структуры выступают в целом как отчужденная надстройка над внутренне-
индивидуальными элементами «проекта». Объективно-материальное как таковое
оказывается чуждым, «колдовским», его элементом, приводящим к
иррациональному отклонению всех человеческих намерений и целей. Оно –
«античеловеческое». «...Материальность вещи или института есть радикальное
отрицание изобретения или творчества...» и «через социальную материю и
материальное отрицание как инертное единство человек конституируется в
качестве другого, чем человек». Таким образом, исторический процесс
рассматривается в плане экзистенциалистской антитезы социальных отношений и
отношений непосредственно «человеческих», а объективно-социальное бытие
введено в структуру индивидуального проекта в виде мифологической силы.
Сумма отношений, складывающихся в этой области, очерченной взаимодействием
и борьбой между «человеческим» и «античеловеческим» внутри проекта, и
является, по Сартру, источником исторических судеб людей, скрытым
двигателем истории. Но это скорее движение судьбы.
А. Камю: абсурд и бунт
Особенностью философии А. Камю (1913-1960) является то, что у него нет
систематизированного и всеохватывающего философского учения, он занимается
почти исключительно этическими проблемами. Первая из них – смысл жизни.
Основная философская работа Камю «Миф о Сизифе» открывается словами: «Есть
лишь одна действительно серьезная философская проблема: это самоубийство.
Вынести суждение о том, стоит ли жизнь труда быть прожитой или не стоит, –
это ответить на основной вопрос философии. Все остальное – имеет ли мир три
измерения, обладает ли разум девятью или двенадцатью категориями – приходит
потом. Это уже игра, а вначале нужно ответить»[7][14]. Для Камю речь идет о
том, является ли жизнь просто биологической данностью или в ней реализуются
собственно человеческие ценности, придающие ей смысл.
Стремясь разобраться в смысле своей жизни, человек, по мнению Камю,
обращается за подсказкой прежде всего к окружающему миру. Но чем
пристальнее он вглядывается в природу, тем более осознает ее глубокое
отличие от себя и ее равнодушие к своим заботам. Подобно Сартру, Камю
истолковывает этот факт как «изначальную враждебность мира».
Если мир «обесчеловечен», то, утверждает Камю, «люди также порождают
бесчеловечное». Не понимающие как самих себя, так и других, люди разобщены
и одиноки, в отношениях между ними царит жестокая бессмысленность.
Многочисленные фактические проявления подобных отношений приобретают у Камю
характер универсальности. Логическое обоснование этого экзистенциалистского
тезиса подменено у Камю чисто эмпирическим перечислением и классификацией
фактов жестокости, иррациональности в человеческих отношениях или же
художественным изображением этих фактов. Бесстрастно-отчужденным и
погибающим на основании смертного приговора, вынесенного в результате
непонимания людьми его действий, предстает Мерсо – герой романа «Чужак». В
пьесе «Недоразумение» две женщины убивают человека, не признав в нем своего
самого близкого родственника. Одна из убийц заявляет, что в жизни «никто
никогда не признан» и что как для убитого, так и для всех людей «ни в
жизни, ни в смерти нет ни родины, ни мира... Ведь не называть же родиной
эту тесную землю, лишенную света, с которой уходят, чтобы стать пищей
слепых животных».
Обреченность, несчастье, беспросветность, нелепость существования –
вот лейтмотив произведений Камю. Несчастные, непонятые люди живут с
«несчастным» сознанием в абсурдном мире. «Абсурд» является одной из
фундаментальных категорий философии Камю. «Я провозглашаю, что я ни во что
не верю и что все абсурдно, но я не могу сомневаться в своем возгласе, и я
должен по меньшей мере верить в свой протест»[6][15].
Абсурд Камю направлен и против разума, и против веры. В бога люди
верят или прибегают к нему в надежде спастись от отчаяния и абсурдности
мира. Но для верующих сам «абсурд» стал богом. Иллюзии на спасение в боге
бессмысленны, как и бессмысленны ужасы «страшного суда». Ведь все настоящее
для людей есть каждодневный страшный суд. Нельзя верить и в разум как
божественный, так и в человеческий, поскольку разум предполагает логичность
мыслей и действий, а в жизни все протекает бессмысленно и нерационально.
Все реальное чуждо сознанию, случайно, а значит, абсурдно. Абсурд и есть
реальность.
Осознание бессмысленности своего существования, превращающее наше
сознание в «несчастное сознание», превращает смысл жизни в следующую
дилемму: либо осознать абсурдность мира и на что-то все-таки надеяться,
либо покончить жизнь самоубийством. Камю избирает первый путь. Тот, кто
понял, что этот мир абсурден, обретает свободу. А обрести свободу можно
лишь восстав против всемирного абсурда, бунтуя против него. Бунт и свобода,
по мысли Камю, нераздельны. Именно свобода, выражающаяся в бунте, придает
смысл человеческой жизни.
Провозглашая необходимость борьбы человека с иррациональностью мира,
Камю в то же время подчеркивает, что она не может привести к успеху.
