Очерк истории изучения памятников русской деловой письменности (XVIII–XX вв.)
Очерк истории изучения памятников русской деловой письменности (XVIII-XX вв.)
Никитин О.В.
XIX век в истории русской деловой письменности: расцвет филологического изучения приказной культуры
Традиции классического века русской филологии и их роль в формировании современных взглядов на проблемы изучения языка памятников письменной культуры
Исследование памятников делового письма в России имеет сложившуюся традицию и проводится в основном по двум крупным направлениям - историческому и лингвистическому. Возросший интерес к таким источникам обусловлен как научными причинами, так и чисто прагматическими обстоятельствами. Первые значительные открытия в этой области были сделаны русскими учеными XVIII столетия и историософами-богословами. Одни обращались к рукописному тексту с целью реконструировать этапы исторического и культурного развития страны (таковы труды В. Н. Татищева, М. М. Щербатова, Н. М. Карамзина и многих других), другие находили в памятниках старины ценнейшие сведения по истории Церкви и догматам веры. Собственно лингвистическое изучение рукописей с научной точки зрения началось в XVIII столетии, когда создавались первые архивы, активно собирались сведения по русской истории. Ведущую роль в этом сыграло основание Российской Академии Наук. Ее проекты во многом были ориентированы на сохранение памятников национальной старины, сбережение языка и культуры, духовных традиций. Постепенно, начиная с изучения монументальных источников - летописей, княжеских уставов, исследование текстов с языковедческой точки зрения приобретает все большую распространенность и в XIX столетии занимает в России одно из ведущих мест. По сути дела, ни один научный трактат того времени не обходился без привлечения памятников старины.
Деятельность А. Х. Востокова по изданию и изучению памятников древней письменности
Большая заслуга в формировании научной школы изучения рукописных текстов принадлежит акад. А. Х. Востокову. Последовательный и вдумчивый сторонник сравнительно-исторического языкознания, он заложил фундамент исследования памятников русской письменности. Будучи хранителем рукописей Публичной библиотеки и позднее главным редактором Археографической комиссии, А. Х. Востоков особенно тщательно заботился о приумножении коллекции древних рукописей, их классификации и последовательном лингвистическом и палеографическом анализе. В статье «Рассуждение о славянском языке, служащее введением к грамматике сего языка, составляемой по древнейшим оного письменным памятникам» ученый впервые высказал актуальную и в наши дни гипотезу о древнеболгарском происхождении старославянского языка. Рассуждения А. Х. Востокова имели немалое значение и в споре с шишковистами, утверждавшими, что церковнославянский язык и язык светской и деловой письменности принадлежат к стилям одного «славянского языка». Лингвистический метод А. Х. Востокова был во многом основан на этимологии (в старом понимании этого термина), которая была для него и для ученых его поколения исторической и грамматической дисциплиной одновременно. А родство языков он «изучает как проявление в языке народного миросозерцания» [Колесов 1998: 55]. А. Х. Востоков немало потрудился над изданием памятников письменности. Он готовил к печати «Изборник великого князя Святослава Ярославича 1073 г.», работал над «Описанием русских и словенских рукописей Румянцевского музеума», впервые издал «Остромирово Евангелие», а написанные им «Грамматика церковнославянского языка, изложенная по древнейшим оного письменным памятникам» и «Словарь церковнославянского языка» до сих пор не потеряли научного значения. Одним из первых ученый обратился к изучению языка народной речи, зафиксированной в памятниках местной письменности и говорах. Для этой цели и был составлен «Опыт областного великорусского словаря» [Опыт 1852; см. также: Дополнение 1858], а А. Х. Востокова избрали редактором подготавливаемых материалов. Особо следует отметить, что составители «Словаря» старались отразить доступный по тем временам широкий спектр лексических и грамматических форм, а также географию бытования слова. В «Словарь» вошли «три рода речений»: «Первый род составляют слова, уклонившиеся от нормального употребления языка, нередко искаженные до крайности…; ко второму роду относятся слова, некогда принадлежащие к общему языку народа и вытесненные из него другими, а уцелевшие в народе вместе с заветною прародительскою песнью, сказкой, пословицею; третьего рода слова родились вследствие понятий, образовавшихся от предметов окружающей человека природы и от особенных занятий народа» [там же: II]. На наш взгляд, весьма показательно, что «слова, уклонившиеся от общего употребления», - провинциализмы и диалектизмы - нашли широкое отражение в «Словаре». В Предисловии указываются и другие источники, среди них - слова «живой речи народа», «которые или уцелели в древних письменных памятниках наших, или от которых мы употребляем только производные, или слова совсем у нас потерянные, между тем как они могут служить к обогащению языка по краткости, выразительности, благозвучию» [там же: III]. Замечательно заключение во вступлении к «Словарю», показывающее не только назначение этого лексикона, но и смысл самой научной деятельности А. Х. Востокова: «…[Словарь] обращает нас к патриархальному быту поселян наших и сближает нас с ними. Прислушиваясь к народному языку, мы отыскиваем в нем сокровища, пережившие целые столетия. В крестьянских избах, где сохранились и песни, и сказки, и пословицы наши, сбережены от всегубительного времени и многие драгоценные слова. Областные наречия служат также убедительнейшим доказательством, что язык, как живой организм, беспрестанно изменяется, и что лишь только в словаре и грамматике гибкие формы живой речи крепнут и упрочиваются для потомков» [там же: IV].
