателей, но и предпринимателей-люмпенов, предпринимателей-чиновников и предпринимателей-интеллигентов, причем соотношение между этими подгруппами более или менее точно повторяет те же пропорции, что существуют между люмпенами, чиновниками и интеллигентами в политической элите в целом.
Во всех обществах существовало, существует и, скорее всего, будет существовать и далее, разделение на два класса людей – класс правящих и класс управляемых. Первый, всегда более малочисленный, выполняет все политические функции, монополизирует власть, использует все преимущества, которые она дает, и управляет вторым классом в форме, которая, в зависимости от сложившейся политической обстановки, более или менее законна, демократична и обеспечивает классу правящих все необходимые для его нормального существования условия.
Прослеживая исторические аналогии, нетрудно заметить, что современные властвующие политические элиты сродни привилегированными кастами. В случаях с кастами, привилегированный правящий класс ограничен числом семейств, и факт рождения в одном из них является единственным критерием приближенности к правящий элите. Правящие классы всегда стремятся стать наследственными, зачастую любыми способами. Это актуально и в наши дни: несмотря на демократический принцип современных выборов можно заметить, что кандидат, добившийся успеха на выборах, обычно, обладает политической силой наследственного свойства. Наиболее четко это наблюдается в итальянском парламенте, где большая часть из заседающих законодателей – политики во втором и даже третьем поколении. Нельзя, также, не упомянуть и об английской Палате Лордов – высшем парламентском органе Великобритании, в котором участвуют политики, получившие титул лорда по наследству, правда, это в значительной мере можно отнести на счет консерватизма в общественных устоях и традициях Соединенного Королевства. В нашей стране наследственность властвующих политических элит тоже не редкость.
Список литературы
1. Автономов А.С. Средний класс и центризм. – Полития, №1 (15), весна 2000 г., с. 110.
2. Воейков М.И. Средний класс: подходы к исследованию. – Полития, №1 (15), весна 2000 г., с. 90.
3. Восленский М.С. 1991. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М.: Октябрь.
4. Кодин М.И. 1998. Общественно-политические объединения и формирование политической элиты в России. М.: Фонд содействия развития социальных и политических наук, с. 78–79.
5. Коргунюк Ю.Г. 2000. Избирательные кампании и становление
6. Лапина, Н.Ю. 1995. Формирование современной политической элиты: Проблемы переходного периода. – М.: ИНИОН РАН, с. 41.
7. Российская элита: опыт социологического анализа. – М.: Наука, 1995, с. 15.
8. Охотский, Е.В. 1996. Политическая элита и российская действительность. М.: РАГС.
9. Понеделков А.В. Политическая элита: генезис и проблемы ее становления в России. – Ростов-на-Дону: Северокавказский кадровый центр ВШ, 1995.
10. Руссо Ж.-Ж. 1998. Об общественном договоре, или принципы политического права. – Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М.: КАНОН-пресс-центр: Кучково поле.
