той «ткани», которая объединила первобытных людей и разделяла «наших» и
«чужих», вредное и полезное, священное и обыденное. В языковой форме были
реализованы первые примитивные формы верований – фетишизм, тотемизм, магия,
анимизм. Язык в этом смысле не только отражал мир, но и творил его.
Существенную роль в процессе социализации сыграл и переход от
эндогамной организации животного стада к брачно-семейным отношениям. Стадо
человекообразных обезьян основано на принципе «гаремной организации» и
соперничества самцов за обладание гаремом. Все половые связи ограничиваются
стадом (отсюда эндогамия, т. е. брачные связи внутри сообщества). Связи с
особями соседних стад (экзогамия) были практически исключены. Интересно,
что одним из самых древних запретов, принявшим затем форму абсолютного
морального запрета (табу), было кровосмешением и обязательным поиском
брачного партнера в других общинах. Очевидно, это не имело решающее
значение для выживания и дальнейшей эволюции человека, ибо потомство от
близкородственных браков наиболее восприимчиво к мутагенным факторам
(радиации, воздействию химических веществ и др.). возможно, что в развитии
экзогамии большую роль сыграла потребность во внутристадном мире, без чего
была немыслима успешная производственная деятельность и само выживание. На
этих ранних этапах антропосоциогенеза такая потребность осознавалась в
форме тотемного культа, когда тотем мыслился как прародитель группы, от
которого она получила свое имя (чаще всего животное или растение). Единство
членов рода со своим тотемом делал его священным. На этом примере хорошо
прослеживается процесс «снятия» биологических, природных закономерностей
новыми социальными и религиозно-нравственными связями.
Этот процесс животнообразных форм регуляции жизни, основанных на
принципах биологического отбора и «права» сильнейшего, была длительным и
глубоко противоречивым. Половые и пищевые запреты (табу) вероятно являлись
древнейшими формами регуляции поведения человека, которые выступали
своеобразным «руководством к действию», основанным на опыте предков. Табу
были универсальными запретами, которые касались всех членов рода – мужчин и
женщин, сильных и слабых, старейшин и детей. Нарушение табу (например,
поедание пищи, предназначенной только для вождя) влекло за собой
немедленную смерть, причем чаще всего это было самоубийство. Таким образом,
преодолевался даже биологический инстинкт самосохранения. Хотя примеры
самопожертвования есть и мире животных, но именно для человека добровольное
самоограничение (голодание и пр.) или самоповреждение и самоубийство во имя
идеальной цели наиболее типичны. История полна таких примеров, что далеко
не всегда можно объяснить с позиции разума. Более того, человек,
переступивший закон рода или племени, становился изгоем и вынужден был
покинуть общину, обрекая себя на смерть. «Закон предков» до сих пор
необычно силен, особенно для обществ, где преобладает патриархальная
мораль, скажем, в виде кровной мести, выкупа невесты и др.
Говоря о становлении моральной регуляции поведения человека, о
«проясняющемся» его сознании, нельзя не остановится на отношении к смерти
как важнейшей вехе в жизни.
Для становления человека огромное значение имело осознание факта
смерти, что видно по ритуальным погребениям уже в эпоху палеолита.
Очевидно, что в сознании первобытного человека очень рано произошло
разделение мира на мир реальный и потусторонний, земной и
сверхъестественный. Снаряжение покойника в мир иной говорит о примитивных
представлениях о душе и теле, о путешествии души в загробном мире, о ее
влиянии на оставшихся в живых. Культ умерших предков был практически у всех
народов, равно как и наделение душой всех предметов материального мира
(анимизм). Скорее всего, это раздвоение мира, и основанные на нем приемы
магии и обряды фетишизма и тотемизма были необходимым и обязательным
компонентом процесса приспособления первобытного человека к суровым
условиям окружающей среды. Римский поэт Стаций сказал: «Страх создал
богов». Хотя, видимо, не только и не столько страх, сколько потребность в
выживании и сохранении рода была тем питательным раствором, из которого
кристаллизировались элементы первобытной религии.
Особо надо остановиться на проблеме отношения первобытного человека к
убийству. В западной антропологической литературе распространено
представление о человеке как о «сверхубийце», который является единственным
представителем животного, убивающим себе подобных. В первобытных общинах
существовал строжайший запрет на убийство сородича, что вовсе не исключало
убийство чужака, иноплеменника. Достаточно распространено было людоедство и
членовредительство, жесткое насилие и коварство. С другой стороны в
большинстве культур Востока был очень рано освещен принцип индуизма
«ахинса», т.е. непричинение зла всему живому и абсолютный отказ от
убийства. Человек как бы выступал в двух обликах – «зверя» и «ангела» между
которыми шла постоянная борьба. В разные эпохи выходил на первый план то
один, то другой облик человека, но чаще всего человек представлялся в виде
существа, которое в муках рождается, в слезах растет, в страхе и тревоге
проводит свои дни, в поте лица трудится, в грязи заканчивает свою жизнь, и
ждут его черви в могиле. Он рождается, чтобы умирать, а между этими
крайними точками лежит страдание, преодоление которого составило суть
буддизма.
