Птолемея — Сарпедона и Гераклита. Последний, быть может, был тот самый врач-
эмпирик, свидетельство о котором прочно сохранилось у Галена.
Энесидем
Учеником этого загадочного Гераклита был крупный теоретик античного
скептицизма Энесидем. Вопрос о времени жизни и деятельности Энесидема —
один из неясных вопросов античной историографии. Противоречия в сообщениях
античных и византийских авторов — Аристокла, Цицерона, Секста Эмпирика,
патриарха Фотия и др. — приводят к еще большим противоречиям опирающихся на
них новейших исследователей. Часть авторов относят время деятельности
Энесидема к 1 в. до н. э., другая — к началу нашей эры. Заслуживающее
некоторого внимания сообщение Фотия, согласно которому свой главный труд
Энесидем посвятил другу Цицерона, римскому академику Туберону, плохо
вяжется не только с полным умолчанием Цицерона об Энесидеме, но и с
сохранившимися достаточно многочисленными суждениями Цицерона о
пирронизме, который в его. глазах есть учение уже мертвое,
прекратившее свое развитие.
Энесидем происходил из Кносса на острове Крит, деятельность его
протекала в Александрии. Кроме главного сочинения «Восемь книг пирроновых
речей», известного нам по изложению в «Энциклопедии Фотия», источники
называют сочинения Энесидема «О мудрости», «Об исследовании», а также
«Пирроновские очерки».
Замечательной чертой учения Энесидема и его последователей было то, что
все они, как указывает Секст, видели в скептицизме путь, ведущий к
материалистической физике Гераклита. И действительно, положению Гераклита,
будто противоположное существует в отношении того же самого, должно,
согласно Сексту, предшествовать утверждение, что противоположное прежде
всего кажется противоположным в отношении одного и того же. Именно такой
способ мышления является, по Сексту, предпосылкой, общей всем людям, —
общей «материей», которой пользуются не только скептики, но и другие
философы и даже все неученые люди. Согласно Сексту, Энесидем примыкал к
Гераклиту не только в этой общей предпосылке, но и в учении о природе души,
об истине как о том, что является всем одинаково, о тождестве и различии
целого и части, о видах движения, о сущности тел и делимости времени, о
воздухе как о первичной стихии души.
Свидетельство Секста, сближающего учение Энесидема с физикой Гераклита,
породило много попыток истолкования близости двух мыслителей. В попытках
этих отражается тенденциозность буржуазных идеалистических исследователей.
Так, Пауль Наторп, с одной стороны, извращает философию Гераклита,
преувеличивая близость учения Гераклита к скептицизму; с другой же стороны,
не желая согласиться с мыслью о тяготении Энесидема к материалистическим
тезисам физики Гераклита, он утверждает, будто, выставляя эти тезисы,
Энесидем предлагал их не в качестве достоверной истины, а в качестве всего
лишь вероятной гипотезы, наподобие того как прославленный Парменид в учении
о «мнении» изложил как наиболее правдоподобную свою гипотезу о
происхождении вещей.
Другие исследователи пытаются объяснить связь Энесидема с гераклитизмом
стадиальностью в развитии
учения Энесидема, предлагают либо переход Энесидема от гераклитизма к
скепсису (Сессэ), либо, напротив, переход от пирроновского скепсиса к
гераклитизму (Брошар и Гааз). Идеалистическая тенденциозность этих гипотез
состоит в том, что они основываются, особенно гипотеза Сессэ, на
характерном для идеалистов и неверном утверждении, будто всякий сенсуализм
влечет за собой, как следствие из принципа, скептицизм.
Наконец, Герман Дильс и Эдуард Целлер попросту отвергают свидетельство
Секста, как ошибочное, а Рауль Рихтер, не отрицая достоверности самого
свидетельства, признает невозможным дать удовлетворительный ответ на
возбуждаемые им вопросы.
Ко времени деятельности Энесидема скептицизм пресекается в прямой
традиции пирронизма, но начинает господствовать в так называемой Новой
Академии. Здесь он, опираясь на гносеологическое учение Платона о текучести
и противоречивости чувственного познания, нашел влиятельных продолжателей в
лице Арксесилая и Карнеада. Поэтому в. первой книге «Пирроновых речей»
Энесидем рассматривает различие между той формой, которую скептицизм принял
в Академии, и пирронизмом в собственном смысле этого понятия. То же
различие исследует и анализирует поздний античный историк и теоретик
скептицизма Секст, прозванный Секстом Эмпириком. Когда академические
скептики обсуждают противоречащие друг другу оценки предметов, они
высказывают эти оценки с убеждением, что, по всей вероятности, то, что они
называют, например, хорошим или дурным, скорее является именно таким, чем
противоположным. Напротив, скептики, говоря о вещи как о доброй или дурной,
не стремятся подчеркнуть, какую из противоположных оценок они считают более
вероятной, но, не высказывая своего мнения, «следуют жизни», чтобы не быть
бездеятельными. В то время как академики признают что-нибудь в согласии с
обычаем и обыкновенно в согласии с собственной сильной склонностью и
желанием, скептики говорят лишь о простом «следовании», «без решительной
склонности» и «без горячего отношения».
