Еще в начале XVI века при дворе считали значение боярина тождественным со значением советника, и первое слово заменили последним.
Однако впоследствии отношение к боярам несколько изменились. Герберштейн следующим образом отзывается об отношении бояр-советников к великому князю: «Никто из них, как бы велико ни было его значение, не смеет ни в чем противоречить государю»./1, с. 164/
Иностранцы ясно дают понять, что боярская дума имела только совещательное значение, что дела часто решались до обсуждения их в думе и без ее утверждения приводились в исполнение. Думные бояре, по отзыву Поссевина, были недалеки познаниями: некоторые не умели ни читать, ни писать./3, с. 147/
Под думой, как высшим правительственным местом, стояли приказы, ведавшие отдельные отрасли государственного управления.
Вообще трудно составить себе не только по иностранным, но и по отечественным известиям ясное понятие об устройстве и ходе управления посредством приказов именно потому, что ведомства не были точно разграничены и определены по известным началам. По описанию Флетчера, Разрядный приказ управлял делами, относящимися к войску, ведал земли и доходы на жалования ратным людям, получавшим его; Поместный вел список поместий, розданных служилым людям; Казанский вел дела царств Казанского и Астраханского с городами по Волге./3, с. 150/
Областные правители и дьяки назначались по царскому указу, и через год (по Герберштейну через два) обыкновенно сменялись./1, с. 170/
Более ранний путешественник говорит, что московский государь имел обыкновение ежегодно объезжать разные области своих владений.
Москва была под прямым ведением царской Думы, члены которой в известных судебных местах выслушивали все важные дела городских жителей.
Одной из важнейших отраслей ведомства боярской думы, приказов и областных правителей было правосудие.
Герберштейн приводит в своем сочинении небольшой отрывок из судебника Иоанна III о судных пошлинах. Флетчер говорит, что единственный закон в Московии есть изустный, т.е. воля государя и судей./3, с. 151/
Все иностранцы, рассказывая о московском судопроизводстве, резко отзываются о жестоком обращении и о суровости форм, в которые облекался суд даже в незначительных делах.
«Тяжелые преступления наказываются здесь сожжением, – пишет один из иностранных гостей, – кроме того, отсекают топором голову на плахе, иных вешают, других зарывают живых в землю по самые плечи. Но, несмотря на жестокость свою, эти казни совершаются там тихо и без шуму, что если они исполняются в одном конце города, то о них и не знают жители другого конца. Преступников, не заслуживших смертной казни, наказывают кнутом. Наказание батогами назначаются за преступления не столь значительные. Но самое мучительное наказание состоит в том, что преступнику выбривают маковку головы и каплют на нее по капле холодной водой»./7, с. 130/
По свидетельству Герберштейна, чаще всего употреблялось повешание; другие, более жестокие казни, употреблялись редко, разве за какие-нибудь необыкновенные преступления. За воровство или даже за убийство редко приговаривались к смертной казни./1, с. 174/
Герберштейн и Флетчер говорят, что летом московитяне, занятые войной, редко казнили преступников, но большею частью отлагали исполнение смертных приговоров до зимы, когда преступников вешали или убивали ударами в голову и пускали под лед. Святотатцев, по свидетельству Петрея, сажали на кол./7, с. 134/
Вообще иностранцы заметили, что к смертной казни в Москве прибегали редко; Олеарий замечает, что за воровство совсем никогда не казнят смертью в Московском государстве; гораздо охотнее употребляли батоги и кнут./3, с. 152/ Иностранцы с ужасом говорят о жестокости этих наказаний и равнодушии, с каким относились к ним московитяне. Часто употреблялся и кнут, который иностранцы описывают как самое жестокое и варварское наказание. Надо быть московитянином, замечает Штраус, чтобы выдержать четвертую долю такого наказания и остаться живым. Часто наказание кнутом оканчивалось смертью наказанного. За воровство людей ссылали в Сибирь.
К должникам применялись несколько другие меры наказания. По словам К. де Бруина, когда должник не может рассчитаться с заимодавцем, то продают все его имущество и вырученными деньгами удовлетворяют заимодавца. Наконец, если и этого будет недостаточно, то самого должника с женою и детьми отдают заимодавцу в услужение./7, с. 140/
Вот что пишет о московском суде Михалон: «Право суда у московитян над всеми подданными баронов и дворян, как в гражданских, так и в уголовных делах, принадлежит не частному лицу, а назначенному для этого общественному чиновнику»./7, с. 139/
Иностранцы говорят о «врожденной» наклонности московитян к сутяжничеству и ябедничеству, но с особенной горечью отзываются они о продажности самого суда. Судьи, по свидетельству Герберштейна, открыто брали взятки, несмотря на строгость государя к неправде.
По словам Флетчера, все это показывает жалкое состояние несчастного народа, который должен признавать источником своих законов и блюстителями правосудия тех, против несправедливости которых ему необходимо было бы иметь значительное количество хороших и строгих законов./3, с. 153/
Много высказываний иностранцев и о крепостном праве в России. Они не считают это явление нормальным и отчасти помогают, но помогают пленным шведам, которых продавали с торгов: они их покупали, а при приезде домой – отпускали.
Что касается характера управления в Московском государстве, то мы находим у иностранцев в XVI веке различные отзывы об этом предмете.
По отзыву Флетчера, московская система областного управления была бы недурна для такого обширного государства, по своему удобству для предупреждения нововведений, если бы ее не портила недобросовестность правительственных лиц. Областные правители чужды народу по своим интересам и не пользуются ни его доверием, ни любовью./3, с. 154/
Далее иностранцы указывают на недостаток единодушия и общности интересов не только между управителями и управляемыми, но и вообще между служивыми людьми и простым народом.
