впрочем, все обретает свою позитивную направленность.
5. "Град земной" и "Град Божий".
Назначение человека, назначение человечества — вот о чем размышляет
Августин. В последних двенадцати книгах «0 граде Божьем» его апология
превращается в широкомасштабное истолкование истории. История предстает
как борьба между, градом земным, государством этого мира, мирским
сообществом, с одной стороны, и, градом Божьим, государством Бога,
божественным сообществом, — с другой. В этом великом противостоянии
государства мирского и государства божественного и заключается
таинственная основа и смысл истории, которая одновременно является
историей борьбы святого и не святого.
Происхождение двух сообществ относится к началу времен, когда падение
возгордившихся ангелов, наделенных смешанной природой, привело к тому, что
наряду с государством Божьим появилось второе сообщество — государство
дьявола. Тогда и возникла необходимость в восполнении образовавшейся в
результате низвержения ангелов бреши — причем за счет избранных
представителей рода человеческого, — до тех пор пока прежнее число граждан
божественного сообщества не будет восстановлено. Однако Адам, который
одновременно принадлежал и к божественному и к мирскому государствам,
своим первым грехом повторил грех гордыни падших ангелов, и среди людей
возникло земное мирское государство как полная противоположность
государству божественному. Первыми представителями этих государств-
антагонистов были, с одной стороны, праведник Авель, с другой —
градостроитель и братоубийца Каин. Затем соответственно Израиль и
языческие народы, град Бога Иерусалим и град дьявола Вавилон, и, наконец,
на последнем этапе истории — Рим (новый Вавилон) и католическая церковь.
По самой своей сути град Божий и град земной отличаются друг от друга
принципиально:
— У них различный господин и управитель: у первого — Бог, у второго —
боги и демоны.
— У них различные граждане: в первом избранные праведники,
исповедующие единого и истинного Бога, во втором — отверженные почитатели
богов и себялюбцы.
— У них различная позиция: у первого — опирающаяся на смирение любовь к
Богу, доведенная до презрения к себе, у второго — основанная на гордыни
любовь к себе, доведенная до презрения к Богу.
Зло — это любовь к себе, надменная спесь, благо — любовь к Богу, т.е.
желание и любовь к благу истинному. Это равно справедливо как в отношении
к индивиду, так и к человеку как существу общественному. Люди, которые
живут в Боге, вместе образуют "Град небесный". Августин пишет:
«Два града созданы двумя родами любви: град земной — любовью к себе,
доведенною до презрения к Богу, и град небесный — любовью к Богу,
доведенною до презрения к себе. Первый полагает славу свою в себе самом,
последний — в Боге. Ибо ищет первый славы среди людей, а величайшая слава
для другого есть Бог, свидетель совести. Один во славе своей возносит свою
голову, второй же говорит своему Богу: Ты, Господи,... слава моя, и Ты
возносишь голову мою (Пс 3, 4). В одном господствует похоть, руководящая и
правителями, и народами его; в другом служат друг другу по любви и
повелевающие правители, и послушные им подчиненные. Первый град — в лице
своего правителя — превозносит собственную силу; второй же говорит своему
Богу: Возлюблю Тебя, Господи, крепость мою (Пс 17, 2). Даже мудрые в
первом граде, ведя жизнь человеческую, добивались благ тела или души, или
того и другого вместе; те же из них, кто смогли познать Бога, не
прославили Его как Бога и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях
своих, и омрачилось несмышленое их сердце", называя себя мудрыми (то есть
превозносясь в своей гордыне и похваляясь своею мудростью), обезумели и
славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и
птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся. Именно к почитанию идолов этого
рода пришли они — и вожди, и ведомые — и поклонялись и служили твари
вместо Творца, который благословен во веки, аминь (Рим 1, 21-25). В другом
же граде вся человеческая мудрость — в благочестии, в почитании истинных
Богов, в ожидании как награды не только общества святых, но и ангелов; да
будет Бог все во всем (1Кор 15, 28).» О граде Божьем, XIV, 28.
Оба града имеют своих посланников на небе: ангелов восставших и тех,
кто сохранил верность Богу. На земле они разнятся как потомки Каина и
Авеля, так что эти два библейских персонажа выступают символами двух
сообществ. На этой земле гражданин первого царства выглядит повелителем и
господином мира, гражданин небесного града — пилигримом, странником.
Впрочем, первый правдою самою определен к вечному проклятию, второй — к
спасению во веки вечные.
История предстает перед нами в свете, решительно незнакомом для греков.
Она имеет начало творения и конец сотворенного мира с пограничным моментом
в виде воскрешения и страшного суда. Три существенных события размечают
бег исторического времени: первородный грех со всеми вытекающими
последствиями, ожидание прихода Спасителя, воплощение и страдания Сына
Божьего с образованием его дома — Церкви.