А. С. Шишков как филолог-законотворец
Филологическая деятельность другого выдающегося русского ученого и государственного деятеля А. С. Шишкова не раз становилась предметом описания и изучения, а прошедший в 2004 г. 250-летний юбилей со дня его рождения вновь показал, насколько живы и плодотворны остаются его идеи и взгляды, некогда трактовавшиеся как «консервативные». Хорошо известна славянская направленность высказываний А. С. Шишкова и его полемика с «карамзинистами», резкие выступления против их новаторств, особенно в сфере ориентации русского языка на французский. В этих попытках он видел нарушение цепи исторического развития культурных основ русской жизни (см. подробнее [Горшков 2004: 99-102]).
Однако до сих остается в тени исследователей-филологов его деятельность на поприще юриспруденции, государственного законотворчества, где ученый и дальновидный политик проявил свои лингвистические способности с присущей ему пунктуальностью и приверженностью традиции. Здесь мы наблюдаем отчасти и его предпочтения, и - что важно в данном случае - то, как он занимался «деловым» строительством языка. Один такой эпизод касается замечаний А. С. Шишкова к Проекту гражданского уложения 1815 г. Они относились к первой главе указанного кодекса, которая выглядела следующим образом:
РАСПОЛОЖЕНIЕ ПЕРВОЙ ГЛАВЫ.
§ 1. Гражданское право принадлежитъ каждому лицу, носящему на себЪ имя россiйскаго подданнаго. Оно проистекаетъ отъ необходимой въ тЪлЪ общества связи, или взаимныхъ отношенiй всЪхъ гражданъ между собою, и состоитъ въ дозволенiи каждому изъ нихъ во всякомъ дЪлЪ прибЪгать къ закону, когда кто имЪетъ нужду въ какихъ либо его изреченiяхъ.
§ 2. Гражданскiя права раздЪляются на общiя и частныя.
§ 3. Общимъ правомъ пользуется, во всякомъ состоянiи людей, каждый россiйскiй подданный.
§ 4. Частнымъ правомъ, сверхъ общаго, пользуется то состоянiе людей, которому права сiи даны.
§ 5. Общiя права прiобрЪтаются рожденiемъ отъ россiйскаго подданнаго, или вступленiемъ въ россiйское подданство.
§ 6. Частныя права для пользы государственной даются, и за важныя преступленiя однЪ, или вмЪстЪ съ общими, отъемлются закономъ.
§ 7. Лишенiе общаго права лишаетъ вкупЪ и частнаго; лишенiе же частнаго не лишаетъ общаго.
§ 8. Лишенiе общаго гражданскаго права есть изверженiе человЪка изъ общества гражданъ, и слЪдственно самое величайшее наказанiе; а потому оное не совершается, какъ по судебному приговору имянно къ сему наказанiю.
§ 9. ЧеловЪкъ, лишенный общихъ правъ, теряетъ, какъ изверженный изъ состава гражданскаго тЪла, всЪ бывшiя связи свои съ нимъ. Онъ съ того времени въ обществЪ гражданъ становится чуждъ, бездЪйственъ, безгласенъ, какъ бы умеръ. Всякое имущество его безъ остатка поступаетъ къ его наслЪдникамъ.
