могла напомнить о необычности кантовских идей. Медаль юбиляру не
понравилась. Особенно двусмысленная аллегория на обратной стороне.
В «Пролегоменах» действительно говорилось о том, что человеческий
разум периодически строит башни, а затем разбирает их, чтобы обозреть
устройство фундамента. Но к самому себе Кант это не относил: он начал с
фундамента и, только убедившись в его прочности, стал строить дальше –
ввысь и вширь.2
С этого времени деятельность Канта характеризуется следующим
образом: он предпринимает величайшую реформу, когда-либо задуманную со
времени возникновения новой философии, и, идя спокойным, медленным,
обдуманным шагом доводит ее до конца. С внешней стороны жизнь Канта с
этих пор представляет мало замечательного. Он постепенно освобождается
от механических занятий, вроде работы библиотекаря, и поднимается вверх
по лестнице академических почестей, вступает сначала в университетский
сенат, затем дважды сряду избирается на пост ректора университета и с
1792 года считается старейшиной философского факультета и целого
университета. Что касается экономического положения Канта, оно остается
всегда скромным, но, разумеется, о прежней нужде не может быть и речи.
Наивысшее казенное жалование, какое получал когда-либо Кант, не
превышало 620 талеров в год. Но, имея всегда значительное число
слушателей, Кант получал порядочные гонорары от студентов, исключая
бедных, которых сплошь и рядом он освобождал от всякой платы.
Глава 5. Космическая гипотеза, защита оптимизма и борьба с
мистицизмом
Литературная деятельность Канта подразделяется немецкими историками
философии на два главных периода, на докритический и критический.
Историк Куно Фишер, особенно подробно изучивший историю развития
философской системы Канта, видит в ней следующие периоды:
предварительный (натурфилософский), когда Кант стоял еще на
рационалистической точке зрения; затем эмпирический, вызванный влиянием
Юма и вообще шотландской и английской философии; наконец, критический,
когда Кант окончательно выступил на самостоятельный путь. Такое
подразделение на периоды представляет удобство для изложения, но при
этом следует иметь в виду, что самостоятельное отношение Канта к
господствовавшим до него философским школам обнаруживается во всех его
сочинениях, начиная с самого раннего труда об измерении сил. Почти в
самом начале своего профессорского поприща Кант построил гениальную
космогонию (учение об образовании солнечной и других систем), в течение
долгого времени не оцененную учеными, пока наконец открытия Гершеля и
математические исследования Лапласа не послужили основанием систем, по
существу тождественных с теорией Канта.
Кант изложил свои космогонические взгляды в сочинении озаглавленном
«Всеобщая естественная история и теория неба». Этот трактат, составивший
эпоху в истории физической астрономии, на первых порах остался
незамеченным. Кант сознавал трудность своей задачи. Ньютон открыл
основной закон, позволяющий объяснить движение планет и был основателем
небесной механики; но он не задавался вопросом о происхождении солнечной
системы и принимал ее просто за данную величину. Не видя принципа,
позволяющего объяснить те или иные отношения между массами и
расстояниями планет, Ньютон утверждал, что эти отношения даны самим
божеством. Здесь начиналась задача Канта. Одна мысль механической
космогонии, о естественном объяснении происхождения солнечной системы
казалась в эпоху Канта чуть ли не еретическим посягательством на тайны
Проведения. «Я вижу все трудности, - заявляет сам Кант, - но не впадаю в
малодушие. Я чувствую всю силу препятствий, но не робею. Я предпринял
опасное путешествие, руководствуясь слабой догадкой, но вижу уже
предгорье новых стран».
Кант разбирает космогонию древних и новых философов и доказывает их
несостоятельность. Сущность гипотезы Канта состоит в образовании систем
подобных солнечной, из туманного вещества; при чем происходим сгущение
материи и рассеяние теплоты, образуется центральное светящиеся тело,
выделяющее кольца, из которых потом образуются планеты с их спутниками и
т.д. Одним из лучших доводов в пользу его теории был бы факт
одинаковости состава Солнца и планет. «Если все планеты произошли из
солнечной материи, - говорит Кант, - то следует полагать, что плотность
приблизительно равна средней плотности других планет, взятых вместе». По
вычислению Бюффона действительно оказалось, что искомое отношение
плотности Солнца и совокупности планетных тел равно 64/65, то есть почти
равно 1. «Этого одного факта достаточно, - заявляет Кант, - что бы
поднять настоящую теорию от уровня гипотезы до формальной достоверности.
К докритическому периоду литературной деятельности Канта относится
сочинение «Об оптимизме» (1759 год) и «О мистицизме» (статьи 1763-1766
годов). Эти работы характеризуют историю развития философских идей
самого Канта. В работе об оптимизме утверждается, что божество должно
обладать идеей совершеннейшего мира. Утверждать противное значит
допустить, что существует еще лучший мир, чем все миры мыслимые Творцом.