Одной из самых отличительных черт первобытной общины была забота о
старых и больных сородичах, что необъяснимо с точки зрения биологической
целесообразности. Человеческий род как бы нес на себе все более и более
тяжкий груз нетрудоспособных людей, немогущих обеспечить самих себя пищей и
другими средствами поддержания существования. Но, как показывает история,
там где общество становилось на путь «устранения лишних ртов» и селекции
людей по принципу выживания сильного, там рано или поздно наступала
деградация. Немалое число великих были в раннем детстве крайне слабыми,
болезненными и явно нежизнеспособными. В их числе Ньютон и Кеплер, Бэкон и
Гумбольдт, Руссо и Шиллер, Гюго и Диккенс, Лермонтов и Гоголь, Достоевский
и Чехов, Гейне и Шопен. Показательно, что в суровой, мужественной Спарте
тщедушных и хилых младенцев сбрасывали со скал по законам Ликурга, а в
изнеженных аристократических Афинах им сохраняли жизнь. Спарта не дала миру
ни одного гения, кроме полководцев, а Афины на век прославили античность
именами Сократа и Платона, Гиппократа и Аристотеля, Поликлета и Фидия. В
этом своеобразный парадокс развития человечества, загадка его бытия и
существования. Современная антропология подтверждает гипотезу, что в
первобытном обществе выживали не самые сильные, а самые умные и самые
заботливые.
Теперь рассмотрим более детально специфическую форму человеческой
деятельности – труда. Под трудом обычно понимается целесообразная
деятельность человека, направленная на преобразование природы в целях
удовлетворения своих потребностей. В философском смысле происхождения труда
и его первоначальная эволюция интересны прежде всего тем, что в том
процессе закладывалась основа коллективного взаимодействия людей, социально
психологические стереотипы их поведения. Понятно, что на самых ранних
этапах доминировало естественное присвоение плодов земных, хотя природа
выступала и как условие зарождающегося производства, как арсенал средства
труда. Первый тип отношений наших предков с природой можно обозначить как
пользование. Оно вызывало к жизни и первые примитивные формы осознания
таких явлений, как собственность и власть.
Зачатки будущей собственности возникали, по-видимому, как определенная
форма отношений между «мы» и «они» (т.е. другое племя) по поводу источников
пищи. Следующий шаг, очевидно, был связан с развитием владения, т.е.
длительного целенаправленного пользования, например, огнем как достоянием
всей родовой общины или запасами продовольствия, «общим котлом». В этот
период формируется специфически мужские и женские виды собственности.
Наконец, с развитием производства, с установлением регулярных обменов
продуктами труда с соседними общинами появляется феномен распоряжения
результатами производства, из чего вырастает торговля. Этот процесс
особенно ускорился в период «неолитической революции», когда человечество
переходило от собирательства к земледелию, скотоводству и ремеслу.
Последнее предполагало оседлый образ жизни, возникновения постоянных
поселений, а затем и городов.
Понятно, что развитие форм собственности неотделимо от форм власти в
первобытном обществе и способов ее выражения. Институт власти не был
выражением силы и насилия, подобно «власти» доминирующего самца в стаде
обезьян. Власть в первобытной общине не только и не сколько использовала
силу, сколько поддерживалась существованием священных запретов – табу и
опиралась на авторитет высших сил (родового тотема, духов предков и т.д.).
Взаимосвязь природного и социального в феномене власти выражалась в том,
что к вождю племени предъявлялись высокие требования в плане физического
совершенства, нравственных качеств и т.д. Власть и ее носители (вожди,
старейшины) не только «распоряжались», но и занимали ключевое положение в
сфере обучения и воспитания подрастающего поколения, обеспечивали то, что
называется социализацией человека. В этом была основная роль власти в
первобытной общине.
Двойственность человека, его принадлежность одновременно и к миру
природы, и к миру общества осознавалась, очевидно, ужен на самых ранних
этапах человеческой истории в понятиях «тела и духа». Телесность человека
рассматривалась как его причастность к природе, земле, праху. Не даром
христианство и ислам рассматривают человека как прах земной, которого Бог
наделил душой. Апостол Павел делил всех людей на телесных, душевных и
духовных, причем духовное начало в человеке – от приобщения к Богу.
Телесное и душевное должно быть подчинено духовному, и в этом видится смысл
христианской жизни. Такое понимание специфики тела человека, принятое в
основных мировых религиях (христианство и ислам), было реакцией на
языческий образ тела, наиболее ярко представленный в искусстве античной
Греции и Рима. Для греков Космос представлялся огромным, хорошо
