Интерпретации американских кинофильмов меланезийскими аборигенами,
находящимися в другом этическом, социальном и психологическом контексте,
использующими свою собственную референтную рамку, вряд ли похожи на
интерпретации этих фильмов средним американцем.
Аберрантное декодирование, которое относительно редко является причиной
непонимания между отдельными индивидами, является правилом масс медиа...
...Семиологический анализ сообщения должен, следовательно, описать "систему
означения", которую сообщение как целое означает (connotes) и дать
определение: (а) системе означения передающей организации и системе
означения, которая по ее мнению есть у получателя; (б) системе означения
технического интерпретатора (которая может отличаться от системы означения
организации) и системе означения, которая по его мнению есть у получателя.
Что не может определить семиотический анализ, так это действительную
систему каждого отдельного получателя. Это может быть выяснено только путем
полевого исследования аудитории.
Таким образом, семиотическое исследование является только одним из аспектов
исследования процесса коммуникации. Оно может раскрыть намерения
отправителя (emitter), но не то, что происходит при приеме сообщения. ”
Исходя из этого можно отметить что для разных типов культур разные
типы коммуникации просто необходимы, исходя из ментальности представителей
этих культур. Для того количества и состава информации которую может
воспринять меланезийский абориген вполне достаточно жестов, примитивного
языка и боя барабанов, в тогда как среднему американцу для этого необходима
сложная система TV связи и огромное количество различных передач. Символизм
же языковых сообщений остается.
В то же время реально не существует идеальных типов культур. Все типы
культур смешанные.
Поэтому Эко склонен соединять и экзотически перемешивать различные
эпохи. В своем эссе “Средние века уже начались” он на основе модели
средневекового типа культуры, строит модель нашего времени, определяя ее
как копию и продолжение традиционного средневекового типа общества на
основе общественных посредников и типов связи.
“С недавнего времени с разных сторон начали говорить о нашей эпохе как
о новом Средневековье. Встает вопрос, идет ли речь о пророчестве или о
констатации факта. Другими словами: мы уже вошли в эпоху нового
Средневековья, или, нас ожидает “ближайшее средневековое будущее”? Можно
сказать о деградации крупных систем, типичных для технологической эры; они
слишком обширны и сложны для того, чтобы одна центральная власть могла
координировать их действия, и даже для того, чтобы каждой из них мог
эффективно руководить управленческий аппарат; эти системы обречены на
крушение, а в результате их сложных взаимодействий назад окажется отброшена
вся промышленная цивилизация. Рассмотрим самый мрачный из тех вариантов
развития событий: по видимости, это весьма убедительный футуристический
сценарий.
Представим себе такую картину: однажды в Соединенных Штатах из-за
автомобильной пробки и аварии на железной дороге сменный персонал аэропорта
не попадает к месту работы. К диспетчерам не придет замена, их
переутомление приведет к стрессу, и по их вине произойдет столкновение двух
реактивных лайнеров, которые упадут на высоковольтную линию электропередач;
вследствие этого усилится напряжение на других и без того перенапряженных
линиях, и произойдет полное выключение электроэнергии, подобное тому,
которое имело место в Нью-Йорке несколько лет назад. Только на этот раз
авария будет значительнее и продлится несколько дней. Поскольку погода
снежная, а дороги остаются не расчищенными, образуются чудовищные скопления
автомобилей; в офисах для обогрева жгут костры, и от этого вспыхивают
пожары, до которых пожарные не могут добраться, а значит, не могут
погасить, Под натиском пятидесяти миллионов разъяренных людей, которые
пытаются по очереди дозвониться друг до друга, выходит из строя телефонная
сеть. Вдоль дорог начинают двигаться пешие процессии, оставляя за собой на
снегу мертвых....”
Таким образом при разрушении основных средств коммуникации
определяющих и питающих наше общество оно мгновенно рушится.
“... Супермаркеты грабят, в домах кончаются запасы свечей, растет число
умирающих в больницах от холода, голода и истощения. Когда через несколько
недель будет с трудом восстановлен нормальный порядок, миллионы трупов в
городах и сельской местности станут источником эпидемии, принеся бедствия,
равные по масштабам эпидемии черной чумы, унесшей в XIV веке две трети
населения Европы...
... Когда сила закона не будет более признаваться, а все документы будут
уничтожены, собственность будет опираться только на “право обычая”; с
другой стороны, скорый упадок приведет к тому, что города будут состоять
вперемешку из развалин и годных для жилья домов, где поселятся те, кто
сумеет захватить их; а местные власти мелкого масштаба смогут сохранить
хоть какую-то власть, лишь построив крепостные стены и укрепления. Тогда мы
окажемся уже полностью в феодальной системе...”
Особую важность в этой модели Эко уделяет сохранению знаний и
сохранению средства передачи этих знаний, основного средства коммуникации
общества традиционного - книге.
