вера религиозная отличается от научного знания тем, что «в таинственной
глубине бытия, до времени мы сделали выбор, Мы избрали мир действительный,
опытный, определили свое место в мире, взаимоотношение с окружающей
действительностью. Мы поверили в возможность познания, и знание этого мира
стало обязательным и твердым. От иного мира наша воля отвернулась, наша
вера в иной мир или отсутствует полностью или слаба, поэтому мы не знаем
иного мира, наше отношение к нему необязательно и непринудительно. Для мира
иного, мира невидимых вещей мы вновь должны совершить акт избрания.[5]
Человек слеп в объективированном мире, вера его элементарна и неполна,
это вера в низшую действительность. Малый разум или рассудок человека не
выходят за рамки его представлений. Приняв на веру существование мира
субъектов, человек получает идею большого разума или Логоса.
Если малый разум рационален и рассудочен, то большой разум мистичен и
интуитивен. Логос постигает тождество субъекта и объекта. Логоса нет не
только в науке, но и во всей новейшей философии. Идея Логоса есть идея
священной религиозной философии.
Согласно концепции религиозной философии до разделения на субъект и
объект было дано первичное интуитивное сознание, вера в существование
бытия. именно потому, считает Бердяев, что наука и критическая философия
базируются на разделении субъекта и объекта им чуждо творчество.
Творчество всегда в первичном. Это движение мысли ввысь и вглубь.
Результатом этого движения становится произведение. В критической философии
и науке человек может мыслить только в одной плоскости – реальности,
подчиняясь закону-норме. Это одностороннее мышление не имеет никакого
отношения к творчеству. Творческая интуиция возвышается над миром
объективной реальности, над противопоставлением субъекта и объекта.
Бердяев пишет: «Сама идея творчества возможна лишь потому, что есть
Творец, и что был совершен им оригинальный творческий акт, в котором стало
сущим небывалое, не вытекающее ни из чего предшествующего, не отнимающее и
не убавляющее абсолютной мощи Творца. Всякий творческий акт по существу
своему есть творчество из ничего, то есть создание новой силы, а не
изменение и перераспределение старой».[6]
Философия Бердяева – это философия духа. Дух является олицетворением
свободы, творчества личности, общения любви. Поэтому свобода у него
субъективна, находится вне объективированного мира.
Творчество заключено в сфере свободы. Рационализировать творчество –
значит рационализировать свободу. «Свобода – это безосновная основа бытия,
и она глубже всякого бытия. Нельзя дойти до рационально ощутимого дна
свободы».[7]
Великое чудо Вселенной – человек представляется Бердяеву микрокосмом,
в котором дана разгадка бытия макрокосма. Для такого человека возможны и
свобода, и творчество.
«Человек–микрокосм есть столь же многосложное многосоставное бытие,
как и макрокосм, в нем есть все, от камня до Божества». Человек
отождествляется с Вселенной, в нем действуют те же стихии, тот же разум.
Человек-микрокосм может постичь тайны Вселенной. Однако процесс постижения
и слияния с Вселенной может произойти только в церкви. Лишь здесь
совершается подлинное познание макрокосма. Познать истину, согласно
Бердяеву, значит познать сущее, которое нельзя познать извне, а только
изнутри. Как только мы стараемся сделать сущее внешним, объектированным,
оно умерщвляется и не познается. Знать истину, значит быть истинным.
Познать макрокосм можно лишь углубляясь в микрокосм. В человеке живет
вселенский разум, надо его найти в нем.
Религия и наука. Преодоление противоречий.
По мнению С.Л. Франка, религия и наука – это два способа объяснения
сущности и происхождения мира, жизни, человека. Конечно они резко
расходятся между собой. Например, религиозное представление о мироздании,
где земля находится в центре, наверху на небе живет Бог и находится «рай»
или «царство небесное», а где-то внизу, под землей, находится ад – конечно,
совершенно несогласимо с научным представлением о бесконечности мироздания,
о вращении земли вокруг солнца и т.п. Религиозное учение о сотворении
человека Богом несогласимо с выводами эволюционного учения о сродстве всего
органического мира и о постепенном происхождении человека из низших
организмов. Религиозное учение христианства о рождении Христа от девы Марии
абсолютно несовместимо с самыми элементарными данными.[8]
Или, говоря вообще: религия на каждом шагу допускает чудеса, то есть
нарушения законов природы, твердо установленных наукой. Словом приходится
выбирать между религиозным и научным взглядом на жизнь. Научно образованный
человек, говорит Франк, не колеблясь предпочтет точные доказательства
слепой вере. И тем больше он имеет оснований отвергать религиозную веру как
устарелое и опровергнутое заблуждение.
На первый взгляд, казалось бы, такое утверждение является абсолютно
правильным, но оно основано на непонимании природы как науки, так и
религии. И человек, научно продумывающий этот вопрос, то есть достигший не
туманного и популярного, а подлинно научного знания о сущности как религии,
так и науки, должен прийти к прямо противоположному выводу.[9]
Это мнение подтверждается тем фактом, что очень многие величайшие
ученые до конца жизни оставались глубоко и искренне верующими людьми.