§ 10. ЧеловЪкъ, лишенный судомъ частныхъ гражданскихъ правъ, теряетъ вмЪстЪ съ званiемъ своимъ и то имущество, которое по симъ правамъ ему принадлежало. Оно поступаетъ къ его наслЪдникамъ. Онъ же самъ, въ новомъ состоянiи своемъ, пользуется правами того состоянiя, въ которое низведенъ, и ни къ какимъ по другому частному праву производимымъ дЪламъ не допускается.
§ 11. Права гражданскiя частныя, или общiя, или оба вкупЪ, теряются по приговору судебному съ того времени, какъ приговоръ подписанъ, утвержденъ и осужденному объявленъ будетъ. Сiе разумЪется о присутствующемъ, который во время суда могъ приносить свои оправданiя. Для отсутствующихъ же судебное мЪсто руководствуется слЪдующими правилами:
1-е. Полагается срокъ, въ который осужденный долженъ явиться къ суду для принесенiя своихъ оправданiй.
2-е. Къ имЪнiю его приставляются опекуны, со времени начатiя надъ нимъ суда.
3-е. Естьли[i] осужденный самъ во время срока явится. Или кЪмъ приведенъ будетъ, то приговоръ надъ нимъ уничтожается, и судъ производится снова.
4-е. Естьли же не явится, то, съ истеченiемъ срока, приговоръ совершается и вступаетъ въ законную свою силу.
5-е. Буде осужденный явится по прошествiи срока, и слЪдственно по совершенiи приговора, то онъ можетъ еще представить свои оправданiя; но тогда естьли бы онъ оправдался, или доказалъ маловажность своей вины, такъ что правосудiе требовало бы возвратить ему прежнiя его права, то оныя возстанавливаются, но токмо на будущее время; прошедшее остается невозвратнымъ.
§ 12. Взятому подъ судъ за важное преступленіе, могущее подвергнуть, буде взятый не оправдается, лишенію частныхъ или общихъ правъ гражданскихъ, съ того самаго дня не позволяется дЪлать никакихъ завЪщаній, записей, обязательствъ, или иныхъ сдЪлокъ; сего ради берется онъ подъ стражу, или о начатіи надъ нимъ суда всенародно возвЪщается.
§ 13. ВсЪ же завЪщанія, записи, обязательства и сдЪлки, имъ или другими на его имя прежде начатія суда учиненныя, и въ надлежащемъ судебномъ мЪстЪ въ свое время явленныя, остаются, по совершеніи надъ нимъ приговора, для наслЪдниковъ его въ св[о]ей силЪ.
§ 14. Бракъ человЪка, лишеннаго общихъ правъ гражданскихъ и сосланнаго въ вЪчное заточеніе, остается въ такомъ положеніи, какъ послЪ умершаго. (Шишков 1870: 68-70).
Замечания А. С. Шишкова показывают его не только как знатока судебной теории и практики, но и как умелого законотворца. Он пишет далее (Шишков 1870: 71):
ПРИМЪЧАНIЕ.
Расположеніе сей главы содержитъ въ себЪ слЪдующій естественный порядокъ: 1-е, опредЪленіе гражданскихъ правъ; 2-е, раздЪленіе оныхъ на общія и частныя (NB. Сіе раздЪленіе для ясности мыслей необходимо нужно); 3-е, опредЪденіе общихь правъ; 4-е, опредЪленіе частныхъ правъ; 5-е, пріобрЪтеніе общихъ правъ; 6-е, учрежденіе или постановленіе закономъ частныхъ правъ; 7-е, лишеніе или потеря каждаго изъ сихъ правъ, или обоихъ вмЪстЪ; 8-е, правила, какими судъ при отнятіи оныхъ должень руководствоваться; 9-е, обстоятельства, сь потерею правъ соединенныя. - Я не знаю все ли въ главЪ сей сказано, о чемъ сказать надлежало (ибо, для удостовЪренія себя въ томъ, надлежитъ со вниманіемъ прочитать и разобрать всЪ наши законы, чего я не сдЪлалъ и сдЪлать не могь, не имЪя на то ни способовъ, ни времени); но достовЪрно и съ ясными доказательствами скажу, что все, содержащееся въ главЪ проэкта, содержится и въ сей вновь изложенной главЪ, не токмо безъ всякаго упущенія, да еще со многими весьма нужными, тамъ или смЪшенными или пропущенными подробностями. Чтожъ принадлежитъ до порядка мыслей и ясности языка, оное усмотрЪть можно изъ прилагаемаго здЪсь сличенія одинакихъ статей.