Августин настаивает в конце "Града Божьего" на догме воскрешения. Плоть
возродится вновь. Хотя и преобразованная, интегрированная, но плотью она
все же останется: "Плоть станет духовною, подчинится духу, но будет
плотью, не духом; подобно тому как дух был подчинен плоти, но все же
остался духом, а не плотью".
История завершится днем Господа, который станет восьмым днем,
освященным пришествием Христа, будет вечным отдохновением не только духа,
но и тела.
6. Августин Блаженный. Современная оценка.
Нет необходимости доказывать присутствие Августина в культуре последних
поколений, считая и наше. Он остается одним из тех немногих христианских
мыслителей, о котором не-христиане знают и помнят, и кому они как минимум
отводят место в истории развития человеческого духа. Августин более чем
какой бы то ни было иной мыслитель, повлиял на западную теологию и веру —
он стал творцом средневековой парадигмы — и более чем какой бы то ни
было иной отец церкви отвергнут восточным христианством. Какими бы
далекими ни представлялись научные и церковные взгляды Августина, особенно
в эпоху триумфа либерализма, протестантизм не переставал интересоваться им
и, некоторым образом, оспаривать его принадлежность только к католицизму.
Католики же не перестают почитать его как одного из самых великих
Учителей. И это несмотря на парадоксальный характер августинианства,
приносившего не только полезные плоды, но также ереси и заблуждения.
«Августин — единственный из отцов церкви, сохраняющий влияние до сего
дня. Язычники и христиане, философы и теологи вне зависимости от
направления или конфессии, к которым они принадлежат, испытывают
неодолимое стремление к тому, чтобы изучать его труды, спорить с его
взглядами и противостоять его личности. Одновременно Августин продолжает
оказывать опосредованное воздействие — в качестве осознанной или
неосознанной традиции — на западные церкви, а через них в более или менее
измененном виде и на общее культурное сознание... Августин — гений. Он
единственный из отцов церкви, кто может безоговорочно претендовать на этот
выспренний титул, который для наших современников означает наивысшую
оценку». — Так пишет историк-протестант Ганс фон Кам-пенхаузен вполне в
русле западной традиции, согласно которой никакая похвала Августину не
является чрезмерной.
Несомненно, большая заслуга Августина состоит в том, что он энергично
указал западной теологии, склоняющейся к концепции оправдания делами, на
паулинистскую весть об оправдании, которая с исчезновением иудео-
христианства перестала интересовать эллинистических христиан, и таким
образом обратил ее внимание на значение благодати. В то время как
восточная теология по-прежнему находилась под сильным влиянием взглядов
Иоанна и во многом игнорировала паулинистскую проблематику оправдания с ее
антитезами, уделяя большее внимание рассуждениям об обожествлении
человека, Августин напротив, основываясь на собственном жизненном опыте и
на плодах своего глубокого изучения творений Павла, сделал проблему
благодати центральной темой западной теологии и в этой сфере нашел
бесчисленные доступные латинские формулировки. Вопреки широко
распространенному в древней латинской церкви морализму, всецело
основывавшемуся на заслугах человека, он показал всеобщую обусловленность
божественной благодатью:
«Что ты имеешь, чего бы не получил? »
Итак, согласно Августину, христианство должно быть религией не дел и
закона, а благодати. Это великое достижение Августина превозносили весьма
часто. Но по мнению швейцарского теолога Ганса Кюнса нет ни
малейшего сомнения, что тот самый Августин,|который в противовес
греческому тезису о примате интеллекта совершенно правомерно выступал за
примат воли и любви, который написал такую потрясающую фразу, как «Dilige,
et quod vis fac» («Люби — и делай, что хочешь») , который умел столь
блестяще писать о милости Божьей, — что именно он несет ответственность и
за в высшей степени сомнительные пути развития латинской церкви, а именно,
в следующих основополагающих пунктах.
1. Подавление сексуальности в западной теологии и церкви. По
сравнению с другими латинскими теологами (например, с Иеронимом) Августин
более явно подчеркивал равенство мужчины и женщины — по крайней мере на
духовном уровне (относительно рационального мышления), — обусловленное
богоподобием обоих полов. Но в то же время он разделял общепринятое в те
годы мнение о том, что в телесном отношении женщина находится на более
низкой ступени, чем мужчина, — ведь согласно книге Бытия, она была создана
из мужчины и для мужчины (Быт. 2). Теория сексуальности и греха была
столь важна для Августина, что даже в семьдесят лет он испытывал
необходимость в том, чтобы написать письмо преемнику Иоанна Хризостома,
константинопольскому патриарху Аттику с изложением своей весьма
сомнительной позиции (это письмо было найдено лишь недавно). Августин
писал:
«Влечение (имеется в виду злой "зов плоти"), пламя которого совершенно
без разбору направляется на дозволенные и недозволенные объекты, которое
