Читая Монтеня

ваемое , ну, скажем, выражению "я знаю". Допустим, оно будет

означать "на том уровне возможности познания, на каком я нахо-

жусь и при использовании всех способов и средств познания, ка-

ковыми я располагаю, при наличии у меня информации и сведений

по этому вопросу определенного объема и определенной достовер-

ности, я прихожу к существованию такого-то сведения". Очевид-

но, что каждый, исходя их своих взглядов на познаваемость ис-

тины, воспримет это высказывание эмоционально, я подчеркиваю,

эмоционально, по-разному: одни вспримут его как некое более

или менее достоверное, имеющее право на существование, другие

- как нонсенс; однако, мне кажется , что некоторая четкость,

корректность в восприятии и понимании этого высказывания все

же должна появиться, что, конечно же, не решит самого вопроса

правоты агностицизма, однако, возможно, несколько облегчит за-

дачу нахождения общего языка. Кстати, к вопросу о средствах

познания мира. Монтень, как мне кажется, довольно интересно

подходит к этой теме:

" Быть может, из-за отсутствия какого-нибудь чувства сущность

вещей большей частью скрыта от нас. Кто знает, не проистекают

ли отсюда те трудности, на которые мы наталкивается при иссле-

довании многих творений природы.Не объясняются ли многие дейс-

твия животных, превосходящие наши возможности, тем, что они

обладают каким-то чувством, которого у нас нет. Не живут ли

некоторые из них благодаря этому более полной и более совер-

шенной жизнью, чем мы... Мы воспринимает яблоко почти всеми

нашими чувствами, мы находим в нем красоту, гладкость, аромат

и сладость; но оно может, кроме того, иметь и другие еще

свойства, как, например, способность сохнуть или сморщиваться,

для восприятия которых мы не имеем соответствующих чувств.

Наблюдая качества, которые мы называем во многих веществах

скрытыми, - как, например, свойство магнита притягивать железо

- нельзя ли считать вероятным, что в природе имеются чувства,

которые способны судить о них и воспринимать их, и что, из-за

отсутствия этих способностей у нас, мы не в состоянии познать

истинную сущность таких вещей. Какое-то особое чувство подска-

зывает петухам, что наступило утро или полночь, что и застав-

ляет их петь; какое-то чувство учит кур, еще не имеющих ника-

кого опыта, бояться ястреба; какое-то особое чувство предуп-

реждает цыплят о враждебности к ним кошек, но не собак и зас-

тавляет их насторожиться при вкрадчивых звуках мяуканья, но не

бояться громкого и сварливого собачьего лая; оно учит ос, му-

равьев и крыс выбирать всегда самый лучший сыр и самую спелую

грушу, еще не отведав их; учит оленя, слона и змею узнавать

определенные, целительные для них травы. Нет такого чувства,

которое не имело бы большой власти и не являлось бы средством

для приобретения бесконечного количества познаний. Если бы мы

не воспринимали звуков, гармонии, голоса, это внесло бы нево-

образимую путаницу во все остальные наши знания. Ведь, кроме

непосредственных показаний каждого чувства, мы извлекаем мно-

жество сведений, выводов и заключений о других предметах путем

сравнения свидетельств одного чувства со свидетельствами дру-

гого. Мы установили какую-нибудь истину, опираясь и сообразу-

ясь с нашими пятью чувствами, но, может быть, для достоверного

познания ее, самой ее сущности, нужно было бы получить согла-

сие и содействие не пяти, а восьми или десяти чувств..."

Конечно, было бы интересным обладать всеми чувствами, кото-

рые имеются вообще на Земле у представителей различных видов

животных, однако не окажется ли человек неподготовленным При-

родой, внутренее к такому , судя по всему, испытанию! И если

верить учению Пифагора о переселении душ и индийским теориям,

то, может быть, и удастся обладать (по очереди) всеми сущест-

вующими чувствами. Жаль, конечно, что это наверняка не прине-

сет усиления комплекса средств познания...

"Протагор утверждал, что в природе нет ничего, кроме сомне-

ния, и что обо всех вещах можно спорить с одинаковым основани-

ем и даже о том, можно ли спорить с одинаковым основанием обо

всех вещах; Навсифан заявлял, что из тех вещей, которые нам

кажутся, ни одна не существует с большей вероятностью, чем

другая, и что нет ничего достоверного, кроме недостоверности;

Парменид утверждал, что ничто из того, что нам только кажется,

не существует вообще и что существует только единое; Зенон ут-

верждал, что даже единое не существует и что не существует ни-

чего... Для нас "поступать согласно природе" значит "поступать

согласно нашему разуму", насколько он в состоянии следовать за

ней и насколько мы в состоянии распознать этот путь; все, что

выходит за пределы разума, чудовищно и хаотично. Но с этой

точки зрения наиболее проницательным и изощренным людям все

должно представляться чудовищным, ибо человеческий разум убе-

дил их, что нет никаких серьезных оснований утверждать даже

то, что снег бел (Анаксагор заявлял, что он черен). Все неяс-

но: существует ли что-нибудь или ничего не существует, знаем

ли мы что-либо или ничего не знаем, живем мы или нет... Ибо

Еврипид сомневался, является ли наша жизнь жизнью или же жизнь

есть то, что мы называем смертью."

Здесь Монтень подходит к одному из самых сложных, на мой

взгляд, вопросов философии.