Символом «человеческого состояния» для него является Сизиф, который,
согласно греческому мифу, осужден богами на тяжкий и бесполезный труд:
вкатывать на высокую гору тяжелый камень, который, едва достигнув вершины,
скатывался вниз. Согласно Камю, величие Сизифу придает тот факт, что он
знал о нескончаемости своего труда, но тем не менее стойко переносил
ниспосланную ему кару и не думал просить богов о прощении. Хотя Сизиф
осужден на вечные муки, он все же в глазах Камю свободный человек, так как,
сознательно подняв бунт против богов, он сам выбрал свою судьбу. Таким
образом, начав свои размышления о человеке целым рядом пессимистических
констатаций, Камю, в конечном итоге, приходит к своеобразному трагическому
оптимизму, утверждая, что даже безнадежная борьба человека с
бесчеловечностью является источником высшей радости и счастья.
Представители религиозного экзистенциализма:
Г. МАРСЕЛЬ И К. ЯСПЕРС
Г. МАРСЕЛЬ: «КТО я ЕСТЬ?»
Г. Марсель (1889-1973) относился к числу иррационалистов, поэтому он
провозгласил разрыв не только с материализмом. Свое учение он характеризует
как наиболее напряженное усилие порвать со всяким идеализмом, каким бы он
ни был. Духовное начало, трактуемое объективно, а не субъективно, и тем
самым доступное логическому анализу и рациональному познанию, неприемлемо
для Марселя. Да и не в этом видит он задачу философии. Ее главным смыслом
должен стать поиск ответа на вопрос «кто я есть?» Этот вопрос возник у него
в связи с активной работой по розыску пропавших без вести людей, которую он
проводил в годы первой мировой войны. Массовые трагедии войны с
наглядностью обнажили тот факт, что в сознании человека мысль о близких и
дорогих ему людях, даже если они погибли, может играть большую роль и
оказывать большее влияние на все его бытие, чем живые, конкретные люди.
Марсель задался вопросом: что означает для человека существование или
несуществование других людей, и в какой мере он сам может считаться
существующим для других? Поскольку человек постоянно общается с другими
людьми (а их существование эмпирически доказуемо), то их представления о
нем небезразличны для его самосознания. В результате этого человек изменяет
собственное представление о себе и мучительно переживает вопрос о подлинной
сути своего бытия.
На основании этих соображений Марсель приходит к выводу, что личность
человека не тождественна его индивидуальному бытию: каждый человек выходит
за его пределы и особым образом существует во всех тех представлениях,
которые имеют о нем окружающие. Это существование именуется
интерсубъективностью. Оно, по мнению Марселя, является истинным
определением личности [9][16]. Правда, это такое определение, при котором
нет четких границ личности, и она представляется размытой. Несомненный
интерес рассуждений Марселя не может заслонить тот факт, что, заключив
человека в тесные рамки его собственного, неопределенного бытия
(экзистенции), он не может провести различие между истинными и ложными
представлениями людей об определенной личности. Это прямо приводит к
стиранию границ между ее объективным существованием и объективным
несуществованием. В художественных драмах Марселя полно давно умерших
персонажей, которые существуют лишь в воспоминаниях близких. Психологически
убедительно показывая, какую огромную власть над человеком имеют подобные
воспоминания, Марсель приходит к сомнительному выводу о тождественности
объективной и субъективной реальности. Тем самым подготавливается почва для
признания реальности «невидимого мира», который является у Марселя миром
бесплотных духов, включая божественный дух.
Понятие интерсубъективности играет ведущую роль в рассуждениях
Марселя. На этом понятии, как он считает, строятся духовно-личностные
отношения, к сожалению, подавляемые в современном обществе.
Интерсубъективность позволяет воспринимать другого человека не как чуждого,
а как близкого. Высшей формой интерсубъективности является общение человека
с богом в акте веры. Убежденный христианин Марсель принимает все церковные
догматы, но считает неубедительными и неэффективными всякие попытки их
рационализировать. Понятия «религиозного опыта» и «свидетельства» играют
главную роль при характеристике Марселем феномена религиозной веры. По его
мнению, в бога нельзя верить, не имея непосредственного религиозного опыта,
а им обладают лишь верующие люди. Они и выступают подлинными свидетелями
существования бога. Марсель подчеркивает, что историческое предание,
традиции, внешний авторитет нельзя рассматривать как религиозное
свидетельство; бог возможен лишь как живое чувство внутри человека. В акте
религиозной веры бог выступает как высшее и в то же время наиболее близкое
личности бытие, которое одно только доподлинно знает, кем же эта личность
является. Отношение верующего к богу характеризуется им как вершина
интерсубъективности и любви, а бог предстает как высочайшее «Ты», в
постоянном взаимодействии с которым только и возможно развитие личности. В
боге осуществляется причастность каждого конкретного человека к бытию
других людей.
Марсель заявляет, что ныне люди охвачены духом наживы и стяжательства,
