Работник негосударственного сектора часто воспринимался в соответствии с идеологией того времени не как производитель необходимого обществу продукта, а как частник, спекулянт, получатель нетрудовых доходов, то есть как нечто враждебное новому строю. Это особенно ярко проявлялось в ликвидации кулачества как класса, фактически означавшей уничтожение наиболее производительной и эффективной части крестьянского населения.
На такой основе и формировалось представление о рыночной экономике как теневой и нелегальной. Но поскольку без такой экономики государственное хозяйство существовать не могло, то негосударственный сектор хотя и не поощрялся, но и не запрещался. Во многом подобное отношение к негосударственному сектору сохранилось и до последнего времени.
Другим направлением разрастания теневой экономики было ее
проникновение в государственное хозяйство и распространение внутри него.
Базой такого процесса явился именно административно-централистский характер
отношений в этом хозяйстве, открывший возможности использования личных
связей для получения материальных ресурсов и стимулировавший сокрытие части
произведенной продукции для реализации в целях присвоения получаемого
дохода и другие формы скрытых, антизаконных отношений и сделок.
Разные направления теневой экономики всегда были связаны друг с
другом как общими источниками получения ресурсов, так и в значительной мере
общими формами ее реализации. Теневые отношения развивались как в формах,
которые присущи вообще любой экономике (например, незаконный наем рабочей
силы, выгодный и нанимателям и нанимаемым), так и в формах, присущих только
советским условиям (использование сырья и оборудования государственного
сектора в негосударственном секторе; неофициально не разрешенная продажа
продукции, произведенной сверх установленных планов, в том числе и по
рыночным каналам, и т.п.). Теневые отношения внутри государственного
сектора были связаны также с криминальными явлениями (приписки, сокрытие
ресурсов, незаконные льготы и т.п.). В целом теневая экономика всегда была
связана с «черным» рынком, спекуляцией, с так называемым блатом и т.п.
Однако масштабы теневых процессов в экономике нарастали постепенно по мере
усложнения хозяйственных связей, все меньше поддававшихся полному
административному контролю, расшатывание экономических основ
административного централизма.
Резкое сокращение негосударственного сектора в конце 50-х – начале
60-х годов (ликвидация промысловой кооперации, перевод колхозов в совхозы,
запрещение подсобных промыслов, ограничения на ведение личного подсобного
хозяйства, запреты на содержание в нем скота и т.д.), тенденция к
дальнейшему укрупнению производства, усиление явлений монополизма в
экономике, идеологически провозглашенная близость перехода к коммунизму –
все это сформировало тип хозяйства с двойной экономикой, где наряду с
официальной развивалась нелегальная, теневая экономика, взаимодействовавшая
с легальной. Для этого периода теневая экономика в большей мере может быть
определена как статистически неучтенная скрытая экономическая деятельность.
Действительно, сократив и даже ликвидировав хозяйственные структуры
негосударственного сектора, включающие мелкое производство, оказание услуг
населению и т.п., и ничего не давая взамен, государство спровоцировало рост
теневой экономики прежде всего в сфере самого государственного хозяйства.
Все те производственные процессы и связанные с ними хозяйственные
отношения, которые раньше брал на себя негосударственный сектор (в
частности, промысловая кооперация и личное подсобное хозяйство), теперь
должно было осуществлять государственное хозяйство, чтобы дать населению
соответствующие товары и услуги. Но условий оно для этого не имело. В то же
время не исчезла необходимость производства продукции из местного сырья,
мелкими партиями, оказание индивидуальных услуг, создание дополнительных
производств в сельской местности (например, для сглаживания сезонности
сельскохозяйственного производства и т.п.).
Ущемление потребительской сферы вызвало создание теневых структур
(«шабашники», запрещенная индивидуальная деятельность и т.п.), усилило
перераспределительные процессы, прямое воровство («несуны»), отвлечение
рабочего времени на добывание товаров и получение услуг, расширение
нелегальной производственной деятельности на государственных предприятиях и
т.д. Постепенно масштабы таких процессов расширялись, охватывая новые
сферы, отрасли, предприятия. Не понимая происхождения и природы теневых
отношений, государство пыталось непоследовательно манипулировать развитием
негосударственного сектора хозяйства – то ужесточались условия ведения
личного подсобного хозяйства, то признавалась его полезность; то
преследовались лица, занятые индивидуальным бытовым обслуживанием
населения, то признавалось, что без этой деятельности люди вообще не могут
удовлетворить свои потребности, и т.д. Такого рода манипуляции продолжались
до самого последнего времени. Достаточно вспомнить борьбу с нетрудовыми
доходами и фактическое уничтожение личного подсобного хозяйства в южных
районах страны в 1985 году. Вообще отношение к этому хозяйству как
лакмусовая бумажка показывает особенности борьбы с теневой экономикой –
ведь в нем довольно длительное время усматривали многие ее проявления
(получение нетрудовых доходов, развитие за счет материальных средств
общественного производства, отвлечение людей из общественного производства
и т.д.).
Каждое время имело и своих главных «теневых» антигероев. Фигура
«теневика» менялась в зависимости от обстоятельств и идеологии. В 30-е годы
это был неразоблаченный кулак. В 60-70-е годы «теневиком» стал председатель
колхоза, использующий «шабашников» или считавший необходимым продавать
продукцию на рынке, или хозяйственник-экспериментатор типа И. Худенко. В
настоящее время - это кооператор; он же частник. Все это служило прикрытием
как причин, так и масштабов и форм реальной теневой экономики, ее подлинных
действующих лиц.
