нравственности, установить нравственную всеобщую основу отдельных, частных
добродетелей. Эта задача должна быть разрешена при помощи своеобразной
"индукции" и "определения". "Индукция" и "определение" в диалектике Сократа
взаимно дополняют друг друга.
1."индукция" - это отыскание общего в частных добродетелях путем их
анализа и сравнения
2. "определение" - это установление родов и видов, их соотношения.
Пример:
Разговор с Евтидемом, готовившимся к государственной
деятельности и желавшим знать, что такое справедливость
и несправедливость.
Сократ применил свой "диалектический" метод мышления:
Он предложил дела справедливости заносить в графу "дельта",
а дела несправедливости - в графу "альфа".
И начал задавать вопросы Евтидему, куда, что занести:
вопрос Сократа ответ Евтидема
ложь "альфа"
обман “альфа”
воровство “альфа”
похищения людей для
продажи в рабство “альфа”
можно ли что-либо из
перечисленного занести в
графу "дельта" нет
Хорошо сказал Сократ и задал Евтидему вопрос такого рода:
справедливо ли обращение
в рабство жителей неспра-
ведливого неприятельского
города “дельта”
обмана неприятеля и отно-
сительно кражи и грабежа
добра у жителей
неприятельского города “дельта”
Подобные поступки были приняты справедливыми. Евтидем первоначально
думал, будто бы вопросы Сократа касаются только друзей. Хорошо, но тогда
все эти поступки раннее занесенные в графу “несправедливость” следует
занести в графу “справедливость”. Евтидем согласился. Следовательно,
прежнее "определение" неправильно и следует выдвинуть новое "определение":
"По отношению к врагам такие поступки справедливы, а по отношению к друзьям
несправедливы, и по отношению к ним, напротив, следует быть как можно
справедливее".
Вроде бы он уже и так многое доказал, но таков Сократ. Он не
остановился и, снова прибегая к "индукции", показал, что и это
"определение" неправильно и требует замены его другим. Для достижения этого
результата Сократ снова обнаруживает противоречия в положении, признанном
собеседником за истинное, а именно в тезисе о том, что в отношении друзей
следует говорить только правду.
Правильно ли поступит
военачальник, если он,
для того чтобы поднять
дух войска, солжет своим “дельта”
войнам, будто бы приб-
лижаются союзники.
не справедливо ли будет,
если отец обманет своего
заболевшего сына, не же- Евтидем соглашается
лающего принимать ле - и признает, что этот
карство, и под видом пищи обман следует признать
заставит его это лекарство справедливым
принять, и тем самым
своей ложью вернет сыну
здоровье.
как назвать поступок того
человека, который, видя
своего друга в состоянии
отчаяния и боясь, как бы И этот грабеж он
он не кончил жизнь само- заносит в графу
убийством, украдет или справедливости.
просто отнимет у него оружие.
В результате Евтидем нарушает свое предыдущее “определение” и
приходит к выводу, что и с друзьями не всегда надо быть правдивым.
Далее Сократ переходит к вопросу о различии добровольного и
недобровольного поступка, продолжая свою "индукцию" и добиваясь нового, еще
более точного "определения" справедливости и несправедливости. Определение
несправедливых поступков по Сократу, такие поступки, которые совершаются в
отношении друзей с намерением им навредить.
Сократ - принципиальный враг изучения природы. Работу человеческого
разума в этом направлении он считает нечестивым и бесплодным вмешательством
в дело богов. Мир представляется Сократу творением божества, «столь
великого и всемогущего, что оно все сразу и видит, и слышит, и повсюду
присутствует, и обо всем имеет попечение". Нужны гадания, а не научные
исследования, чтобы получить указания богов относительно их воли. И в этом
отношении Сократ ничем не отличался от любого невежественного жителя Афин.
Он следовал указаниям дельфийского оракула и советовал делать это своим
ученикам. Сократ аккуратно приносил жертвы богам и вообще старательно
выполнял все религиозные обряды.
Основной задачей философии Сократ признавал обоснование религиозно-
нравственного мировоззрения, познание же природы, натурфилософию считал
делом ненужным и безбожным.
Сомнение ("я знаю, что ничего не знаю") должно было, по учению
Сократа, привести к самопознанию ("познай самого себя"). Только таким
индивидуалистическим, путем, учил он, можно прийти к пониманию
справедливости, права, закона, благочестия, добра и зла. Материалисты,
изучая природу, пришли к отрицанию божественного разума в мире, софисты
подвергли сомнению и осмеяли все прежние взгляды,- необходимо поэтому,
согласно Сократу, обратиться к познанию самого себя, человеческого духа и в
нем найти основу религии и морали. Таким образом, основной философский
вопрос Сократ решает как идеалист: первичным для него является дух,
сознания, природа же - это нечто вторичное и даже несущественное, не
стоящее внимания философа. Сомнение служило Сократу предпосылкой для
обращения к собственному Я, к субъективному духу, для которого дальнейший
путь вел к объективному духу - к божественному разуму. Идеалистическая
этика Сократа перерастает в теологию.