Если допустить, что божество представляет себе наилучший мир, то не
может быть, что бы оно предпочло худшее лучшему, и благость творца
противоречит убеждению, что божество создало мир по произволу. Стало
быть, божество создало наилучший из представляемых им, другими словами,
наилучший из возможных миров.
Но как примирить этот взгляд с эмпирическими данными,
доказывающими, что в мире много несовершенства несчастья и зла? Кант
полагает, что нашел истинное опровержение, указывая на мир как на целое,
и, утверждая, что благо целого является целью творца, хотя бы оно было
несовместимо с благом отдельных частей. Нечего и говорить, что вся эта
теория основана на ряде метафизических гипотез, чем и объясняется
позднейшее отвращение Канта к этому сочинению.
В своих сочинениях Кант выступал против мистицизма вообще и в
частности, против модного тогдашнего увлечения духовидением,
ясновидением и тому подобными психопатическими явлениями, в то время еще
не получившими название спиритизма, но по существу дела тождественными с
этим заблуждением. Обращаясь к вопросу о духовидении, Кант ставит его
ребром. Прежде всего необходимо узнать, существуют ли вообще духи,
которых мы так или иначе в состоянии познать? Для того, что бы духи
могли быть познаваемы они должны существовать в форме, доступной нашему
познанию, то есть должны иметь отношение к телесному миру, должны
пребывать и проявлять свою деятельность в пространстве. С другой
стороны, однако, духи не материальны, не должны иметь ни протяжения, ни
фигуры, стало быть, не должны наполнять пространство.
Тот, кто воображает, что природа есть лестница, на которой
расположены духовные существа, обладающие разной степенью духовности,
легко приходит к мысли, что все есть дух, а стало быть, без всякого
затруднения допускает общение с духами. От общения духа с телом следует
отличать общение духов между собой. Этот вопрос Кант решает в
эмпирическом и моральном смысле. Существует два рода общения между
духами: моральное и мистическое. Все разумные существа чувствуют
стремление к общению; это взаимное стремление Кант сравнивает со
всемирным тяготением. В мире духовном любовь то же, что тяготение в мире
материальном. Ньютон исследовал закон о взаимодействии материи и отделил
математический вопрос от несносных философских споров о причине
тяготения; нельзя ли, спрашивает Кант, найти и в моральном мире
аналогичное общее начало? В ответе на этот вопрос Кант старается найти
психологическую основу. Спиритуалистические воззрения на духовное
существование отбрасываются Кантом окончательно, как иллюзия близкая к
сновидению. Духи не могут быть ощущаемы и воспринимаемы, мы не можем ни
видеть их, ни слышать, поэтому все духовные явления в смысле появления
духов или призраков не более как продукты воображения. Когда плод
воображения превращается в предмет чувств, его сплетения становятся
призраками. Духовидцы не что иное, как бодрствующие сновидцы.
Глава 6. Обыденная жизнь и характер Канта
Вся жизнь Канта была применением его философских принципов,
развитых в «Критике чистого разума». Кант был не кабинетным мыслителем,
а мудрецом в полном смысле этого слова. Все, начиная с гигиены и
заканчивая глубочайшими нравственными вопросами, согласовалась у него с
принципами разума. Поэтому философия и жизнь у Канта составляли одно
нераздельное целое. Он не принадлежал к числу людей, считающих
чувственное удовольствие главной целью жизни, но он высоко ценил
физическое здоровье, как необходимое условие бодрости духа. Природа не
наделила Канта ни атлетическим сложением, ни вполне нормальными
органами. Он был менее 1,5 метра ростом, имел узкую и чрезвычайно слабую
грудь и правое плечо его было сложено неправильно – лопатка слишком
выдавалась назад. Мускулатура его отличалась слабостью, Кант был до того
сухощав, что портные постоянно ошибались в покрое его платьев. И нервы
его были чрезвычайно деликатны, дыхание слабое. Он сильно чихал от
одного запаха свежей типографской краски, при чтении утренней газеты.
Наружность Канта была симпатична. Благодаря строгому
гигиеническому образу жизни он в зрелых летах не имел болезненного вида.
Это был блондин с румяными щеками – румянец сохранился у Канта до
старости – и серовато-голубыми глазами. Благодаря разумному образу жизни
он никогда не был болен, хотя, по его собственному признанию, почти
никогда не был и вполне здоров. Он страдал главным образом нарушением
пищеварения и головными болями – очевидные последствия сидячей жизни и
упорного умственного труда. Когда доктор указал Канту на первые признаки
приближающегося маразма (старческого бессилия), Кант вспылил и сказал с
гневом: «Поверьте, что я из-за этого не застрелюсь!». Правильный образ
жизни Канта вошел в пословицу. Даже среди аккуратных и точных немцев он