Начиная с 70-х годов в хозяйстве вполне легально происходили процессы, которые не только провоцировали, но и культивировали теневую экономику, способствовали расширению ее масштабов и, если можно так выразиться, возникновению ее нового «качества».
Укрупнение производства, понимаемое как критерий социалистичности, предполагало резкий рост производства, обусловленный его специализацией, унификацией и кооперацией. Государственные планы верстались исходя из этой посылки, планировался ежегодный рост производства от достигнутого по всем показателям. Выполнение плана всегда было и остается главным показателем, характеризующих работу министерств, ведомств, предприятий, хозяйственных звеньев, их руководителей, отдельных работников. Однако планы практически никогда не выполнялись. На уровне народного хозяйства это происходило ежегодно и в каждую пятилетку. Отдельному же предприятию, если оно план выполняло, добавлялись новые задания. Давно стало ясно, что выполнить план, навязанный сверху, можно, если только договориться (в том числе и за взятку) о снижении его напряженности или заняться приписками. Но план определял все, и гонка по его выполнению стала нормой, «сметая» на своем пути жизнь и здоровье людей, социальные программы, экологическое равновесие в природе и т.п. Приписки стали нормой, создался новый вид фактически стимулируемой теневой экономики – фиктивная экономика.
Приписки, штурмовщина, выпуск брака означали выплаты незаработанных денег. В то же время жесткое нормирование и постоянное снижение тарифных ставок и расценок при повышении норм выработки, ограничения на выплаты не давали работнику честно зарабатывать на основном производстве, не стимулировали труд и рост производства, что и порождало приписки. Так, непрерывное повышение норм выработки и снижение расценок в строительстве без должного роста его технической оснащенности послужило одним из основных факторов массовых приписок объемов работ. Систематические отвлечения людей от работы на различные «кампании», часто ничего не дающие хозяйству, также становились основой приписок. Все такого рода явления воспроизводились на расширяющейся базе.
В основу планирования закладывался достигнутый (с учетом приписок) уровень производства. Предприятия были поставлены в положение весьма специфических монополистов. Они были искусственно лишены не только конкурентов, но и сырья, материалов, иногда рабочих рук. Им устанавливались цены и каналы реализации продукции и т.д. «Концы» в такой системе находить было все труднее.
Экономика приобрела иррациональный характер. Сумма дотаций, выплачиваемая из госбюджета по мясу, мясопродуктам, молоку и молочным продуктам, в несколько раз превышает стоимость всех основных фондов мясомолочной промышленности. Это воспроизводит условия для теневых, в том числе криминальных, отношений.
При государственной собственности и многоэтажном принятии решений по распределению и обороту общественных средств возникает возможность принятия на более высоких иерархических уровнях произвольных и аномальных решений, ориентированных на удовлетворение групповых или личных интересов распорядителей более низких уровней. И как следствие этого – плата за принятие таких решений, за власть в форме различных взяток в денежной или натуральной форме, а также оказание различного рода ответных услуг. Такая коррупция характерна для экономики как нашей страны, так и других стран с нерыночной экономикой. Нередко при этом слой управляющих дробит свои функции для того, чтобы максимизировать доход всего слоя в целях предотвращения внутри него конкурентной борьбы и его консолидации. Такая система не только создает условия для более полного удовлетворения легальных хозрасчетных интересов первичных звеньев, ведомств или регионов, но и питает ресурсами теневое производство.
Таким образом, существующая государственная система планирования, нормирования и распределения ресурсов не только продлила несколько видов теневых отношений, но фактически поддерживает и развивает их в силу своих внутренних способностей. Централизованные планирование, материально- техническое снабжение, ценообразование, нормирование дают возможность получения заниженных планов, завышенных ресурсов, льготных нормативов в том числе и налогов, утверждение более высоких цен и т.д., что создает основу для организации любого параллельного производства или деления готовой продукции на две части (легальную и нелегальную). Перелив ресурсов из официальной экономики в теневую (хотя часто их уже не возможно разделить) ведет к колоссальным потерям в народном хозяйстве: во-первых, к прямому уничтожению продукции. Сырья, материалов при условии. Что конъюнктура на рынке складывается неблагоприятно (дорого хранение, низки цены и т.п.) или надо скрыть преступление, как, например, в торговле; во-вторых, к огромным запасам товарно-материальных ценностей в народном хозяйстве. Всеобщий дефицит и инфляция, характерные для нашей экономики, породили погоню за материальными ценностями, что усугубляет эти явления. Если владельцы личных сбережений скупают драгоценные металлы, ковры, меха, автомобили и дачи, то хозяйственные звенья накапливают материальные ресурсы (металл, цемент, топливо и т.д.). Запасы материальных ценностей на предприятиях достигли 60% валового национального продукта страны. Материальные запасы являются основой натуральных обменов между предприятиями (кстати, часто не в корыстных целях а для осуществления производства). Металлопрокат на так называемом «сером» рынке выступает своего рода валютой, взамен которой можно приобрести буквально все. Деньги просто не участвуют в такой системе хозяйственных отношений. А это означает, что деньги не отовариваются материальными ресурсами. Происходят сращивание и натуральный обмен между рынком средств производства и рынком предметов потребления: стройматериалы, телевизоры, видео техника, легковые машины, квартиры, путевки в санатории и т.д. меняются на лес, металл, топливо и т.п. Это база для инфляции, дефицита, «черного» рынка.