В заключение английский наблюдатель дивится, как московские цари, прочно утвердившись на престоле, могут довольствоваться прежним неудовлетворительным порядком вещей в своем государстве.
В областях были особые земские и съезжие избы, устроенные по образу центральных приказов.
Наказания за лихоимство в суде, отличавшиеся особенной суровостью, не могли иметь успеха. Взятки не истреблялись, хитрецы придумывали способ обходить закон. Эти известия не позволяют считать преувеличенными отзывы иностранцев о продажности суда в Московском государстве, о том, что судьи открыто торговали своими приговорами, что не было преступления, которое не могло бы при помощи денег ускользнуть от наказания.
ПОЛОЖЕНИЕ И КЛИМАТИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ РОССИИ
Экономическая жизнь Московского государства занимает в известиях иностранцев незначительное место, но зато эти известия более достоверные, чем другие известия иностранцев. Факты внешней материальной жизни доступнее точному наблюдению; обсуждение их составляет меньше простора симпатиям и антипатиям, сильно сдерживает привычку мерить явления чужой жизни своими домашними понятиями.
Московия, по описанию иностранцев, представляла вид совершенной равнины, покрытой обширными лесами и пересекаемой по всем направлениям большими реками, обильными рыбой; можно сказать, что вся Московия ни что иное, как сплошной лес, за исключением тех местностей, где его выжгли для обращения в поле, годное к обработке. Страна эта имеет огромное протяжение в длину и ширину./7, с. 142/
Московия казалась западным европейцам другой частью света, по выражению Компензе, не по одному отдаленному своему положению на границах Азии и Европы, не по одному своему дикому, пустынному виду, но и по многим особенностям своей природы, своего климата, отличавшегося резкими противоположностями в явлениях зимы и лета./3, с. 158/
Западные путешественники с удивлением рассказывают о чудесах, которые творит там мороз.
ПРИРОДНЫЕ БОГАТСТВА РОССИИ
Большая часть земель, на которой трудилось оседлое московское население, далеко не принадлежало к самым плодородным местностям Восточно-европейской равнины. Однако очень много использовалось целины, поэтому суждения различны.
Мейерберг решается сказать, что едва ли есть в мире страна, которой Московия могла бы позавидовать как в доброкачественности воздуха, так и в плодородии полей. О почве Московского государства, замечает Олеарий, можно сказать вообще, что она производит больше хлеба и корма для скота, чем столько потребляет страна./3, с. 161/
Описание Герберштейна дает нам возможность сравнить количество почвы и зависящее от этого развитие земледелия в разных краях Московского государства. По его словам, почва собственно в Московской области не отличается особенным плодородием; хлеб и обыкновенные овощи Московская область производит в достаточном количестве, но ей недостает хороших садовых плодов./1, с. 180/ Почва Владимирской и Нижегородской областей была плодороднее.
По описанию Флетчера, плодородные места между Вологдой и Москвою далее на юг, до крымской границы, между Рязанью и Новгородом, между Москвою и Смоленском.
Главным продуктом такой преимущественно землевладельческой страны, какой было Московское государство, составлял, разумеется, хлеб.
С землевладением тесно связывалось скотоводство; оно доставляло важные продукты для заграничной торговли – кожа и сало; оно особенно развито, по словам Флетчера, в областях Смоленской, Ярославской, Углицкой, Вологодской, Городецкой./3, с. 164/ Герберштейн почти во всех областях Московского государства указывает на добывание мехов, меда, воска и рыбы.
Однако иногда проявляется недостаток хлеба: пермяки, по свидетельству Флетчера, иногда пекли себе хлеб из корня и коры соснового дерева./3, с. 164/ По словам Иовия, природа за недостаток драгоценных металлов щедро вознаградила Московию редкими мехами, высоко ценившимися за границей.
Лес доставлял и строевой материал – необыкновенно высокие сосны, превосходный дуб и клен, но самыми главными после мехов произведениями Московской земли, которые доставлял лес, были мед и воск. По словам Иовия и Компензе, вся страна изобиловала плодовитыми пчелами, которые клали отличный мед не в искусственных крестьянских ульях, а в дуплах деревьев, без всякого присмотра.
Солеварение преимущественно развито было в северных областях. Герберштейн оставил краткое известие о способе добывания здесь соли.
Герберштейн указывает на добывание железа в Серпухове, а при Флетчере много добывали его в Карелии, Каргополе и Устюге.
Путешественники XVII века оставили несколько известий о садоводстве и огородничестве в России. Герберштейн не видит в Москве ни хорошей вишни, ни орехов, и, судя по климату, даже не считал страну способной производить хорошие садовые плоды. Почти все путешественники XVII века находили противное, указывая на успешное разведение в Московии садовых и огородных растений. Олеарий видел такие белые и прозрачные яблоки, что если смотреть сквозь них на солнце, без труда можно пересчитать в них зерна./3, с. 167/
Олеарий говорит, что красивые садовые цветы и травы появились в Москве недавно, здесь даже считали их смешной забавой. О салате в Москве также не имели прежде понятия и даже смеялись над иностранцами, что они едят траву, как животные.
НАСЕЛЕНИЕ СТРАНЫ
В одной, большей половине Московской земли преобладали лес и болота, а в другой – открытая степь. Это заметили все иностранцы, бывшие в Московии и внимательно наблюдавшие ее состояние.
У Флетчера и других иностранцев имеются прямые указания на скудность населения по обширным окраинам государства, и мы видим, как близко к центру подходили эти окраины.