Ньютон занимался богословием, Паскаль был одним из величайших религиозных
мыслителей Европы, Пастер всю свою жизнь оставался глубоко религиозной
натурой, Дарвин никогда не считал, что его учение о происхождении видов
животных и человека противоречит религии.
Франк считает, что религия и наука не противоречат и не могут
противоречить одна другой по той простой причине, что говорят о совершенно
разных вещах. А противоречия могут возникать лишь там, где сталкиваются два
мнения по одному и тому же предмету.
Говоря проще: Наука изучает мир, религия познает Бога.[10]
Но, казалось бы, религия своим учением о Боге меняет мировоззрение
человека, в том числе о тех вещах, которые изучает наука.
Для религии главным остается отношения человека и Бога.
С точки зрения православной теологии «в сотворении человека
примечательны:
1) время его сотворения в порядке прочих существ;
2) Божий о нем совет;
3) двойственный его состав из души и тела;
4) образ в нем Божий;
5) его назначение;
6) различие полов;
7) благословение, данное человеку».[11]
Поэтому, если глубже вникнуть в суть вопроса, можно сказать, что наука
изучает мир и явления, в нем происходящие, без отношения их к чему-либо
иному; религия же, познавая Бога, познает вместе с тем мир и жизнь в их
отношении к Богу. Следовательно, наука и религия рассматривает данную
реальность с двух разных сторон.
Разделение мироздания на видимый, т.е. доступный научному изучению, и
невидимый, сакральный мир определяет границы компромисса между религией и
наукой. В пределах того, что называется видимым, или тварным, миром религия
идет по пути признания научного авторитета и приспособления к науке.[12]
В общей форме мы утверждаем следующее: наука берет мир, как замкнутую
в себе систему явлений и изучает соотношения между этими явлениями, вне
отношения мира, как целого (а следовательно, и каждой, даже малейшей его
части), к его высшему сознанию, к его первопричине, к абсолютному началу из
которого он произошел и на котором он покоится. Религия же познает именно
отношение мира, а следовательно, и человека, к этой абсолютной первооснове
бытия – к Богу, и из этого познания черпает уяснение общего смысла бытия,
который остается вне поля зрения науки.
Наука как бы изучает середину, промежуточный слой или отрезок бытия в
его внутренней структуре: религия познает эту середину в ее отношении к
началу и концу, к целому бытия или к его целостной первооснове.[13]
Основное противоречие с точки зрения образованных людей усматривается
в религиозной вере в чудеса, несовместимые с научной истиной о строгой
закономерности всех явлений природы. Чудеса – это вмешательство Божества в
естественный ход событий. Даже образованные люди, замечает Франк, часто
обращаются к Богу с просьбой о чуде. Ведь в сущности, всякая молитва, - а
какая же религиозность возможна без молитв, - есть просьба к Божеству о его
вмешательстве в жизнь.
Под чудом понимается непосредственное вмешательство высших,
божественных сил в ход явлений – вмешательство, приводящее к такому
результату, который невозможен при действии только естественных, природных
сил. Но наука, изучающая закономерности только естественных, внутренних сил
природы, именно поэтому ничего не говорит о возможности или невозможности
чуда. Но, возможность чуда не нарушает естественных ход законов природы, а
только утверждает, что при вмешательстве Божества результат будет иной, чем
при действии природных сил.
Дело, очевидно, в том, что наука познает природу, как некую замкнутую
систему сил или явлений; она совсем не утверждает, что природа
действительно есть абсолютно замкнутая система, что вне ее нет никаких иных
сил, которые могли бы в нее вторгаться; она только ограничивается познанием
внутренних взаимоотношений в природе, так как только такое познание есть ее
собственное дело и потому она ровно ничего не говорит ни о возможности, ни
о невозможности чудес.[14]
Скептик может возразить: «Да, наука допускает видоизменение природы
какими-нибудь материальными силами, но не допускает вмешательства
сверхъестественных сил».
Здесь заключается целых два недоразумения:
1. наука не «не допускает» вмешательства сверхприродных сил, она только не
занимается их изучением и игнорирует их.
Вполне естественно, что наука, встречаясь с каким-нибудь новым
неожиданным явлением прежде всего старается отыскать не есть ли оно
действие каких-либо незамеченных ею раньше природных же причин, и потому не
сразу верит в наличность чуда, и в этом смысле в пределах своей компетенции
«не допускает» чуда. Но истинная наука всегда свободна от притязания на
всемогущество, на неограниченное свое единодержавие и потому не содержит
отрицания возможности действия сверхприродных сил, на входящих в ее
компетенцию.
2. действительно отрицает возможность чудес не наука, а лишь особая
вненаучная вера, особое мировоззрение, которое невежественные или
полуобразованные люди приписывают самой науке – материализм или