Вторая книга Энесидема посвящена выяснению известных уже элеатам
противоречий, таящихся в понятиях движения, изменения, рождения и гибели.
Третья книга рассматривает чувственное восприятие и мыш
ление. Четвертая доказывает невозможность познания богов, познания
природы, а также равносильность противоположных суждений, говорящих о
восприятиях, которые означают нечто такое, вместе с чем они не
воспринимаются никогда в одном и том же представлении. Пятая книга содержит
критику понятия причинности. Под причиной обычно понимают то, благодаря
чему, когда оно действует, происходит еще некоторое действие. Так, Солнце
называют причиной растапливания или расплавления воска. Причины бывают: 1)
«содержащие в себе», т. е. те, при наличии или при существовании которых
действие налицо и с уничтожением. которых действие уничтожается. Так,
затягивание веревкой есть причина задушения; 2) «сопричинные», т. е. те,
что вносят для выполнения действия равную с другим сопричинением силу.
Например, каждый из влекущих плуг быков есть в равной мере причина движения
плуга; 3) «содействующие», т. е. те, что вносят с собой силу, слегка
облегчающую осуществление действия. Так, облегчает его, например, третий
человек, присоединивший свои усилия к усилиям двух, которые тащат вместе
ношу.
Анализируя понятие причины во всех его видах, Энесидем приходит к
скептическому выводу, согласно которому одинаково вероятно как и то, что
причина существует, так и то, что она не существует. Причина существует,
так как если бы ее не было, то все могло бы происходить из всего, и притом
как попало лошади могли бы рождаться от мышей, слоны от муравьев, в
египетских Фивах мог бы идти обильный снег и дождь, а южные области были бы
лишены дождя и т. д. Если бы причины не существовали, то невозможно было бы
понять, каким образом происходило бы увеличение, уменьшение, рождение и
.гибель, вообще движение, каждое из физических и душевных действий,
управление всем объемлющим нас миром и все остальное.
Тем не менее вероятным в такой же степени следует. признать и то, что
причина не существует. Понятие причины заключает в себе явное противоречие,
которое делает невозможной самую попытку мыслить причину. Чтобы мыслить
причину, необходимо прежде воспринять ее действие как действие именно этой
причины: мы тогда узнаем, что она — причина действия, когда будем
воспринимать действие как действие. Но в
то же время мы не можем воспринять действие причины как ее действие,
если не воспринимаем причины действия как его причины. Таким образом, чтобы
мыслить причину, нужно раньше познать действие, а чтобы познать действие,
нужно познать .причину. Из невозможности мыслить причину как причину и
действие как действие следует немыслимость этих понятий. Но даже если бы
кто-либо признал, что понятие причины может быть мыслимо, неизбежность
разногласий при любой "попытке его мыслить доказывает его неосуществимость.
Если бы причина могла существовать, то она должна была бы либо
сосуществовать со своим действием, либо существовать раньше своего
действия, либо существовать после него. Но ни один из этих мыслимых случаев
невозможен, ибо каждый заключает в себе противоречие по отношению к понятию
причины. Итак, если вероятны аргументы, по которым приходится признать
существование причины, то столь же вероятны и те, по которым выходит, что
причина невозможна. Поэтому философ должен воздерживаться от всякого
суждения о существовании причины, одинаково признавая как то, что есть
причина, так и то, что ее нет. Последние три книги «Пирроновых речей» —
шестая, седьмая и восьмая — анализируют противоречия в основных понятиях и
учениях этики.
По-видимому, Энесидему принадлежит формулировка первых десяти так
называемых «тропов», т. е. «поворотов», или аргументов, направленных против
всех суждений о реальности, которые основываются на непосредственных
впечатлениях. Первый «троп» состоит в указании на разнообразие существ, на
различия в их происхождении и в их телесном строении. В силу этих различий
одинаковые вещи вызывают у них неодинаковые образы. Различия в главнейших
частях тела и особенно в тех, которые даны природой для ощущения и
суждения, могут производить сильную борьбу представлений. Не могут,
например, получать одинаковые осязательные впечатления и черепахообразные
животные, и животные, имеющие обнаженное мясо; и снабженные иглами, и
оперенные, и чешуйчатые. Приятное для одних кажется неприятным и даже
губительным для других. Муравьи, проглоченные человеком, причиняют ему боль
и резь, а медведи, заболевши, лечатся тем, что проглатывают их. Но если
одни и те же предметы
кажутся неодинаковыми в зависимости от различия между живыми
существами, то мы можем говорить только о том, каким нам кажется предмет, и
должны воздерживаться от суждений о том, каков он по своей природе. Второй
«троп» основывается на различиях между людьми. Даже признав, что суждения
людей достойны большего доверия, чем суждения неразумных животных, должно
признать, что телесные и моральные различия, несомненно существующие между
людьми, требуют и в этом случае воздержания от суждений о природе самих