Развивая свое религиозно-нравственное учение, Сократ в
противоположность материалистам, призывающим "прислушиваться к природе",
ссылаться на особый внутренний голос, якобы наставлявший его в важнейших
вопросах,- знаменитый "демон" Сократа.
«Даймон» Сократа
Что такое «демон», «демоний», или «даймон» Сократа, какова сущность
его «даймониона», было неясно уже ученикам и друзьям философа, не говоря о
более поздних античных авторах — Цицероне, Плутархе, Апулее,
высказывавшихся на этот счет. О демонии Сократа говорили и отцы церкви.
Одни исследователи видят в демоне Сократа метафору, которой он
иронически прикрывал свои собственные совесть, разум или здравый смысл;
другие — просветленное чувство, просветленное внутреннее чутье или
инстинкт; третьи — выражение внутреннего откровения или проявление
религиозного энтузиазма; четвертые — «чудовищный» феномен, при котором
инстинкт и сознание (их функция) заменяют друг друга; пятые — свидетельство
того, что внутреннему миру каждого присуща трансцендентность.
О демоне Сократа писал также молодой Маркс. Он высказывал мысль о
тенденции философа освободиться от всего мистического и загадочно-
демонического (божественного). Маркс писал, что Сократ, сознавая себя
носителем даймония, не замыкался в себе: «...он носитель не божественного,
а человеческого образа; Сократ оказывается не таинственным, а ясным и
светлым, не пророком, а общительным человеком».
Действительно, Сократ не был ни вдохновенным провидцем, ни
исступленным пророком, ни гением озарения. Но в личности Сократа было нечто
такое, что сближало его, по представлениям его современников, с провидцем и
пророком или, во всяком случае, позволяло (и позволяет) говорить о нем как
об уникальной фигуре.
Феноменальность Сократа состояла в крайне редко наблюдаемом
соединении горячего сердца и холодного ума, обостренного чувства и трезвого
мышления, фанатизма и терпимости — фанатической преданности идее, доходящей
до всецелого подчинения ей своей жизни, и способности понимать чужие
взгляды и воззрения. Сократ — это воплощение аналитического ума в
соединении с пророческой вдохновенностью; это сплав критического мышления,
свободного исследования с горячим энтузиазмом, граничащим с мистическим
экстазом. Поэтому нет ничего удивительного в том, что ученики Сократа
расходились в характеристике его личности и его «даймониона».
По словам Ксенофонта, «божественный голос» (даймонион) давал Сократу
указания относительно того, что ему следует делать и чего не следует.
Основываясь на этом «голосе», Сократ будто бы давал советы друзьям, которые
всегда оправдывались. Таким образом, по Ксенофонту, Сократ предвидел
будущее и признавал за собой дар пророчества. Иное о даймонионе Сократа
сообщает Платон. У последнего ничего не говорится ни о предсказаниях, ни о
велениях божества, обращенных к Сократу, ни о каких-либо советах друзьям. У
Платона сократовский даймонион — явление более сложное и редкое. «Началось
у меня это с детства, — заявляет Сократ в «Апологии» Платона, — возникает
какой-то голос, который всякий раз отклоняет меня оттого, что я бываю,
намерен делать, а склонять к чему-нибудь никогда не склоняет. Вот этот-то
голос и возбраняет мне заниматься государственными делами».
У Ксенофонта сократовский даймонион и отвращает от чего-либо, и
побуждает (склоняет) к чему-либо. У Платона даймонион только отвращает
(отговаривает), но никогда не склоняет. Сообщение Ксенофонта дает некоторое
основание для трактовки даймониона Сократа как голоса совести и разума, или
как здравого смысла. Сообщение же Платона, напротив, на первый взгляд, во
всяком случае, не дает каких-либо явных поводов для подобной трактовки.
Надо полагать, что сократовский даймонион (называемый также «божественным
знамением») у Платона означает некое обостренное предчувствие, некое
«шестое чувство», или сильно развитый инстинкт, который каждый раз отвращал
Сократа от всего того, что было для него вредным и неприемлемым.
Оказывается, что и бездействие «привычного знамения» многозначительно: если
«божественное знамение» не останавливает Сократа и не запрещает ему что-
либо говорить и делать, тем самым оно молчаливо склоняет его к этому либо
же предоставляет полную свободу действия.
Отсюда можно сделать вывод, что между ксенофонтовской и платоновской
характеристиками даймониона Сократа нет столь существенного различия, как
принято считать. Это и позволяет трактовать даймонион Сократа в