“Перед лицом такой перспективы, остается только подумать о том, чтобы
запланировать создание аналога монашеских общин, которые уже сегодня
учились бы поддерживать и передавать в обстановке такого упадка научные и
технические знания, необходимые для прихода возрождения. Как организовать
сохранение этих знаний, как избежать их искажения в процессе передачи и не
используют ли их некоторые из таких общин для получения особой власти.”
Видно что книги и другие средства коммуникации как хранилища знаний, в
модели, которую анализирует Умберто Эко являются средством получения власти
в любом типе культуры: как традиционной так и модерна. Может быть только в
обществе постмодерна характеризуемом общедоступностью информации, которая
происходит благодаря развитию все тех же пресловутых средств коммуникации,
знания и их носители перестают быть средством власти и богатства. Эко
характеризовал пост-модернизм как “отношение, при котором мы не в состоянии
отказаться от дорогих нашему сердцу надежд и верований, но в то же время не
можем долее отдаваться им с чистосердечным прямодушием.”
Дальше “ ...Если предположить, что Средние века можно свести к
некоему подобию абстрактной модели, с каким из двух периодов следует
соотнести нашу эпоху? Всякая попытка установить полное соответствие была бы
наивной хотя бы потому, что мы живем в период невероятно ускоренных
процессов, когда происходящее за пять наших лет может порой соответствовать
происходившему тогда в течение пяти веков. Во-вторых, центр мира расширился
до размеров всей планеты, сегодня сосуществуют цивилизации и культуры,
находящиеся на различных стадиях развития, и в обыденной жизни мы скорее
склонны говорить о “средневековых условиях жизни” бенгальских народов, в то
время как Нью-Йорк представляется нам процветающим Вавилоном, а Пекин —
моделью новой возрожденческой цивилизации. Следовательно, параллель, если
она допустима, должна устанавливаться между некоторыми моментами и
ситуациями нашей цивилизации и различными моментами исторического процесса,
который длился с V по XIII век нашей эры. Конечно, сравнение вполне
определенного исторического момента (сегодня) с почти тысячелетним периодом
во многом отдает бессмысленной игрой, и было бы таковой, если бы и в самом
деле имело место. Но здесь мы пытаемся разработать “гипотезу Средних
веков”...
Что же нам нужно, чтобы создать хорошие Средние века? Прежде всего,
огромная мировая империя, которая разваливается, мощная интернациональная
государственная власть, которая в свое время объединила часть мира с точки
зрения языка, обычаев, идеологии, религии, искусства и технологии и которая
в один прекрасный момент рушится из-за сложности своей собственной
структуры. Рушится, потому что на границах наседают “варвары”, которые
необязательно необразованны, но которые несут новые обычаи и новое видение
мира. Эти “варвары” могут врываться силой, потому что хотят завладеть
богатством, в котором им было отказано, или могут просачиваться в
социальную и культурную материю господствующей мировой империи,
распространяя новые верования и новые взгляды на жизнь. Римскую империю
подтачивает вовсе не христианская этика; империя сама подточила себя, с
равной готовностью приняв александрийскую культуру и восточные культы Митры
или Астарты, заигрывая с магией, новыми учениями об этике сексуальных
отношений, различными надеждами и представлениями о спасении. Империя
включила в себя новые расовые компоненты, в силу обстоятельств упразднила
многие жесткие классовые деления, уменьшила различие между гражданами и
негражданами, между патрициями и плебеями, сохранила разделение по
богатству, но размыла различия между социальными ролями, да и не могла
поступить иначе. Она способствовала быстрому распространению культуры,
возможность управлять получили представители таких национальностей, которые
за двести лет до этого посчитались бы низшими, утратили незыблемый
догматизм многие теологические теории. В один и тот же момент правительство
могло поклоняться классическим богам, солдаты — Митре, а рабы — Иисусу.
Инстинктивно преследовалась та вера, которая в конечном счете
представлялась наиболее смертельно опасной для системы, но, как правило,
высокий уровень терпимости позволяет принимать все...
...Короче говоря, именно там [в Америке]созрел современный западный
человек, и именно в этом смысле модель Средних веков может помочь нам
понять то, что происходит в наши дни: крушение Великой империи
сопровождается кризисом и неуверенностью, в этот момент сталкиваются
различные цивилизации и постепенно вырисовывается образ нового человека. ..
...Что сегодня мы живем в эпоху кризиса Великой Американской империи, стало
уже общим местом в историографии нашего времени. ..
...Итак, начинается игра независимых частных интересов, представители
которых достигают компромиссов и поддерживают взаимное равновесие благодаря
услугам частной и наемной полиции, а также имеет собственные укрепленные
центры для сбора сил и обороны. В результате мы становимся свидетелями