"Еврипид сомневался не без основания; действительно, почему

называть жизнью тот миг, который является только просветом в

бесконечном течении вечной ночи и очень кратким перерывом в

нашем постоянном и естественном состоянии, ибо смерть занимает

все будущее и все прошлое этого момента, да еще и немалую

часть его самого. Другие уверяют, что нет никакого движения и

что ничто не движется, как утверждают последователи Мелисса

(ибо если существует только единое, то оно не может ни обла-

дать сферическим движением, ни передвигаться с места на место,

как это доказывает Платон), и что в природе нет ни рождения,

ни истлевания..." Я думаю, что на самом деле человеку познать

свое место в мире, во вселенной сложнее, наверное, чем познать

что-либо еще, так как здесь необходимо иметь представление и о

человеке, и о вселенной. Достижение знания и о том, и о другом

я считаю достаточно проблематичным для человека. Признаю, что

история человечества и философии знала великих, по-настоящему,

людей, которые были способны сделать разного рода попытки пос-

тижения бытия, удачные и не очень. Человечество обязано им

очень многим. Однако, даже не говоря о достижениях цивилиза-

ции и прочих условиях, влияющих на степень познания человека и

вселенной, а ведя речь только о разуме человеческом, мне ка-

жется, и ,скорее всего, это чисто интуитивно, что человек да-

леко не до конца реализовал свои собственные возможности в

познании мироздания и самого себя же. На мой взгляд, должно

быть возможным более близкое приближение к истине, чем те уче-

ния, которые уже имеют место быть. Этому же может способствовать

также и современное представление о физической природе вещей и

тому подобные знания. Возможен так же и вариант, когда такое

знание уже было приобретено человечеством, но это учение либо

не дошло до наших дней, либо рефлексия его была не до конца

полной.

Зная о приверженности Монтеня идеям скептицизма, можно было

бы говорить и о некой склонности его к восприятию идей агнос-

тиков, однако это не совсем так:

"Я убеждаюсь, что философы-пирронисты не в состоянии выра-

зить свою основную мысль никакими средствами речи; им понадо-

бился бы какой-то новый язык! Наш язык сплошь состоит из со-

вершенно неприемлемых для них утвердительных предложений,

вследствие чего, когда они говорят "я сомневаюсь", их сейчас

же ловят на слове и заставляют признать, что они, по крайней

мере, уверены и знают, что сомневаются. Это побудило их искать

спасения в следующем медицинском сравнении, без которого их

способ мышления был бы необъясним: когда они произносят "я не

знаю" или "я сомневаюсь", то они говорят, что это утверждение

само себя уничтожает, подобно тому как ревень, выводя из орга-

низма дурные соки, выводит вместе с ними и самого себя.

Этот образ мыслей более правильно передается вопросительной

формой: "Что знаю я" - как гласит девиз, начертанный у меня на

коромысле весов".

Эти слова Монтень заимствовал у Сократа, часто имевшего

обыкновение говорить: "Знаю, что ничего не знаю". Таким обра-

зом, пирронизм "Опытов" представляет собой критику старого

мышления и служит способом доказательства того, что разум че-

ловека обнаруживает себя в беспредельном разнообразии своих

возможностей. Монтень не отказывается от познания мира и исти-

ны, скептицизм его не имеет абсолютного характера. Различие

теорий, мнений, их переменчивость и непостоянство говорят о

неисчерпаемости природы и мысли человека, но отнюдь не о ее

бессилии. "Нелегко установить границы нашему разуму; он любоз-

нателен, жаден и столь же мало склонен остановиться, пройдя

тысячу шагов, как и пройдя пятьдесят. Я убедился на опыте, что

то, что осталось неизвестным одному веку, разъясняется в сле-

дующем".

Пирронизм французского писателя имеет определенные черты

диалектического мировоззрения. "Разве самая утонченная муд-

рость не превращается в самое явное безумие. Подобно тому, как

самая глубокая дружба порождает самую ожесточенную вражду, а

самое цветущее здоровье - смертельную болезнь, точно так же

глубокие и необыкновенные душевные волнения порождают самые

причудливые мании и помешательства; от здоровья до болезни

лишь один шаг. На поступках душевнобольных мы убеждаемся, как

непосредственно безумие порождается нашими самыми нормальными

душевными движениями".

Открытия эпохи Возрождения резко раздвинули границы челове-

ческих знаний. Для человека средних веков, воспринимавшего мир

как геоцентристскую систему, привыкшего к строгой градации

всех общественных и духовных отношений, когда предмет и явле-

ния воспринимались неподвижно и закреплялись навсегда в ка-

ком-нибудь ряду, мир вдруг раздвинулся до непостижимой беско-

нечности и неисчерпаемости: человек словно попадал из знакомой

местности, где он все знал и мог ориентироваться, в чужую, где

ему нужно было заново обнаруживать новые точки отсчета и ори-

ентиры. Возникло множество различных миров. "Твой разум с пол-

ным основанием и величайшей вероятностью доказывает тебе, что

существует множество миров... В случае же если существует мно-

жество миров, как полагали Демокрит, Эпикур и почти все фило-

софы, то откуда мы знаем, что принципы и законы нашего мира

приложимы также и к другим мирам. Эти миры, может быть, имеют

другой вид и другое устройство. Эпикур представлял их себе то

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8



Реклама
В соцсетях
скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты